– Афиняне… прорвались…
– Где? – коротко спросил Эвмен, опередив регента, – как это случилось?
Разведчик покачал головой, сглотнул.
– Не… Не знаю… Наши бе… бегут…
– Вот песьи дети! – процедил Антипатр. Не понятно, кого имел в виду, – "бегуны", за мной!
– Куда ты?
– Разберусь на месте. Остановлю!
– Опасно! Позволь мне!
– Ты – здесь! – отрезал регент и исчез в пыли. Тридцать продромов последовали за ним.
Эвмен остался один. Как часто случается в подобных ситуациях, чувство времени отказало ему. Сколько его утекло, как песок сквозь пальцы, прежде чем обстановка стала проясняться? Любитель точности во всем, не только в составляемых текстах, кардиец имел наметанный глаз и легко мог свериться по солнцу, но сейчас он забыл обо всем, страстно желая лишь одного: пусть эта проклятая пыль уже опустится. А та сопротивлялась: утренний бриз сошел на-нет, сдавшись на милость победителя – полуденного безветренного зноя.
Творилось что-то очень плохое, фаланга в центре пятилась назад. Эллины ввели в бой новые силы? Это уже очевидно, но в каком месте и как много? Правый фланг просматривается лучше, хотя и там напылили тысячи ног. А с левым совсем все плохо.
Так сколько же времени прошло? Пес его разберет. Грохот битвы на левом фланге докатился уже до того самого места, откуда таксис Асандра двинулся в атаку. Давят афиняне, мы отступаем.
Нет, прав разведчик, не отступаем – хуже. Эвмен различил, наконец, бегущих, побросавших оружие людей. Уж точно не афиняне, те бы в другую сторону бежали. За спасающимися мчались всадники-продромы. Чужие.
Боги, где Антипатр?! Ведь в самое пекло бросился старик!
Нужно срочно спасать ситуацию. Как? Быстро, вот как, без разговоров и душевных метаний.
Сжав зубы, кардиец ударил пятками лошадь и помчался к, медленно пятящимся, педзетайрам.
– Развернуть строй противосолонь! – Эвмен скакал вдоль тыла фаланги, – развернуть строй!
Его не слышали, может, не понимали, а может (скорее всего) – не желали подчиняться приказу, отданному не понятно кем.
Кардиец спрыгнул с лошади, выхватил меч и бросился прямо в гущу сражения, проталкиваясь между рядами воинов, раздраженно огрызавшихся и бранивших писаря на чем свет стоит. Эвмен пробился почти на самый передний край, где шла жестокая сеча, и заорал в ухо одному из лохагов:
– Слева обходят, развернуть строй противосолонь и отойти на стадию!
– Чей приказ?! – не отрывая взгляда от напиравших фокейцев, крикнул лохаг.
– Антипатра! Он возглавляет отход наших! Теснят наших афиняне!
Кардиец импровизировал, прежде ему никогда не приходилось руководить сражением, да и вообще, командовать воинами, но сейчас в его голове складывалась отчетливая картина битвы, что не смог увидеть, домыслил по косвенным признакам. Нужно организованно отходить на юго-запад, держа фронт против прорвавшихся афинян. Левый фланг, похоже, не спасти. А там регент… Но не о нем сейчас думал Эвмен, а о войске, большую часть которого еще можно вытащить из этой бойни.
– Выполняй! – проорал он в ухо лохагу, – я к Мелеагру!
Однако добраться до Мелеагра кардиец так и не смог: тот сильно оторвался от своих, азартно преследуя побежавших аркадцев и локров, и открыл брешь, в которую незамедлительно хлынули недобитые фокейцы и еще какие-то воины. Афиняне? Как они тут? Откуда?
Ификратиды Ликурга, стремительно перемещаясь по полю боя, казалось, были уже всюду. Они отсекли таксис Мелеагра от остальных и уже окружали его.
Кардиец бежал по тылам, которые стремительно растворялись в бурлящей кровавой пене. Его заметили. Худощавый воин метнул дротик, Эвмен увернулся. Афинянин бросился к нему, потрясая копьем. Кардиец легко уклонился от смертоносного жала, перехватил древко рукой. Выпад, противник закрылся пельтой от меча, но клинок-обманщик, не желая встречаться с лозой, на противоходе подсек воину сухожилия в коленном сгибе. Эвмен толкнул раненого ладонью в грудь, проскользнул в пируэте, уходя от копий еще двух проворных вчерашних рыбаков или гончаров. Короткие точные взмахи клинка и рыбу в Афинах придется ловить кому-то другому. Горшки лепить – тоже. Впрочем, здесь недостачи не будет, вон сколько их… Видели бы сейчас царского писаря эти надменные князья, только вчера сменившие овчинные безрукавки македонских пастухов на расшитые хитоны. Писарь, да. Папирусомаратель. А вот Филипп бы не удивился, опознав в ловком и умелом панкратиасте своего главного канцеляриста. Он, Филипп, многое знал, о своих людях. Может, даже больше, чем они сами. Это ведь он первым вручил писарю панцирь и шлем, перед походом на Элладу. Все тогда смеялись…
Эвмен замешкался. Мелеагр окружен, куда бежать? Вперед, к Кратеру? Или назад? Кратер имеет больше шансов прорваться, но отход следует начинать прямо сейчас, промедление смерти подобно.
Эвмен оглянулся: за спиной никакого строя, свалка, повсюду мелькают плетеные щиты.
