- Нет! Другая пара мне не нужна!
И я осталась в постылых стенах, когда все пошли в театр. Меня заперли в спальне, чтобы не путалась под ногами и чувствовала свою вину. Но я только радовалась - поскольку могла играть и рисовать с Миком, и никто бы мне не помешал. Тогда я еще не догадывалась, что вижу его лишь я одна. Мне казалось, что подслеповатая воспитательница просто его не заметила, а дети промолчали из вредности.
Вечером все вернулись. Как только дверь в спальню открыли, я выбежала во двор. Ко мне подошел Колька Зубов, или Зуб. Это был заводила и самый отвратный парень во всем детдоме. Старше меня на три года, он вовсю курил, нюхал клей и непрерывно матерился. Щуплый и невысокий, Зуб не давал прохода всем, кто был слабее его. Возле него всегда вились трое парней, во всем ему подражавших - кордебалет, или свита. Вместе их называли Зубов и Ко.
Один из кордебалета, Мишка на Севере, он же Медведь - огромный белесый парень, туповатый и медлительный - схватил меня за руку. Черноволосый вертлявый пацаненок - то ли армянин, то ли таджик - по кличке Пиявка и Голова - мозги этой компашки, круглый отличник, стукач и любимчик воспитателей (именно благодаря ему зубовской компании прощались почти все выходки), подскочив с двух сторон, заорали:
- Чокнутая, чокнутая!!!
Я попыталась вырваться, но хватка у Медведя была вполне зверская.
Зуб больно ткнул меня пальцем в бок и с усмешкой выдал:
- Больные нам не нужны, верно, Медведь? Больная голова - это заразно.
- Я не больная, это вы дураки!
- Ну как же не больная: выдумала себе друга, потому что никто не хочет с тобой водиться! Кто станет водиться с чокнутой?
Шестерки заржали в унисон.
- Это неправда, я не выдумала, он есть! Вы все врете, потому что завидуете. Вы все плохие!..
- Если мы плохие, то почему же твой хороший друг не вступится за тебя, когда я делаю вот так? - Зуб толкнул меня, а Медведь отпустил руку, и я кулем повалилась на землю. - Где он, твой - как ты его назвала - Зак, Ник, Фил?.. Фил, точно, Фил!
Все заржали, а Пиявка, подскочив, пнул меня ногой в живот. Я смотрела на Мика, стоявшего в нескольких шагах от нас, и не понимала, почему он не вступится за меня. Почему просто стоит, хотя и сжав кулаки, и оскалившись - а не подойдет к моим мучителям и не покажет им?.. Это длилось очень долго, а может, мне так показалось. Я молча лежала на холодной земле, прикрыв руками голову, и не отрывала от своего друга непонимающего взгляда.
Зубову и Ко надоело возиться со мной. Пнув меня еще пару раз, они отошли. Напоследок Голова наклонился надо мной и прошипел:
- Запомни: это не мы, а ты плохая. Сумасшедшая грязная дура, поэтому тебя все и дразнят! И не вздумай жаловаться: во-первых, тебе никто не поверит, а главное - мы тебе отомстим как следует. И никуда ты от нас не денешься!
Мне было очень холодно и больно. Но подниматься не хотелось. Хотелось одного: закрыть глаза, забыться, окончательно заледенеть.
- Пойдем, Тэш! - Мик присел рядом со мной.
Я сжала его ладонь, так сильно, как только могла.
- Тебя нет, ты не существуешь! Я хочу быть нормальной, хочу, чтобы со мной играли другие дети, а не ты!..
- Ты делаешь мне больно - отпусти!
Я разжала пальцы. На его ладони красным оттиском остался след моего судорожного пожатия. Были видны даже полукруглые углубления от ногтей.
- Значит, ты живой, ты существуешь?! Но отчего тогда ты не вступился за меня?..
Он стер грязь с моей щеки. Его ладонь была сухой и теплой.
- Я не мог, правда. Не знаю, почему. Для них я действительно не существую, но это не значит, что меня нет. Честно!
- Значит, ты никогда-никогда не сможешь защитить меня?..
- Нет, не смогу.
- Но ты можешь пообещать, что всегда будешь играть со мной?
- Конечно, - он горячо кивнул мне.
- Тогда мне придется поскорее вырасти, стать большой и сильной, чтобы побить этих мальчишек! - Я поднялась на ноги без его помощи и попыталась вытереть грязным кулачком кровь на лице. - Они все врут: я вовсе не глупая и не чокнутая. Это они злые и гадкие!
В кабинете врача я сказала, что упала. Никто особо не интересовался, почему семилетняя девочка вся в ссадинах и синяках. Я была умной девочкой и больше никогда никому не говорила о Мике - знала, что за такое полагается дурка. Время от времени кого-нибудь из ребят отправляли в сумасшедший дом - за непослушание, или побег, или мокрые простыни. Оттуда возвращались не все, а те, что приходили, становились послушными и тихими. Они рассказывали шепотом о зверствах санитаров, об уколах, после которых либо все время хочется спать, либо мучительно ноют мышцы и кости.
Я стала послушной и тихой заранее. Поэтому избежала сумасшедшего дома - хоть порой и думала, что было бы лучше, если бы меня навсегда заключили туда.
