– Трудно поверить, Одрин, но ты невероятно силен. Не зря вся Белая либера восхищается твоими способностями! – крикнул ему пораженный ДозирЭ.
– Силен? Ничуть. Посмотри на мои узкие плечи и тонкие руки. Это только хитроумный прием, мой друг, и более ничего! – отвечал дорманец, разделываясь с очередным дикарем.
Все это было похоже на безобидную игру. Сплоченная троица без труда расправлялась с попадавшимися навстречу всадниками противника.
Туман рассеялся, и тут выяснилось, что более половины авангардных отрядов неприятеля перебито. Увидев неприглядную картину, красные дондроны издали воинственный клич и ринулись вперед.
Авидронскую пехоту атаковал наемный монолит, плотный, сплошь закованный в железо, выставивший перед собой лес длинных копий. Абордажная либера встретила тяжеловооруженных стрелами и свинцовыми пулями, а сразу после столкновения перехватила инициативу. Натиск авидронских отрядов был настолько силен, что вскоре фаланга наемников, оказавшись некрепкой и неповоротливой, распалась на части и стала отступать в овраг, который находился поблизости. Очень скоро отряд тяжеловооруженных превратился в обезумевшую от страха неуправляемую толпу.
Тем временем Белая либера легко отбила все атаки конницы дикарей и вскоре обратила ее в бегство. Божественный, управляя сражением из центра конного строя, лично повел белоплащных вперед на своем красном Анхасе. Телохранители Инфекта изрубили в куски отряды дондронов, вставшие на их пути, а колесничная партикула остановила попытку дикарей ударить с фланга.
Вожди красных дондронов заметили, что их воины пали духом, а наемный монолит, на который возлагались все надежды, окружен в овраге и скоро будет полностью уничтожен. И тогда, не дожидаясь исхода всего сражения, предводители дикарей бежали, бросив часть своих отрядов…
В оставленном лагере дондронов обнаружили много еды и два десятка повозок, доверху нагруженных золотыми самородками…
Долину Спиера Инфект очистил от дикарей, но он понимал, что они еще сильны и, когда залижут раны, – обязательно вернутся. Дав войску немного отдохнуть, Божественный выдвинулся в сторону земель дондронов. На пути, в самом удобном месте, он развернул большой и хорошо укрепленный лагерь, и в дальнейшем наметил построить здесь надежную крепость. Через несколько дней авидронское войско вторглось в пределы красных дондронов.
Было еще три сражения, но дикари никогда более не собирали армию, превышающую пятнадцать тысяч, а все их союзники, внимательно наблюдавшие за разворачивающимися событиями, бесстыдно отвернулись от своих недавних друзей. Красные дондроны проиграли все три битвы, потеряли лучших воинов и самых опытных вождей, так и не сумев противопоставить отлаженной авидронской военной организации ничего, кроме нескольких наивных хитростей. Последовало перемирие и крупный откуп.
Война за обладание золотом Спиеры была завершена, и Божественный щедро вознаградил всех своих воинов. ДозирЭ стал главным десятником, чего, впрочем, в Белой либере было недостаточно, чтобы получить собственных подчиненных, и прибавил к своим наградам одну золотую фалеру и семь белых платков. Обменяв каждые три белых платка на один зеленый, а три зеленых – на один синий, он стал гордым владельцем одного синего платка. И у него еще оставался один зеленый и два белых. Теперь ДозирЭ с замиранием сердца уже подумывал о пурпуровом цвете, последнем шаге к заветной мечте – золотому платку.
Ветер, тоскливо посвистывая, взъерошивал сухотравье и пригибал чахлые здешние деревца. Где-то заунывно тянул песню пленный дикарь, и, будто подпевая, завывала голодная бродячая собака. От горной гряды шел пугающий гул – наверное, грохотанье далекого камнепада. Сыпал омерзительный бесконечный дождь. Заметно похолодало, и воины кутались в плащи и разводили костры. Внизу, сразу за лагерем в широком изрытом котловане трудились рабы. Их почти не охраняли и никто не подгонял – отсюда не сбежать, а если вечером не сдашь положенную меру золотого песка и самородков – останешься без еды.
Послышались сигналы сбора, и ДозирЭ последний раз окинул взглядом неприветливые пространства. Далекая чужая страна, холодная и сердитая, за много-много дней пути от дома, от Андэль. Гаронны ее возьми!
Глава 37. Берктоль
Инфект Авидронии прибыл в Берктоль накануне Большого берктольского заседания, которое проводилось один раз в год – первого дня первого месяца, то есть именно в день основания союза государств. Это заседание по давно сложившейся традиции закрывалось торжественным воззванием Главного Юзофа Шераса: "Берктольском союзу быть!" – и с этого момента в стране начинались многодневные празднества.
Божественный всеми силами стремился попасть на это заседание, поэтому, оставив в долине Спиера Абордажную либеру, весь обоз, раненых, золото, он налегке поспешил в Берктоль. Места в этих краях были совсем необжитые, дорог никто не прокладывал, и белоплащные в пути часто голодали, оставались без воды, то и дело теряли обессиливших от бесконечной скачки лошадей.
