…Он навсегда запомнил этот вкус и название. Шерри-бренди. Хорошие конфеты. В дешёвых Паласах их не подавали. А с той беляшкой он до конца смены проваландался. Больше передышек она ему не давала и всё хрипела, требуя по-новому, по-другому и по-жёсткому. И питья, хоть и обещала, так больше и не заказала, хорошо он тогда не поверил ей и не стал сразу допивать до конца, и, когда смена кончилась, было чем горло промочить.
Эркин сонно покосился на окно: щели не видно, можно спать дальше. И засыпая, невольно причмокнул губами, вспоминая сладкую, чуть пьяную конфету…
Утром Эркин едва не проспал. Во всяком случае, если обычно к пробуждению Жени у него уже всё было готово, то сегодня она уже накрывала на стол, когда он принёс последнее ведро.
- Сегодня пойдёшь и обменяешь свои сигареты, - твёрдо сказала Женя, - и денег возьми, а то вдруг не хватит.
Он кивнул, торопливо дожёвывая.
- Если придёшь рано, будешь в сарае работать?
- Да.
- Тогда я запирать не буду. И Алиса пускай рядом поиграет.
- Ага, - радостно согласилась Алиса.
- Только смотри, во дворе к Эркину не подходи. А то ещё ляпнешь при всех что-нибудь.
- Не ляпну.
Но Женя уже спешила.
- Всё, я побежала. Эркин, просто захлопни за собой, Алиса, засовы сама задвинешь.
Но Эркин уже был в дверях.
- Нет, я первым. Всё, пошёл, - и по обыкновению бесшумно сбежал вниз.
Андрея он встретил у входа на рынок. Тот торговался с небритым стариком из-за связки копчёной рыбы, а из кармана накинутой на плечи куртки торчало горлышко бутылки. Эркин дождался конца торга и подошёл.
- Уже?
- Надо раньше, пока цену не погнали. Пошли.
- Сколько с меня?
- За второй будем посылать, ты и дашь.
Эркин кивнул.
Их встретили гоготом и подначками по поводу недельного отсутствия, но извлечённая Андреем бутылка установила благоговейное молчание. От лишних глаз они зашли за развалины и расселись на обломках стен и помостов. Здание рабского торга оставалось местом сбора, но только шакалы и самая распоследняя шваль пользовалась им как жильём. Остальные брезговали даже по нужде туда зайти. Андрей высыпал на лист лопуха рыбу и откупорил бутылку.
- Ну, чтоб и дальше фартило.
- С удачей вас, парни.
- Того же.
После первого круга, разглядывая полупустую бутылку, Арч спросил.
- Хватит одной?
- За мной вторая, - Эркин поискал глазами, кого бы послать.
Гонец получал глоток, и желающих было много. Эркин выбрал из мальчишек кого посмышлёней, что не рискнет жухать, и дал тому деньги. К его возвращению первую бутылку благополучно прикончили.
- А тут как? - Адрей одним махом оторвал половину рыбины и стал сдирать с неё кожу.
- А никак. Много нас стало.
- Не, просто беляки цену держат.
- Нет, парни, работы меньше. Пленные возвращаются, перебивают.
- И с пропиской к ним не сунешься.
- Беляки…
- На хрена их русские отпускают?
- Так тоже беляки.
- Белый белому…
Андрея уже не считали белым и говорили при нём свободно. Да и его это не трогало.
- Свора не лезет?
- Не.
- Они друг дружку теперь шерстят.
- Ага, помнишь, сигаретами вроссыпь торговал, его так отделали… Третий день не видно.
- А чего?
- А фиг их знает.
- У них свои дела.
- Нам они по хрену.
Вторую бутылку открыли, но уже не спешили. Кое-кто, как и Эркин, пропускали свои глотки. И тут пришёл Митч, что тоже в одиночку крутился, и такой… взъерошенный, что его сразу усадили в круг, воткнули ему в рот бутылку и заставили как следует глотнуть.
- Ну а теперь говори, - распорядился Одноухий.
- Гуталин спёкся, - наконец выдохнул Митч с третьей попытки.
- Гуталин?!!
Могучего добродушного негра, прозванного Гуталином за мягкость, знали все. Знали, что он даже торговаться не умеет, соглашаясь сразу на любую оплату.
- Кто его?
- Свора. Сегодня ночью.
- Да он же ночью дрыхнет, носа из дома не покажет.
- Дома и спёкся.
- Ты расскажешь толком или нет, - взъярился Нолл, - или тебе по кумполу врезать? Так я могу!
Митч обвёл их сумасшедшими глазами.
- Так… того… свора теперь по домам ходит… и проверяет.
- Чего?!
- Их спроси! - заорал, наконец, Митч. - А с Гуталином так. У одной беляшки угол снимал. За работу. Пахал как раб. Свора пришла, а они в одной комнате.
- В кровати что ли? Так Гуталин со страху помрёт, прежде чем на беляшку посмотрит.
- Я говорю, в комнате. Одна у неё комната. Гуталин на полу спал. Её за потерю расовой гордости побили и обрили, наголо. А Гуталин заступаться вздумал. И кранты. Спёкся Гуталин.