- Девочки, хватит расслабляться - клиент на подходе! - Илона, как всегда подтянутая - несмотря на пышные телеса, и при полном параде, заглянула на кухню.
Очень вовремя - не люблю погружаться в воспоминания. Слишком они яркие и болезненные. И голодные - раз набросившись, не отпускают потом долго-долго.
Девчонки забегали, засуетились. Я подошла к зеркалу поправить макияж. Губы - они у меня тонковаты по нынешним меркам - можно зрительно увеличить, грамотно наложив помаду. Высветлить сумрак над глазами с помощью серебристых теней для век… Но вот усталость и налет тоски не замаскирует даже самый дорогой тональник. Я растянула пальцами губы, изображая улыбку. Свет мой, зеркальце, заткнись - я причесаться подошла!
Звонок в дверь - вот и клиент пожаловал. Выбор девочек - один к одному покупка лошади или породистой собаки. Только что зубы не смотрят, да ржать или лаять не заставляют.
Клиент сидел в холле - так гордо именовалась самая большая комната, в кремовом кожаном кресле, потягивая 'гостевое' (еще одна формулировка Илоны) шампанское. Интересный тип, такие к нам не часто захаживают. Несмотря на расслабленность позы, от него веяло холодной спокойной силой. Невысок, маленькие холеные руки. Но пальцы длинные - такие могут быть у хирурга или пианиста. Чересчур белая кожа и резко выделяющиеся на ее фоне темные глаза. Взгляд пристальный и оценивающий. Что-то восточное в лице - похож на метиса с корейцем или монголом. Губы не яркие и не крупные, светло-пепельного оттенка. Выглядит молодо, но стильно подстриженные волосы почти сплошь седые.
Девчонки напряглись и завибрировали, особенно Виолетта. Она самая старшая из нас (тридцатник с хвостиком), самая ухоженная и самая умелая. Когда-то была замужем за состоятельным мэном, но мэн ее бросил, а привычка к дорогим тряпкам и французскому парфюму осталась. Интересно, что у нее, единственной из всех - несмотря на весь шик - нет постоянных клиентов. Отчего-то во второй раз к ней никто не приходит.
Илона, опознав в клиенте 'культурного', стрельнула в меня глазами и открыла рот, чтобы затянуть обычную песню о 'нашей миниатюрненькой умнице, настоящей гейше', но он, к счастью, не дал ей этого сделать.
- Она, - клиент слегка качнул головой в мою сторону.
Я была ему благодарна, что он избежал фраз типа 'вот эту мне' или 'мне нравится мелкая и рыжая'.
Он взял меня на три часа. Уже через час то, ради чего он пришел, совершилось. Он сидел обнаженный на широкой постели с черными шелковыми простынями (Илона считает это большим шиком) и курил. А я размышляла о двойственном чувстве, которое он вызывал во мне. Мне не было с ним противно или плохо. Я не придумывала картинки, а, расслабившись, участвовала в процессе. Но и абсолютным позитивом назвать это было трудно. Он умело играл на моем теле, я ощущала себя марионеткой, куклой, задорно отплясывавшей в руках кукловода. И еще этот взгляд… Считается, что самыми гипнотическими и леденящими бывают светло-серые глаза, но его черные пронизывали насквозь и обжигали морозом. Отчего-то он ни на секунду не отпускал меня глазами.
- Почему вы так смотрите на меня?
- Как?
- Оценивающе.
- Значит, оцениваю, - он слегка пожал плечом.
- Кажется, мою стоимость уже озвучили, и вы заплатили.
- Почему ты называешь меня на 'вы'? По меньшей мере странно слышать от женщины, с которой только что переспал. Ты бы еще по имени-отчеству обратилась.
- Я не знаю ни того, ни другого.
- Меня зовут Дар. Ты не боишься меня. Опасаешься, но не боишься. Это подкупает.
- А мне стоит тебя бояться? Мне кажется, я хорошо разбираюсь в людях. По крайней мере, редко в них ошибаюсь.
Я тоже закурила, завернувшись в простыню.
- Откуда у тебя этот шрам? - Он взял мою руку. - Ого! Он и тут, - удивился, повернув ладонь. Коснулся теплыми сухими пальцами хитросплетения линий. - Тебя будто проткнули или распинали.
- Ни то, ни другое.
Я отдернула руку - не терплю прикосновений к этому шраму, и тем паче воспоминаний, с ним связанных.
Дар замолчал и отвернулся. Красноватый свет бра падал на его лицо, делая похожим на причудливую маску. Резкие тени заостряли нос, очерчивали опущенный подбородок. Только высокий лоб был освещен полностью и поблескивал. Налипшие на него седые пряди казались твердыми, пластиковыми. Крестик на шее - не золотой, самый обычный - подрагивал, искрясь, от ударов сердца.
У меня зачесались руки. Торопясь, я вытащила из косметички карандаш для век и бумажную салфетку.
Дар не шевелился, словно окаменел - просто идеальный натурщик. Кажется, он так глубоко ушел в свои мысли, что напрочь забыл о моем существовании. Странный все-таки клиент.
- Интересно, зачем ты пришел сюда? У тебя ведь нет проблем с женским полом.
Он медленно стряхнул длинный столбик пепла.