Впереди основного отряда двигались росторы Белой либеры, которые пытались достать провиант, сменных лошадей и обеспечить удобный ночлег. Но чаще приходилось ночевать в степи у костров, питаясь чем придется. Местные племена, нередко совсем дикие и вовсе не ведающие об Авидронии, видя неизвестное войско и опасаясь подвоха, отказывались пропускать Алеклию через свои земли или требовали невероятное количество золота. Приходилось пробиваться силой.
Из шести тысяч воинов Белой либеры, покинувших долину Спиера, в Берктоль вместе с Инфектом прибыли пять с небольшим тысяч всадников. Остальные погибли в коротких жестоких схватках с дикарями и кочевниками либо отстали по разным причинам. Торопясь изо всех сил, Алеклия бросал на дороге неисправные колесницы, добивал выбившихся из сил лошадей, оставлял больных и раненых, заботясь только о том, чтобы они оказались в безопасности, смогли излечиться и потом вернуться домой.
Инфект прибыл к сроку, проделав свыше четырех тысяч итэм и затратив на весь путь всего двадцать четыре дня. Сто пятого года первого дня первого месяца, когда в небе появились первые приметы рассвета, Белая либера въехала в Берктоль. Ворота города оказались беспечно распахнутыми и охранялись только пятью заспанными стражниками. Сначала в городе началась паника: на улицах появился какой-то иноземный отряд, о котором никто ничего не ведал, – но потом все узнали авидронов, и радость осветила лица горожан.
В то же самое время Главный Юзоф Шераса Сафир Глазз тщательно готовился к Большому берктольскому заседанию. Сегодня ему предписывалось одеть поверх золотой плавы бертолетовую накидку, а на его голове вместо рубинового венца должен был возлежать венок из белых цветов. В руке же ему полагалось держать не обычный мешочек с хоругвами, а "жезл мудрости", в полой сердцевине которого хранилось послание предков, основавших Берктольский союз. Раз в год, именно в этот день, потайные замки жезла открывались, пожелтевший онис бережно извлекался на свет, аккуратно расправлялся, и Мудрейший зачитывал обращение, адресованное признательным потомкам: представителям стран, правителям, всем народам континента.
Облачаться в одежды Сафир Глаззу помогали четверо проворных слуг: все они были стареющими мужчинами с сединой на висках, и все – эпросцами, то есть соплеменниками именитого мужа. Главный Юзоф внимательно следил за их работой, часто и раздраженно указывая на важные детали, которые были, по его мнению, упущены, однако на самом деле его занимало только предстоящее собственное выступление, которое постепенно возникало в его голове, сначала обрывочными фразами, потом связными высказываниями и, в конце концов, всё целиком, плавной красивой речью. Он был доволен собою.
В помещение вошел сотник "Золотого отряда" Измаир, один из лучших воинов города Берктоля, глубоко преданный Сафир Глаззу человек. То был молодой мужчина, статный, высокий, сильный, с благородным лицом, в котором преобладала девичья плавность черт и бросающаяся в глаза красота. Впрочем, это нисколько не умаляло мужественности всего его вида. Удачливый поединщик, победитель многих состязаний, неусыпный страж, доблестный Измаир, казалось, добился всего, чего мог желать военный, служа Совету Шераса.
В свое время Мудрейший, подчинив себе в ходе долгой политической борьбы "Золотой отряд", расправился с теми его воинами, которые были недостаточно преданны лично ему. Этого бесшабашного удальца он буквально вытащил из глухого подземелья, куда тот был брошен за убийство в пьяной уличной драке. Потом выделил его из общих рядов, благо цинит оказался весьма способным, не обошел званиями и наградами, помог стать владельцем добротного жилища и доходной земли в пригороде. Измаир знал толк в служении одному хозяину, всячески подчеркивал свою безграничную верность и всем своим поведением показывал, что готов в любое мгновение пожертвовать собой. К тому же он был умен – ровно в той самой степени, насколько это требовалось, ни больше ни меньше, а это очень важное качество для слуги.
Увидев его, Главный Юзоф приветливо улыбнулся:
– Что скажешь, как мне идет эта бертолетовая накидка? Посмотри, какой божественный цвет. Не правда ли – весьма богато и одновременно довольно строго. Я кажусь в ней значительно выше, ведь так? Похож я на Инфекта Авидронии?
– Инфект Авидронии в городе, – вдруг сказал Измаир, непростительно дерзко, не отвечая на вопросы, и Сафир Глазз только теперь заметил, что воин чем-то серьезно озабочен.
– В каком городе? – растерянно переспросил Главный Юзоф.
– В нашем.
– Не может быть, это ошибка! Месяц назад он находился в Оталарисах – был голубь из Бенедикта. Не мог же он за несколько дней проделать такой длинный путь?