ДозирЭ приложил руку ко лбу и выслал лошадь вперед; вскоре он уже подъезжал к высокородному наезднику, который остановился ровно посередине между противоборствующими армиями и в гордой позе, с подчеркнуто прямой спиной и левой рукой на боку, поджидал авидронского всадника. Его великолепное оружие сверкало в лучах вечернего солнца, мускулистый тонкогривый конь нетерпеливо мотал головой и пофыркивал.
ДозирЭ остановился в двух шагах и почтительно приветствовал незнакомца. Посланник "союзников", который выглядел чуть моложе авидрона, ответил дружеской улыбкой и легким поклоном.
– Я единственный сын Каликотерия – интола Галермо, – сказал он на хорошем авидронском. – Зовут меня Баготерий. Все мы с уважением относимся к авидронам, храбрым из храбрых, мужественным из мужественных. Только вам – авидронам – могло прийти в голову встать с горсткой цинитов на пути столь огромного войска. Однако вы люди разумные, и здравый смысл должен вам подсказать, что ни при каких обстоятельствах вам не одержать верх. Фатахилла велик и могуч, и в его распоряжении миллионы отчаянных воинов. Не лучше ли сразу смириться, как смирились мы и все народы пролива Артанела, и спасти этим свои жизни и жизни своих женщин и детей?
– Оставь свои речи, мой друг, для желторотых юнцов, – прервал переговорщика ДозирЭ. – Чего ты хочешь?
Баготерий нахмурился, невольно оглянулся назад, убедившись, что войско, с которым он прибыл, по-прежнему стоит за его спиной, и довольно заносчиво отвечал:
– Нас здесь свыше ста тысяч. С нами интол Корунго по имени Чивис со своей славной армией, отряды, которые нам послал союз городов Вастаху, некоторые лимские вожди, интол Пизар с двадцатью тысячами опытных воинов, коловаты, бедлумы, корсуны, нейгрики, десять тысяч бионридских наемников и знаменитое племя вудов, известное тем, что его мужчины – лучшие на свете пращники…
– Ну и зачем вы собрали весь этот голодный сброд? – ДозирЭ не скрывал своего удивления. – У вас, наверное, теперь одна забота – как прокормить этих неумытых дикарей?
Баготерий вспыхнул, его глаза сверкнули юношеским гневом, а по лицу пошли красные пятна. Он сжал рукоять морской рапиры с красивой витой гардой из золота и драгоценных камней, но в последний момент всё же нашел в себе силы остановиться. Через мгновение он был таким же высокомерным и хладнокровным, как и в начале разговора.
– Хотелось бы мне услышать, что ты будешь говорить, когда мы уничтожим всю вашу армию, – заносчиво молвил наследник Галермо. – Наверное, станешь на коленях молить о пощаде?..
– Не дождешься!
– Послушай, я не знаю, кто ты такой, и не желаю тратить время на пустые разговоры. Передай своему военачальнику, что если вы освободите ущелье и пропустите нас к Дати Ассавар, то мы вас пощадим. Мало того, мы дадим вам несколько дней, чтобы вы смогли унести отсюда ноги. Это единственная для вас возможность спастись. Ты понял меня?!
ДозирЭ тяжело, исподлобья глянул на самоуверенного юнца, отчего тот несколько оробел. Грономф сам не знал, что некоторое время назад приобрел этот красноречивый взгляд, исполненный силы и угрозы, присущий властным и опытным мужчинам.
– Я получил от своего военачальника все необходимые указания, – холодно сказал ДозирЭ. – Так что могу тебе ответить от его имени, от имени всех цинитов, которых ты перед собою видишь. Сегодня мы будем биться с такой яростью, с какой еще никогда не бились. Если нам и суждено умереть, то ценой многих тысяч ваших жизней. Но скорее всего, мы не доставим вам такой радости. Эгоу!
С этими словами молодой человек приложил руку ко лбу, развернул лошадь и, крепко сжимая ногами ее бока, поскакал в сторону авидронских партикул.
Баготерий немного постоял, задумчиво и огорченно глядя вслед наглому самонадеянному авидрону.
Сражение началось только на следующий день. К авидронским позициям стали приближаться легковооруженные конные лучники и метатели дротиков из Галермо, двигающиеся неплотным строем в десять рядов, за которыми толпой бежали обнаженные по пояс рослые дикари с луками, топорами и короткими копьями в руках. Нападающих было всего около пятнадцати тысяч, и, несомненно, они получили указание разметать авидронских легковооруженных, разрушить валилы и заставить отступить колесницы, чтобы очистить пространство перед основным авидронским строем.
Циниты передовых отрядов Ибабда с любопытством и решимостью наблюдали за приближением противника. Всадники "союзников" – крепкие мужчины со светлыми молодыми лицами, ехали неспешно, безбоязненно переговаривались, некоторые выезжали вперед и издевательски гарцевали на виду у авидронов. Было ясно, что они рассчитывают на легкий бой и скорую победу.