Кратер. Предупредить Кратера. Сражение проиграно.
Эвмен бросился бежать.
Андроклид вновь шел в первом ряду, подхватив сариссу из рук павшего товарища. Он, конечно, понятия не имел, что творится вокруг, но нутром чуял – в сражении наступил перелом. И явно не в пользу союзников: строй этолийцев трещал по швам, прогибаясь под напором македонской фаланги. Продвижение вперед заметно усилилось. Ряды этолийцев смешались, гоплиты и пельтасты, все вместе, а воины Кратера сохранили порядок и теперь их глаза горели, предвкушая восторг резни показавшего спину врага. Ну, еще не показал, но скоро уже. Совсем скоро…
"Пешие друзья" рвались вперед, но их командир сохранял трезвость, не позволял себе без памяти погрузиться в танец смерти. Он не видел, что твориться на левом краю своего монолита, но чувство, более надежное, чем зрение, подсказывало ему:
"Не торопись!"
– А ну пыл умерить! Кто вырвется вперед, накажу! Ровнее строй!
– Сейчас, сейчас драпанут, – в возбуждении приговаривал Неандр, работавший слева от таксиарха, – навались, ребята!
– Сохранять спокойствие! – скосил глаза на торопыгу Кратер.
Неандр заткнулся, но губы все равно шевелились:
"Сейчас, вот сейчас…"
Ну и случилось.
– А-а-а!
– На, жри!
– Бегут!
– Ар-ре-е-ес!
– Б-е-е-е-е-г-у-у-у-у-т!
– Стоять! – взревел Кратер, как сто быков, – сохранять строй!
Неандр дернулся было вперед, но таксиарх, повернувшись и перехватив сариссу одной рукой, отвесил неслуху оплеуху.
– Шкуру спущу!
Подействовало, горячие головы малость охолонули.
– Кратер! Кратер! Пустите меня, да пустите же! Ну, раздайтесь!
– Кто там орет? – повернулся таксиарх, – Эвмен? Зачем ты тут? Что случилось? Ты в крови?!
– Не моя, – кардиец запыхался, – нужно отходить!
– Отходить? Но почему? Эллины показали спину, смотри!
– Это неважно! Мы разбиты! Ты слышишь, разбиты!
– А ну успокойся! – рявкнул стратег, – не части! Объясни толком!
– Нет времени, ты единственный сохранил порядок. Мелеагр окружен, и таксис Антипатра, похоже. Асандр бежит. С тыла подходят фессалийцы.
– Как это могло… – начал Танай.
– Подожди! – резко прервал его таксиарх, – а регент? Что с Антипатром?
– Я не знаю, – устало опустил руки Эвмен, – нужно уходить, Кратер, сражение проиграно. Мы разбиты. Наголову. Гелланик погиб. Линкестиец, похоже, угодил прямиком в засаду.
– Проклятье! – прорычал Кратер, – проклятье!
– Если повернемся спиной, догонят, – покачал головой Танай.
– Нужно уходить бегом, – твердил свое Эвмен.
– Ударят в спину.
– Значит нужно оставить заслон… – уверенно сказал Танай.
– …из смертников, – закончил за него Кратер.
Повисла пауза. Недолгая. Танай, выпрямившись во весь рост, шагнул вперед.
– Я останусь! – он посмотрел вокруг, – кто со мной?
– Я с тобой, Танай, – шагнул вперед Андроклид.
– И я, – поспешил за другом Неандр.
– Нет, – отрезал лохаг, – если остается декадарх, уходит димойрит. И наоборот. Ты уходишь, Неандр.
– Но…
– Никаких "но", – негромко, но так, что у всех мурашки по спине пробежали, сказал Кратер, – оставим один лох, составной. Из разных отрядов. Только добровольцы. Те, у кого есть сыновья. А сами пойдем быстро. Очень быстро. Нужно сохранить армию, то, что осталось. Спасти Македонию! Эти шакалы теперь накинутся…
– У Андроклида нет сыновей! – голос Неандра дрогнул.
– Успокойся, брат, – Андроклид положил руку ему на плечо, – так надо. Я ведь гол, как сокол, а у тебя семья. Так нужно.
– Один лох, – задумчиво проговорил Эвмен, – почти триста.
– А как иначе, кардиец, – сверкнул зубами в улыбке Танай, – это же Фермопилы!
Линкестиец стоял на коленях, уткнувшись носом в землю. Руки связаны за спиной, ремнями стянуты у локтей. Ноги свободны, ну и что с того? Не убежишь… Некуда бежать.
Союзники ликовали, шум стоял нисколько не меньше, чем в битве.
Чья-то нога ткнулась в бок.
– Вставай.
Линкестиец не без труда поднялся на ноги. Он не был ранен, но помят изрядно.
– Не бей его, Харидем.
Два человека. В доспехах, без шлемов. Один худой, высоколобый, чуть лысоватый. Светлые кустистые усы и борода скрывают рот. Другой покрепче, кудрявый, чернобородый, загорелый, как эфиоп, золотая серьга в правом ухе.
– Ну что, Линкестиец, не узнаешь меня? – спросил чернобородый.
Александр медленно покачал головой, чуть наклонился в сторону и сплюнул кровь.
– А я тебя помню. Видел при дворе Филиппа, когда с ним еще можно было разговаривать. Только ты тогда совсем сопляк был.