И тут кто-то выхватывает у меня бутылку из рук. Движение резкое, стремительное, но я не могу почувствовать в нем мужскую силу.
- Эй, Шон! - возникаю я. - Отдай!
Кто-то осторожно опускает бутыль на холодные ступени - достаточно далеко от меня, хотя я и прекрасно слышу, куда именно, - и садится рядом со мной. Тело теплое, незнакомое.
Но незнакомое до того момента, пока мой собеседник не открывает рот.
- Тебе не следует так делать, Кесс, - заверяет меня ТупицаДженнифер (именно так, в одно слово).
- Только тебя забыла спросить, - огрызаюсь я и громко икаю. - В конце концов, от пива не пьянеют.
- Пьянеют от отчаяния, от боли, от безысходности, от злости, от зависти - от чего хочешь можно опьянеть, - возражает моя собеседница.
Я поворачиваюсь в ту сторону, где - предположительно - должна находиться очаровательная мордашка Дженнифер.
- Слушай, Джен, что ты со мной как с ребенком разговариваешь? - Мне кажется, я вкладываю в вопрос больше сожаления и откровения, нежели планируемой язвительности.
- Прости. Просто я привыкла. - Джен негромко хихикает. - Понимаешь, я детский психолог.
Наверное, это и есть тот момент, когда я начинаю относиться к этой слегка помешанной девушке немного по-другому. Весь мой разум тут же точно делится на две половины, одна из которых хочет засмеяться вместе с девушкой, а вторая - врезать ей прямо в челюсть, чтобы не зазнавалась.
- Хорошо, - я пытаюсь расслабиться и пойти на попятную. - Тогда расскажи мне лучше, как давно вы знакомы с Кимом.
- А он, что, обо мне совсем не рассказывал?
- Только в очень общих чертах, - вру я и посылаю своей новой знакомой самую наидоброжелательнейшую улыбку из всего своего небольшого запаса эмоций.
Джен не колеблется. Она думает, мне интересно слушать, что она говорит про Кима. Мне и вправду интересно, если не брать в расчет некоторые обстоятельства.
- С чего бы начать? - мечтательно закатывает глаза Джен. Я не вижу - по ее голосу я чувствую, что она это делает. - Мы познакомились пять лет назад здесь, в Нью-Йорке. Я была к нему равнодушна - знаешь, я, по секрету, до сих пор больше люблю блондинов. Но он всегда чувствовал что-то большее, чем просто дружбу…
Джесс самозабвенно мелет всякую чепуху, и мне кажется, что она рассказывает мне совсем не про того Кима, которого я знаю. Про какого-то другого Кима с каштановыми волосами и темно-синими глазами ("как у меня, только не такими мутными", - заканчиваю я про себя).
И что самое странное - мне даже нравится Джен, нравится слушать, как она рассказывает про то, какое у них с Кимом было первое свидание, первый поцелуй и даже про то, какой у них был "первый раз" рассказывает. Доверяет мне все свои тайны.
- Он давно тебе звонил? - я прерываю ее рассказ как раз на том месте, где Ким признается Джен в любви. Я не верю в это. В Кима-по-уши-влюбленного-в-Дженн. Не верю в то, что вот такая пустоголовая барби, омерзительно растягивающая слова, может именоваться никак иначе как "невеста Кима".
- Вчера, - пожимает плечами Джен (знаю, что пожимает). И говорит она это таким равнодушным тоном, точно для нее реально существующий Ким, ее "официальный жених", не имеет никакого значения - важен только тот романтичный Ким из ее воспоминаний.
- И как он? - спрашиваю. Стараюсь не выдавать сжигающего меня любопытства.
- Говорит, что нормально. Только… - внезапно Джен замолкает и делает шумный глоток. Вот дрянь - пьет мое пиво! - … просил приглядывать за тобой.
Последние свои слова она говорит очень тихо, почти шепотом, слишком серьезно, чтобы я не почувствовала неприятное головокружение.
Сказывается выпитый впервые алкоголь.
…
Когда я возвращаюсь, его уже нет. Не знаю, как он вышел из дома мимо меня, но так, что я его не заметила, но в одном Шон был уверен точно: я непременно вернусь.
В это мгновение думаю о том, что они с Кимом, возможно, и не так похожи, как мне кажется. Ким - он все продумывает до мелочей, сто раз все проверит и ничего не будет делать, если не будет на сто процентов уверен в результате. А Шон и так уверен, что все получится само собой. Он не запирает двери, не пытается меня насильно остановить, не отбирает у меня пиво (а вот Ким всенепременно бы отнял), а все потому, что он просто уверен, что я вернусь, что я не стану допиваться до состояния свиньи и что я, что бы ни говорила, все равно буду делать так, как он говорит.
Похоже на то, как люди манипулируют сознанием друг друга. И, кажется, Шон уже залез мне в мозги.