Авидронские вспомогательные силы разместились перед основным строем во всю ширину ущелья. Когда всадники приблизились к авидронам шагов на триста, в сторону воинов Ибабда полетели сотни стрел. Циниты Кадишской либеры не отвечали, и, видя это, воины Галермо вновь двинулись вперед, продолжая стрелять на ходу. Полуголые корсуны и нейгрики, которые следовали за ними, стали выбегать вперед, смешиваясь с конницей.
Между противоборствующими сторонами оставалось всего сто шагов, и вдруг по сильному и глубокому сигналу авидронской трубы тысячи стрел и камней полетели в "союзников". Громко застучали метательные механизмы, установленные внутри валил и на быстроходных повозках, взвились вверх горящие зангнии и посыпались в самую гущу наступающих, глухо разбиваясь об их головы и о лошадиные морды. Через мгновение всё было объято пламенем, дым заволакивал место сражения.
Надвигающаяся масса пеших и конных воинов по инерции еще шла вперед, но было видно, что смятение внезапно охватило поредевшие ряды. Слишком густо летели авидронские стрелы и свинцовые пули.
"Союзники", в особенности галермовцы, не ожидали ничего подобного. Они остановились, кругом падали их сраженные товарищи, ржали раненые лошади… Корсуны и нейгрики оказались чуть смелее и продолжали наступать, но всадники Баготерия, охваченные паникой, уже поворачивали напуганных лошадей, беспощадно давя пеших воинов. Всё смешалось, началась давка, и наступающая армия в один миг превратилась в обезумевшую толпу, где одни устремились назад, другие еще рвались вперед, третьи – умирающие или зажатые ранеными лошадьми, умоляли о помощи, но равнодушно затаптывались десятками ног и копыт.
За этим хаосом и всеобщим смятением противника внимательно следил невозмутимый Ибабд.
– Эта несогласованность присуща всем войскам, состоящим из многих союзников, – сказал он окружавшим его воинам, как бы рассуждая вслух. – Вспомнить хотя бы битву под Кадишем. Тогда трусливые эйселлы едва не погубили авидронскую армию. Если б Лигур во время их бегства не сумел раздвинуть свои ряды и не пропустил бы их в тыл, они бы нас смяли. И кто знает, чем бы тогда закончилось сражение…
Все, кто слышал эти слова, закивали головами, все, кроме ДозирЭ. Либерий обратил на это внимание.
– Ты не согласен со мной, ДозирЭ? Насколько мне известно, ты – один из героев Кадишского сражения. Партикула "Неуязвимые", в который ты состоял, сломила тогда дух иргамов, предприняв отчаянную атаку, и повела за собой всю нашу армию.
– Под Кадишем мы в любом случае одержали бы победу! – горячо отвечал молодой человек, вызвав своим ответом улыбки военачальников и укоряющий взгляд находящегося здесь же Идала. – Что касается сегодняшней атаки, то, мне кажется, виноваты вон те голые дикари. Они смешались с конными цинитами, слишком уплотнили общий строй, который в подобной атаке должен быть "свободным", и, таким образом, лишили конников всякого маневра. Это непростительная ошибка.
Ибабд изумился точности ответа, а вельможные мужи перестали улыбаться.
– Быть тебе военачальником, – сказал довольный либерий.
Между тем первая атака союзников закончилась их всеобщим бегством. Легковооруженные авидронские всадники бросились за отступающими отрядами и успели нанести им значительный урон, но Ибабд, опасаясь того, что они слишком увлекутся преследованием и будут сами атакованы, приказал отозвать их на исходные позиции.
После небольшой передышки "союзники" вновь пошли в атаку. На этот раз авидроны увидели надвигающуюся на них по всей ширине фронта многотысячную тяжеловооруженную фалангу. Воины вражеского монолита были в массивных глухих шлемах с треугольными вырезами для обзора, в сплошных доспехах и с длинными копьями. То были пизарцы, посланные сюда своим интолом; приглядевшись, авидроны насчитали десять шеренг – примерно четырнадцать тысяч человек. Монолит прикрывался спереди высокими железными щитами, на которых была изображена гремучая змея, выпустившая жало.
Когда фаланга приблизилась на сто пятьдесят шагов, циниты Кадишской либеры по сигналу обрушили на пизарцев шквальный удар метательных снарядов. Он был настолько силен, что движение монолита тут же захлебнулось.
Однако "союзники" осмотрелись, увидели, что урон невелик, поскольку тяжелое вооружение надежно их защищает, и продолжили наступление. Вдруг воин в первом ряду монолита, вскрикнув, покатился на землю, за ним второй, третий, а вскоре уже все воины первых шеренг начали спотыкаться. Всё движение смялось, и пизарцы вновь остановились. Оглядевшись, они увидели, что вся земля под их ногами усыпана рогульками величиной с медовый орех, состоящими из острых железных шипов. Путь, усеянный такими шипами, авидроны шутливо называли "дорогой смерти". Наступив на такую рогульку, воин неизбежно получал легкое ранение и не мог продолжать бой.