Он молча спешился и подошёл к Серому. Грегори смотрел на него, тяжело дыша и охлёстывая плетью придорожные кусты. Но прежнего гнева уже не было. Грегори вроде быка. Бесился легко и отходил быстро. И когда он сел на Бурого, Грегори повёл их привычной рысцой и уже молча, без ругани. И молчал до вечера. Не шутил, не издевался над ними. Сидел, сгорбившись, и молчал, только раз сокрушённо, тихо, так что он еле расслышал, сказал.
- Вот сволочи… Ведь два дня парню оставалось…
… Эркин повернулся на бок и натянул на голову одеяло. Тянет из-под двери. Надо будет войлока или кожи полоску найти. Подбить. Лучше бы войлока. Что плохо в кладовке - окна нет, время не угадаешь. Не кладовка, а так… выгородка, вроде уборной. Как закуток в скотной. Он повернулся на спину, откинул с лица одеяло и попробовал потянуться, но сразу упёрся головой в стену, а пятками в дверь. И дверь, скрипнув, открылась. Придётся вставать. Заодно и время посмотреть.
Но за окнами была темнота. Эркин нашёл так и оставшийся на столе ковш, жадно напился. И чуть было спросонья по привычке не зашёл в комнату. Благо, Женя оставила на ночь дверь открытой. Он опомнился на пороге и постоял у притолоки, слушая их дыхание. Женя всхлипнула во сне. Сволочь он всё-таки, довёл её до обморока. Но кто ж знал, что она так… Ну, может теперь наладится? И так просто свора не пришла бы. Её навели. Знать бы, кто наводки даёт… Он почувствовал, что мёрзнет, и вернулся к себе. Тихо прикрыл за собой дверь и лёг. Запор надо какой-нибудь придумать. Наружный крючок он оставил. Поискать ещё один… или снаружи простую защёлку, а крючок вовнутрь… Женя обидится, что он от неё запирается… Ладно, не зима, лето. За лето всё может случиться.
Утром за завтраком Женя была уже прежней. Только прощаясь с Эркином, попросила.
- Будь осторожней. Не рискуй.
Он усмехнулся в ответ, поцеловал лежащую на его плече её руку и убежал.
Женя расцеловала Алису, ещё раз проверила, всё ли Та запомнила, и пошла на работу. День обещал быть жарким, но ей возвращаться поздно, и она несла на руке плащ. О вчерашнем она постаралась забыть. Иначе изведётся от тревоги за него. Мейн-стрит была такой чистой, нарядной, безмятежной, что хотелось ни о чём не думать, а просто наслаждаться жизнью. Что ж, завтра праздник, и она пойдёт погулять с Алисой, пройдутся по Мейн-стрит и домой. А вечером тогда большой чай со сладостями. И погода как раз установилась.
На работе её ждал сюрприз. Завтра День Матери, и её, как единственную среди них маму, поздравили и вручили общий подарок - красивого фарфорового пеликана с птенцом - символ материнской любви и самопожертвования. И ей, конечно, ничего не оставалось, как пригласить их на завтра "на чашечку".
- Ради бога, Джен, не вздумайте устраивать приёма.
- Мы же понимаем, как вам трудно.
- Да-да, только кофе.
Женя растроганно благодарила и в уме прикидывала, что сделать к кофе. На День Матери принято подавать домашнюю выпечку. И хватит ли у неё посуды. И она уже вовсю печатала, когда вдруг сообразила. Ну, хорошо, они будут пить кофе, Алиса с ними - вести себя за столом она в общем-то уже умеет, - а Эркин? Он как раз к пяти обычно и приходит. Женя досадливо прикусила губу. И это после вчерашнего скандала, который она ему устроила… У нас гости, угощенье и веселье, а ты посиди в кладовке! Рядом с уборной. Что же делать? Но и отказаться уже поздно и просто невежливо.
Женя прислушалась к разговору. Может, кто-то скажет что о вчерашнем, о том, что рассказал ей Эркин, но все ещё мусолили Бал. Кто, с кем, сколько раз танцевал, кому что сказали, кто с кем и когда ушёл. Сколько можно? До следующего Бала, что ли? И опять… единство белых. Спасибо, ей вчера объяснили, чем это оборачивается. Для всех остальных.
Под эти пустые разговоры день тянулся невыносимо долго. И Женя ушла в своё. Ну что за жизнь, когда и от праздника никакой радости? Когда радостью ни с кем нельзя поделиться, даже показать её нельзя. И ещё ей идти на эту подработку. Видеть влюблённые глаза Гуго. Гуго влюблён в неё по уши и не может понять, почему она, столь нежная на Балу, стала такой холодной и строгой. Жене было жаль Гуго. Но она ничем и никак не могла ему помочь. Может, она вообще зря пошла на Бал. Оказывается, все переживания у Золушки после Бала. Из-за неразумно розданных авансов.
Женя с трудом доработала до конца. Город уже готовился к празднику, а у неё ещё работа впереди. Сумка с продуктами оттягивала руку, мешал плащ, даже солнце раздражало. Какой-то тёмнокожий парень предложил ей дотащить сумку куда угодно и всего за ничего. Она сердито отмахнулась от него. Он разочарованно присвистнул и исчез. А она сразу представила на его месте Эркина, и ей стало так горько и обидно, что чуть не заревела посреди улицы.