Я знаю, что уже начинает светать, но мне все равно решительно не хочется спать. Вероятно, мне уже просто начинает не хватать этих маленьких граненых таблеточек с громким названием "успокоительное". Вполне возможно, что на самом деле это никакое не успокоительное, но разве меня волнуют такие мелочи?
От безделья я начинаю обходить по периметру "крошечную" квартирку Шона и трогать все попадающиеся под руку предметы. Некоторые вещи я с легкостью узнаю - начищенные ботинки, выключатель от плоской потолочной люстры (Шон сказал), висящая на стене рамка с какой-то малозначащей картинкой. Я двигаюсь дальше, но понимаю, что должна вернуться.
"Картинка" вынимается из рамки с трудом. И это даже не картинка - это фотография.
У нее обтрепанные края - это значит, что кто-то с завидной регулярностью вынимает ее из рамки, - и еще она матово-гладкая. И мне доставляет удовольствие бездумно поглаживать ничего не значащий для меня снимок.
Мне не кажется - я чувствую - от карточки веет теплом и Кимом. Я подношу фотография к лицу и начинаю глубоко вдыхать сладкую пыль, так глубоко, что она сразу же въедается мне в легкие. Я не знаю, кто изображен на снимке - только знаю, что Ким брал его в руки много раз. Слишком много раз.
Я забываюсь и, кажется, даже начинаю бессмысленно хохотать на полную громкость. Высоко, надрывисто, истерично, как будто вместе с пылью мне в легкие попал целый ворох облегчения.
В этот момент я уже больше не похожа на прежнюю Кесси, которая так стойко перенесла потерю зрения - последнего жизненного ориентира, на Кесси, которую Ким назвал редкостной стервой, на Кесси, которая не уверена в том, что то, что произойдет в течение половины ближайшей секунды, не убьет ее на этом же самом месте.
Я похожа скорее на Дженнифер. Подсознательно, нецеленаправленно, но я стараюсь изменить себя, понять, что его, черт возьми, в ней так зацепило.
И, тем не менее, я окончательно запуталась в отношении того, какой Ким на самом деле. Единственное, в чем я точно уверена - он не такой, каким хочет казаться.
Я тоже не такая. Грубость, дерзость, стервозность - это все показное, защитное. Потому что я просто не привыкла быть слабой.
И все, чего я в данный момент хочу, это того, чтобы мой громкий смех окончательно заглушил пронзительный звонок в дверь. Чтобы я не принималась пробираться вдоль стены обратно в прихожую. Чтобы могла посмотреть в дверной глазок, дабы иметь хоть какое-то представление о своем раннем госте. Чтобы Ким сейчас был рядом, за моей спиной, и положил бы мне сейчас руку на плечо.
Но моим желаниям не суждено сбыться.
8. "Это звучит забавно, но я почти не боюсь"
Это забавно, но я почти не боюсь. Во мне есть какая-то уверенность, покорность, что как бы все потом ни случилось, это естесственно, необратимо. Как то, что день сменяется ночью, а одна жизнь - другой.
И все, что мне остается, это натянуть на себя фальшивую ухмылку и открыть дверь.
Мой гость дышит медленно, тихо - это первое, что я замечаю, и это единственное, что останется в моей памяти навсегда об этом человеке. Он уверен в своих силах - я чувствую, от него так и веет этой самой уверенностью. И в чем-то я даже завидую ему, потому что он уверен в том, что произойдет в следующие тридцать секунд.
- Это совсем не больно, Кесси, - шепчет он, и я узнаю этот голос. Приторно-сладкий. Голос плохих парней.
И мне почему-то хочется ему верить. Просто верить.
…
Зачем мы строим относительно жизни длинные планы? Расписываем все чуть ли ни по минутам, начиная от собственного рождения до рождения наших детей. У каждого из нас и вправду есть такой список, но только не каждый признается в его существовании.
У меня тоже есть план. И он предельно прост: дожить до завтрашнего дня.
Мои мысли замерзают, становятся похожими на желе. А все потому, что на улице холодно. И мой спутник ведет меня за руку, касается своей ледяной ладонью моей.
Я доверяю ему по какой-то необъяснимой причине, а ведь не доверяла ни Киму, ни Шону. Возможно, я доверяю ему из-за того, что мой разум притупился, а мозги окончательно замерзли.
Я слышу вокруг голоса. Тихие, как будто стесняющиеся моего присутствия. Возможно, голоса говорят вовсе и не обо мне, но мне становится как-то неуютно, не по себе. Приходится покрепче зажмурить глаза, но и это не помогает (да и никогда толком не помогало).
Мужчина, который ведет меня за руку, больше не говорит ни слова, хотя мне и хочет немного приторности из его уст. И в его обществе я чувствую себя полной идиоткой с развязанным языком.