- У тебя все есть, - отрезал Тог. - Королевство. Власть. И бродяжка в придачу, хотя не знаю, на что эта костлявая карлица годится. Нечего распускать нюни, разнылся, как девчонка.
- У меня есть все, кроме того, чего я желаю всем сердцем, - прорыдал Эллоний.
- Чего это? - Брови Тога отчаянно боролись, не в состоянии решить, сойтись им или грозно нависнуть.
- Кроме "бродяжки", как ты ее называешь. Чурчхелы!
Казалось, правая бровь ненадолго взяла верх над левой, но до конца состязания было еще явно далеко.
- Но ты с ней, вы же… как это? Связали себя узами? Окольцевались? Я-то думал, вы с ней одна сатана. А тут на тебе - нет у него бродяжки. - Тог взял с инкрустированного драгоценными камнями стола горшок с медом и разом осушил его. Причмокивая, он потянулся за вторым.
Эллоний теребил подол своего богато расшитого одеяния, глядя в пол. Его брат вечно сыпал непристойностями, Эллонию же претила сама мысль о том, что он мог бы выражаться так грубо. Какие слова подобрать, чтобы он понял? - размышлял он. Как всегда после беспокойных исканий, он вдруг вспомнил о своей излюбленной теме.
Он представил, будто находится на рынке. Вокруг него на прилавках красуются самые спелые и сочные фрукты и овощи со всех ферм и полей Суровых Гор. И в этих ярких, разноцветных продуктах, на взгляд Эллония, скрывается новое, дополнительное значение: все они сравнения и метафоры в физическом обличье, и он может искать и выбирать те, что ему больше по вкусу. Он почувствовал, как все внутри него сморщилось, когда он подошел к первому прилавку. Хозяин прилавка улыбался ему во весь рот.
Дыни. Наверное, учитывая обстоятельства, нет. Вежливо кивнув разочарованному крестьянину, Эллоний медленно побрел к следующему прилавку. И тут неудача, скорее всего папайя - это тоже не то, что он ищет.
Он дышал ровно, изо всех сил стараясь не впасть в панику. Рынок был чудовищных размеров: он даже не глядя знал, что ряды тянутся на сотни метров, если не километров, с каждой стороны. Однако, к несчастью, он оказался единственным покупателем, а это означало, что каждый торговец фруктами или овощами не отрываясь следил за каждым его шагом в надежде, что монарх выберет и купит именно его товар. Эллоний чувствовал себя так, будто находится на фокусной точке линзы, а жаркие лучи их пристальных взглядов вот-вот продырявят его кожу.
Он продолжал поспешно разглядывать прилавки. Лук-порей, понятное дело, вычеркиваем, бананы и кукурузу в початках - тоже, баклажаны вообще никуда не годятся. Он бросил мимолетный взгляд на клубнику, начал ломать голову при виде брюссельской капусты и стеблей ревеня, прежде чем в сердцах отмести их; та же участь ожидала корнишоны и цуккини; манго, фиги, персики, нектарины, абрикосы, вишни, овсяной корень и грецкие орехи привели его в крайнее смятение. А при виде возвышающейся горы маракуй и его бросило в дрожь.
Сельдерей, морковь, пастернак, сливы, фенхель, красная фасоль, крыжовник, джекфрут… кошмар не кончался. Теперь Эллоний в истерике мчался взад и вперед по проходам своего огромного воображаемого рынка - проносясь мимо очередного яркого прилавка, он видел лишь расплывшееся пятно. Лица торговцев слились в одну большую, многокилометровую, скалящуюся, хитрую физиономию. Какао, кешью, калина, кокос, каштаны, картофель, карамбола, киви - картинка в калейдоскопе размылась. Личи, локва, лаймы, логанова ягода, лунган - еле слышный вопль тонкой струйкой сочился из уголков его рта, - танжело, топинамбуры, тамаринды, тыква, томаты. Горох горланил, маслины смотрели масляными глазками, хрен хрюкал, и он готов был руку отдать на отсечение - репа рыгнула. Сыроежки, словно пара сумасшедших терьеров, пытались укусить его за ногу, саподиллы сопели, а свекла свистела. Он бежал вперед, дыхание его стало шумным и судорожным, как при приступе кашля; грохот преследовавших его товаров (гора фруктов и овощей, нависавшая сверху и готовая обрушиться, с угрожающей скоростью катилась за ним) жутким эхом, будто бы отраженным от стен самого Мира, отдавался в его голове.
В последний раз отчаянно вскрикнув, он очнулся и обнаружил себя на деревянном троне в своих королевских покоях. Тог настороженно его разглядывал.
- Ты чего это?
- Пытался придумать, как рассказать тебе о своем горе, - тяжело дыша, вымолвил Эллоний. Холодный нот струйками стекал по его лбу и дальше вниз но впалой груди. - Это немного… мм… личное.
