- Что, теперь так называют детей?
- Это какая-то новая игрушка, очень популярная.
- А-а. Американская мышь? Нет, это очень старая игрушка. Просто раньше дети дойчей играли в свои, дойчские игрушки... - Власов не стал развивать эту тему. - Да, ещё вопрос: откуда "Францёзин"? Вам известно, что такой псевдоним звучит несколько двусмысленно?
- Что вы имеете в виду? - фрау Галле поджала губы. Похоже, она и впрямь не знала.
- Не хочу показаться пошляком, но на жаргоне определенных кругов "француженка" означает проститутку, а "француз" - педе.
Женщина вспыхнула. "Сейчас она оскорбится и уйдет", - подумал Фридрих. Еще несколько минут назад его такой вариант вполне бы устроил, но сейчас - как знать, вдруг эта либеральная журналистка может сообщить ему нечто полезное?
- Очевидно, я вращаюсь совсем в других кругах, - наконец процедила она, совладав с собой.
- Я тоже, - заверил Власов. - Просто информация не бывает лишней, вот я и счел нужным вас предупредить. Так почему вы решили так назваться? Из-за вашего имени? Или вам так нравится Париж?
- Вообще-то не то и не другое, - сказала фрау Галле, немножко подумав. - Я же всё-таки люблю свою страну. Просто мне нравится слово "франк". Знаете его древнее значение? Должно быть знаете, вы же так любите всё дойчское. Frank - это "прямой", "честный", "свободный". Прежде всего - свободный... Понимаете?
- Как интересно. У меня тоже есть любимое слово. Deutlich. "Ясный" и "отчётливый".
- Вот и поговорили... - женщина повела плечами. - Но ваши идеи насчёт воспитания... Знаете, в этом что-то есть. Не то чтобы я была с ними согласна, но...
- А почему вы с ними не согласны?
- Я же вам объяснила. Это противоречит моему воспитанию и семейным традициям. Моему грунту, если говорить на вашем языке.
- И, конечно, крови тоже? Вы ведь минимум наполовину юде?
Женщина красноречиво промолчала.
- Не беспокойтесь, я не юдофоб. Кстати, по крови я не вполне дойч. Я наполовину славянин, русский. Вы, видимо, не обратили внимания на мою фамилию, когда я представлялся.
- Вы русский? Не ожидала... - видно было, что собеседница и в самом деле растерялась. - Eto est otschen' - медленно произнесла она, выуживая из памяти слова, - interesnyi.
Настала очередь удивляться Фридриху.
- Вы учили русский? Зачем?
- Ja... - журналистка, похоже, искала русское слово, и, наконец, сдалась - как будет по русски наше wollen?
Власов подумал.
- Пожалуй, никак... Wille по-русски очень похоже - "volja". А вот wollen не переводится. У русских этого понятия не было. Во время Осткультуркампфа в словари ввели слово "волить", но оно, кажется, так и осталось в словарях. Можно перевести словами "stremit'sa" или "namerevat'sa"...
- Ох, я это не выговорю, - фрау оставила попытки говорить по-русски и продолжила на родном языке. - В общем, у меня были планы поработать в России, и я стала учить язык... - она хотела сказать ещё что-то, но вдруг её лицо исказилось, и она, промычав нечто вроде "ой, простите, мне нужно отойти..." побежала, держась за живот, по направлению к туалетной кабине.
Фридрих подумал, что после такой еды это неудивительно.
Тем не менее, времени терять не следовало. Он был уверен, что в отчётах Вебера Франциска Галле упоминалась - и не один раз. Следовало воспользоваться паузой в разговоре и сделать быстрый поиск по документам.
Он вытащил из-под сиденья нотицблок, быстро разблокировал его. Справочная база данных по-прежнему была загружена в режиме просмотра. Фридрих решил пока не выгружать ее и нажал кнопку переключения задач, чтобы запустить второй "Норденкоммандор" и уже там задать параметры поиска. Однако вместо того, чтобы спокойно переключиться из текстового режима в графический, экран мигнул и окунулся в черноту, посреди которой светились несколько фраз на языке "наиболее вероятного противника", как говаривал один из офицеров в летном училище. В эту минуту Фридрих был совершенно согласен с такой формулировкой и жаждал лететь бомбить этого противника немедленно, хоть прямо на этом "Боинге".
Усилием воли он заставил себя успокоиться и нажал кнопку перезапуска. "Черный экран смерти" исчез, появилась ненавистная аляповатая заставка, затем "окна" осчастливили пользователя новостью о "некорректном завершении предыдущего сеанса" и принялись неспешно тестировать плат, возвращаясь к началу процедуры всякий раз, когда не ведавшая о происходящем программа загрузки запускала очередную задачу из стартового списка. "Это надолго," - тяжело вздохнул Фридрих и посмотрел на часы. От Берлина до Москвы лететь всего два с половиной часа и, оказывается, за работой и разговорами основная часть этого срока уже прошла. Поработать толком все равно уже не удастся. Фрау Галле всё не возвращалась. Её сын, похоже, проснулся, но сидел тихо, как мышонок - не буйный американский, а честный серенький дойчский маус. Фридрих подумал, что день выдался суматошный и самым разумным, пожалуй, будет немного вздремнуть перед посадкой. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Kapitel 4. Вечер того же дня. Москва, аэропорт Внуково - проспект Освободителей.