Наступило долгое молчание. Эркин словно оглох и ослеп, и не сразу проступили голоса и краски. Вторую бутылку прикончили быстро и молча, доели рыбу и разошлись.
Эркин с Андреем ещё посидели. Эркин покосился на насупленное лицо Андрея. Похоже… похоже, у Андрея та же тревога.
- Ладно, - Андрей подобрал пустую бутылку, взвесил на руке. - Ладно. Меня они так не возьмут. Перегородку поставлю с дверью, и пусть… они меня в задницу поцелуют со своей расовой гордостью.
И Эркин смог перевести дыхание. Перегородка - это…! А где он её поставит? В кухне, рядом с уборной? Так в кухне и так не повернуться. В комнате тоже… А кладовка! Полки там есть, добавить ещё пару, расчистить пол и как раз хватит места. И тогда к Жене пусть только сунутся! Ему там работы на полдня, а то и меньше. И в комнате он маячить не будет. На кухне не привяжутся, там он всегда при деле.
Эркин легко вскочил на ноги, отряхнул штаны.
- Отдай бутылку мальцам, и пошли.
- Куда? - Андрей поднял на него глаза.
- Прибарахлиться хочу. У меня сигарет навалом, а я не курю.
- Дело, - кивнул Андрей и встал, отбросив бутылку одному из мальчишек.
По вещевому ряду они ходили долго. И Эркин всё больше хмурился. На сигареты никто не менял, требовали денег. А то и сразу посылали… белые не желали продавать индейцу. Сунулись в цветной ряд, но там такая рванина, что Эркину стало жалко сигарет. Хоть самому эти сигареты чёртовы вроссыпь продавать.
Наконец Андрей углядел и показал ему на невысокую круглолицую светловолосую женщину. Перед ней на куске клеёнки лежали аккуратно сложенные мужские вещи. Не разложены для продажи, а именно сложены. Будто их и не собирались продавать. И стояла она как-то не в ряду со всеми, а будто на отшибе. Подошли к ней. Она подняла на них серые добрые глаза, грустно улыбнулась. И Эркин решил попробовать ещё раз, последний.
- Чего тебе? - тихо спросила она.
- Штаны ищу, мэм. Рабочие.
- Вот.
Она вытащила из стопки и развернула тёмно-синие, из толстой грубой ткани, отстроченные белыми нитками, брюки. Грегори носил такие на выпасе.
- Вот. На тебя как раз.
- Сколько, мэм?
Она назвала цену. Цена была приемлема, и Эркин с надеждой спросил.
- Сигаретами возьмёте, мэм?
- Нет, - покачала она головой. - На что они мне? У меня курить некому.
И тут вмешался Андрей.
- Сменяй ему. А сигареты продашь.
- Да кто их купит? Нет, мне деньги нужны.
Эркин вздохнул и отошёл. Андрей остановил его.
- Стой. Лучше не найдём. Давай так. Я у тебя покупаю сигареты, а ты у неё штаны.
Эркин только бешено посмотрел на него.
- Я ж курю, - стал объяснять Андрей. - Мне всё равно покупать.
- Зарабатывали вровень, а тратить…
- Стой. Идём к ней.
Андрей за рукав подтащил его к женщине.
- Слушай, если ты у него сигареты возьмёшь, я у тебя их, с места не сойти, куплю. За твою цену. Тебе ж выгода.
- Иди ты…! - Эркин вырвал рукав.
Женщина вдруг охнула, посмотрела на них.
- Так вы что? Русские?!
Эркин не сразу сообразил, что в споре с Андреем, как уже привык, смешивал русские и английские слова. И само это ругательство он знал от Андрея.
- Я русский, - сразу ответил Андрей по-русски. - А он напарник мой.
- Давай сигареты, - повернулась женщина к Эркину.
Он вытащил из карманов и выложил на клеёнку отсортированные и перевязанные в пучки цветными нитками сигареты.
- Много даёшь, - улыбнулась женщина.
- Берите все, - радостно отмахнулся Эркин.
- Тогда в придачу возьми.
Она перебрала вещи и достала серую трикотажную рубашку с короткими рукавами. Рубашка была в нескольких местах зашита. Свернула её вместе с брюками в сверток и подала ему.
- Носи на здоровье.
Она сказала это по-русски, и он, помня замечание Жени, что отвечать надо на том языке, на котором заговорили с тобой, ответил тоже по-русски.
- Спасибо.
Андрей радостно шлёпнул его по спине.
- С обновой, - и продолжил по-русски. - Ну, мать, сколько с меня за сигареты?
- У выхода купишь, - усмехнулась женщина. - Там дешевле будет. А раз деньги есть, купи рубашку себе. Не ходи в армейском, не позорься.
Андрей медленно кивнул.
- Твоя правда. Давай уж две. Только мне с длинными.
Она выбрала и подала ему клетчатую, зелёно-серую, и в бело-голубую полоску.
- Носи.
- Спасибо, мать, - расплатился Андрей.
- На удачу вам, - и вздохнула. - И на жизнь долгую.
Они переглянулись и попрощались с ней молчаливыми кивками. И уже уходя услышали, как кто-то укоризненно сказал.
- Обнаглел краснорожий, а ты попустительствуешь.