- Да ладно тебе, мужик, говори! - Тог метнул в горку, образовавшуюся в углу, еще один пустой горшок. - Говори как есть! Мне все нипочем. Я же боец.
- Ну ладно, ты знаешь, что такое… э-э… кольраби?
- Какая-то зелень?
- Да, правильно. А… мм… гуава? А сахарное яблоко и хурма? Ну и виноград, само собой?
- Да, слыхал. Девчонкам нравится.
- Ну так вот, Чурчхела не разрешает сделать мне из всех этих фруктов салат.
Тог побледнел:
- Вот оно что? Ну ты, братец, завернул! Думай, что говоришь!
- Я не смог придумать ничего более изящного. Я…
- Да уж. А что, если мама тебя слышала?
Братья виновато обвели взглядом позолоченные стены комнаты, как будто Леса Исчезнувшая могла в любую минуту выпрыгнуть из-за ширмы и наброситься на них. Их опасения не подтвердились, но они тем не менее придвинулись друг к другу поближе и заговорили тише, но оживленнее.
- С самого начала одно и то же, - сетовал Эллоний. - В нашу первую брачную ночь, когда я ожидал… не то чтобы много чего, потому что я порядочно напился, но все-таки рассчитывал на что-нибудь из тыквенных или даже цикориевый салат.
- Хочешь сказать, не прочь был немного пообжиматься?
- Да, но зачем же так грубо?.. Так вот, она сказала - "даже не думай", мол, она не для этого выходила за меня замуж. А выходила она за меня замуж затем, чтобы сделать меня правителем Суровых Гор Хармадри и чтобы оставаться на троне, пока мы оба живы, а жить мы будем, как она туманно намекнула, довольно долго.
В ответ только что проглотивший еще одну пинту меда Тог издал довольный возглас:
- Ты мог бы ее… э-э… утрюфелить?
- Уж как только я ее не утрюфелял! И заморскими трюфелями, и нашими отборными! - воскликнул Эллоний, хлопнув себя по бедру, чтобы подчеркнуть всю серьезность сказанного. - Нектаринка моя, говорил я ей и был сама учтивость, - нектаринка, маммея моя ненаглядная, женатому мужчине очень нужны его чечевица, окра и лук. Отказывать ему в этом - все равно что отрицать существование голоса его внутреннего гибискуса. Но в ответ она бросила только: "Фига!" Тогда я не понял, что она хочет этим сказать, но теперь, - он снова разрыдался, - прекрасно понимаю.
- А я нет. - Правая бровь Тога была выброшена за пределы ринга, но храбро ползла обратно.
- В первую ночь я попробовал пойти за ней в наш шатер. Но стоило мне только переступить порог, как она… изменилась. Это было омерзительно, омерзительно!
Тог молчал. Нахмурившись, он сверлил взглядом последний горшочек с медом. Ему не давало покоя ощущение, что по правилам хорошего тона он должен оставить его брату, но в то же время другое ощущение подсказывало, что все эти правила хорошего тона - чушь собачья. Он потянулся за горшочком.
- Там при свете луны, - продолжал Эллоний, - она очень изменилась: из миловидного кочана свежей молодой капусты, за которым я следовал весь день, она превратилась в… гнилое кислое яблоко! Она выглядела такой старой и дряхлой, будто бы последние полтора месяца пролежала в могиле. Голова блестела - ни волосинки, зато из-за пышной растительности ноздрей было не видно. Складки на шее… угри… фурункулы… Она улыбнулась мне своей ужасной беззубой улыбкой, а дотом ее стеклянный глаз выпал. И мне… мне вовсе не стыдно признаться, брат, что я упал в обморок.
- Как девчонку.
- И с тех пор каждую ночь повторялось одно и то же, пока я уже больше не мог этого выносить и сдался. С тех пор я довожу до совершенства эпическую балладу, рожденную моей страстью к ней, но она отказывается слушать ее. Что мне делать?
Эти последние причитания прозвучали действительно жалобно. Он уткнулся лицом в плечо и захныкал.
К черту приличия - Тог осушил остатки меда.
- А ты не думал завести какую-нибудь спаржу на стороне? - обратился он к содрогающимся от рыданий плечам брата. - У меня как раз есть на примете одна знойная барбариска.
- Бесполезно! Мне нужна она, а не какая-нибудь дублерша! О, горе мне…
Тог беспокойно поерзал на своем месте. Обменявшись сильными ударами, его брови объявили о перемирии.
- Что тут скажешь, братец, - задумчиво проговорил он, - если внешность для тебя так важна, всегда можно затушить свечи - и дело с концом. Как гласит старинная племенная мудрость, ночью все момордики… э-э… пес их знает, какого они цвета. Забыл. Но попомни мое слово…
- Ты так ничего и не понял! - проскулил Эллоний, теребя свое одеяние и устремив на брата укоризненный взгляд налитых кровью глаз. - Тут ничем не поможешь!
- Почему это?
- Потому что она светится в темноте!