И в конторе было как-то неуютно и напряжённо. Не было Перри и его шуток, не было Нормана и его спокойной уверенности. Женя остервенело печатала аккуратно переписанный текст Рассела. Гуго смотрел на неё преданными глазами, и это раздражало. Скорее бы конец. Завтра с утра столько дел. Отмыть Алису, убрать в доме, спечь…
- Пожалуйста, Рассел, ваш текст готов.
- Спасибо, Джен, - он задержался у её стола. - Джен, мне бы хотелось поговорить с вами.
- Поговорить? - удивилась Женя. - О чём?
- Прежде всего… о вас. И я прошу вашего разрешения проводить вас.
Женя невольно посмотрела на Гуго, но тот сосредоточенно чертил.
- Пожалуйста, - пожала плечами Женя и, не удержавшись, добавила. - Надеюсь, это не будет объяснением в любви?
- Объяснением, - улыбнулся Рассел. - Но не в любви.
После работы Рассел помог ей одеться и, несмотря на её протесты, взял её сумку.
Они шли по тёмным и уже пустынным улицам, и Женя ждала разговора. Но Рассел медлил.
- Ну же, Рассел, - не выдержала Женя. - Вы обещали разговор и молчите.
- Я слушаю, Джен.
- Кого?
- Не кого, а что. Не идёт ли кто за нами.
- Повторяется история с Балом? Тогда это были вы. А сегодня кто? Гуго?
- Спасибо, Джен, вы помогли мне начать. Тогда за вами действительно шли. Вернее шёл. Я видел его. И пошёл за ним.
- Так…
- Подождите, Джен. Я не знал, кого из вас он преследовал. Но три дня назад я опять увидел его.
- Да? И где?
- Вы знаете кондитерскую сестёр-старушек?
- Разумеется.
- Они делают пристройку к магазину. И этот… он работал на стройке.
- Вот как? - Женя старательно улыбнулась. - И что вы можете о нём сказать?
- Пока и вам немного. Он индеец, высокого роста. Пожалуй, как я.
- Да, извините, я перебью, но как вы узнали его? Ведь была ночь.
- По движениям. По манере двигаться. А теперь увидел и примету. Шрам на щеке. Кажется… да, на правой. Что меня кстати удивило. Шрам свежий, но если была драка, то повредить могли левую щёку, никак не правую.
- Индеец со шрамом. Звучит! - Женя постаралась вложить в эти слова всю иронию, на какую была способна.
- Да, я согласен с вами, Джен. Это немного смешно. Но… но я не могу вам всего сказать. Но поверьте мне, у этого индейца есть все основания для мести белым.
- Вот как? - Женя уже не могла придумать ничего оригинальнее. Сердце то прыгало у горла, то стремительно падало куда-то вниз, в пустоту.
- Джен, поймите. Ради бога, поймите меня правильно. Может быть, это случайное совпадение. Может, он преследовал Хьюго. Может, спутал вас с кем-то… Джен, будьте осторожнее.
- Спасибо, Рассел. Вы очень заботливы, - её голос звучал вполне искренне. - Но я никого не боюсь.
- Не надо бояться, Джен. Страх перед придуманной опасностью погубил Империю. Я прошу вас быть осторожнее. И всё.
- Спасибо, Рассел.
Женя остановилась и мягко, но решительно отобрала сумку.
- Вот мой дом.
- Вы помашете мне из окна, Джен? В знак, что всё в порядке.
- Хорошо. Спасибо за предупреждение, Рассел. И до свидания.
- До свидания, Джен.
Рассел не двигался с места, пока не увидел в окне лицо и машущую руку Джен. Он сделал приветственный жест шляпой и пошёл обратно. Что ж, он сделал всё, что мог. Предупредил. Но, кажется, она не поверила. Как объяснить, не раскрывая себя? Давая информацию, надо раскрыть её источник. Иначе информация недостоверна. А он не может, просто не может сказать… Если бы это была не Джен… Он бы продолжал занимать своё удобное место наблюдателя, даже зрителя. И наслаждался бы спектаклем. Комедия, трагедия, фарс… Любой из жанров интересен. И кровав. Но Джен… Джен делает любой спектакль жизнью, а тебя не зрителем, а участником. Недаром Хьюго влюблён в неё. Со всей немецкой сентиментальной серьёзностью. Перри… она единственная, кому он говорит искренние комплименты. Даже Норман… нет, о Нормане лучше не думать. И будем надеяться, что это было случайное совпадение. Просто этот индеец куда-то шёл. И их пути случайно совпали. Будем верить в случайность. Потому что перед закономерностью ты бессилен.
Женя убедилась, что Рассел ушёл, тщательно расправила штору и без сил опустилась на табуретку. Эркин, сидя как всегда у топки, полуобернувшись через плечо, наблюдал за ней. Увидев, как она сидит, навалившись на стол, он быстро встал и подошёл к ней.
- Тебе плохо? Женя?
- Нет, - она перевела дыхание и попыталась улыбнуться. - Нет, все хорошо.
Он присел перед ней на корточки, снизу вверх заглянул в лицо.
- Что-то случилось?
- Нет-нет. Потом расскажу. Так, пустяки.