Власов проснулся за четыре минуты до того, как самолёт пошёл на посадку: инстинкт, как обычно, не подвёл. Но было что-то ещё, ещё какая-то дополнительная причина проснуться именно сейчас: интуиция тихо скулила, как просящаяся на улицу собачонка. Что-то было не в порядке. Какая-то деталь реальности не вписывалась в привычную картину.
Фридрих отреагировал как положено уважающему себя профессионалу: замер, отпустил мускулы шеи, расслабил веки, и задышал медленно и громко, притворяясь спящим. Это давало две-три секунды на то, чтобы окончательно прийти в себя и оценить ситуацию.
Шум в салоне его успокоил: звуковой рисунок был совершенно нормальный. По крайней мере, можно было ручаться, что посадка проходит в штатном режиме, и никакие люди с автоматами не захватили "Боинг". Вообще, никакой непосредственной угрозы он не почувствовал. Это уже радовало. Он вдохнул поглубже и открыл глаза.
Всё было как обычно. Наиболее сознательные пассажиры застёгивали посадочные ремни, менее сознательные торопливо допивали бесплатное спиртное. Кто-то громко кряхтел - видимо, пытаясь добраться до упавшей под кресло вещицы. Женщина в кресле через проход напротив торопливо подкрашивала губы тёмной помадой.
Настораживало одно: тишина на заднем сиденье.
Власов медленно, осторожно оглянулся. Маленький Микки дремал, свернувшись на кресле. На откидном столике стоял поднос с почти нетронутой едой. Кресло матери мальчика было пустым. А ведь времени прошло... сколько же прошло времени?
Дальнейшие действия Фридрих совершал на автомате. Раз-два - он держит за синий жакетик бортпроводницу и суёт ей под нос своё удостоверение... Три-четыре - он идёт к туалету, на ходу прикидывая, что он будет делать, когда обнаружит в кабинке ещё не остывший труп фрау Галле, и следует ли немедленно звонить в Берлин... Пять-шесть - хлипкая дверь туалета с сырым хрустом выламывается из петель...
В нос ударила кислая вонь настоявшихся фекалий.
Фрау Галле, развалившись верхом на пластмассовом унитазе с запутавшейся в ногах юбкой, полулежала, прислонившись головой к стене. Она была, несомненно, жива - её грудь тяжело вздымалась.
На полу валялся маленький пластиковый одноразовый шприц и ватка со следами крови.
Бортпроводница, заглянувшая в туалет следом за ним (это была всё та же Фрида), тихо ахнула и невольно отшатнулась. Фридрих полуобнял девушку за плечи, чтобы успокоить.
- Ничего страшного. Сейчас она придёт в себя, - сказал он без особой уверенности в голосе.
Госпожа Франциска Галле слегка пошевелилась, веки её дрогнули, под ними блеснули белки - блестящие, как пластмассовые пуговицы на блузке Фриды. Потом она сделала ещё одно усилие, и на мгновение открыла глаза. Набрякшие веки тут же упали, но Власов успел увидеть неподвижные, неестественно расширенные зрачки.
- А, это ты, - неразборчиво произнесла она. - Ты славный малый... иди ко мне... я прибалдела... торчу... хочешь... - она прислонилась к другой стенке и снова отключилась.
Голова Власова заработала с утроенной скоростью. Судя по вырвавшимся словечкам, фрау Галле имеет какой-то наркотический опыт. Наркоманка? Но никто не сказал, что фрау Галле ввела себе наркотик самостоятельно. Едва ли бегство в туалет было предлогом: у неё действительно схватило живот, хотя толком поесть она так и не успела... И чтобы сразу после этого, даже не спустив за собой, колоться - нет, до такого не могла дойти даже либеральная журналистка, это невозможно. Значит, наркотик ей кто-то ввёл...
Он обшарил взглядом пол кабинки, ища осколки ампулы. Ампулы не было. Может быть, она в унитазе? Неважно, дальше... Кто-то ввёл. Как? Прошёл через салон, выломал дверь... нет, никто ее не выламывал, кроме него самого, в этом Фридрих не сомневался. Открыла сама? Абсолютно невозможно... Правда, у персонала есть ключи, но все равно, любая нормальная женщина успела бы завизжать. Нет, с ходу версия не выстраивается. Отставить размышления. Теперь - что делать. Самое резонное - немедленно после посадки известить местную безопасность... или, может быть, не теряя времени, воспользоваться замешательством и забрать подозрительную женщину с собой? Потом, когда она придёт в себя, её можно будет допросить. Точнее говоря, поговорить начистоту: здесь он не имеет права кого-либо допрашивать.
- Уважаемые пассажиры, через несколько минут наш самолёт совершит посадку в аэропорту "Внуково". Пожалуйста, пристегните ремни и оставайтесь на своих местах до распоряжения бортпроводниц, - раздалось в салоне.