Чезаре слабел, его движения замедлились. Диего мог убить его в любой момент, но тянул время, скользя взглядом по лицам зрителей. Он ждал. И дождался, выхватив из пестрой толпы лисий прищур Гассана, стоявшего в первом ряду, на самой границе двух бушующих стихий, как раз напротив Квирини.
– Как бы ты хотел умереть, Сейфулла?
Диего усмехнулся.
– Думаю, смерть в глубокой старости мне не грозит.
– Рассчитываешь погибнуть от меча? А ведь меч может быть и палаческим.
– Хотите напугать, Гассан-эфенди? Я сделал все, что мог.
– Не все. Воин ислама на полпути не останавливается, а ты позорно бежал. Чего еще ждать от потомка трусов, что предали истинную веру, желая сберечь свои шкуры.
Диего сжал зубы.
– А вы не предавали веры своих отцов, ряди спасения жизни?
– Не сравнивай несравнимое, грешник. Я узрел свет истинной веры и уже много лет не жалею своей жизни, сражаясь за нее. Я попаду в рай. А ты, презренный кафир, прячешься под крестом и вздрагиваешь всякий раз, когда тебя называют по имени. По истинному имени, – Гассан презрительно сплюнул, – ты никогда не совершал намаз и не соблюдал поста в Рамадан. Ты будешь вечно гореть в аду, терпя невыносимые муки.
Диего побагровел, но ничего не ответил.
– Так как бы ты хотел умереть, Сейфулла?
Диего молчал, исподлобья рассматривая Гассана.
– Что я должен сделать? Повторить попытку убийства Барбариго?
Гассан покачал головой.
– В одну реку дважды не войдешь. Но, я думаю, еще не все потеряно. Я не стану тебя обманывать. План очень опасен. Для тебя. Сказать по правде, лазейка для спасения при любом исходе предприятия меньше игольного ушка. А если тебе суждено умереть, ты должен это сделать, как испанец и добрый католик, прославляя Христа, дабы никто не заподозрил до поры руку османов в этом деле. Но я обещаю тебе, все грехи будут забыты и врата рая распахнутся перед тобой. В случае же нашего успеха все правоверные узнают, что волю Всевышнего исполнил человек по имени Сейфулла, Меч Бога.
– Я все сделаю, эфенди, – твердо сказал Диего, после недолгого молчания.
"Ты должен тянуть время. Пусть соберется побольше народу. Ты будешь играть с ним, как кошка с мышью, а потом убьешь. Очень жестоко. Смеясь и унижая. Пусть они видят. Пусть они стонут. Пусть они захотят убить тебя. Пусть они захотят убить всех испанцев. Вот тогда беги, если сможешь. Не сможешь – ступай в рай с чистой душой".
В руках у Гассана арбалет. Не слишком мощный, из тех, что натягиваются с помощью стремени и поясного крюка. Зачем он ему?
Гассан кивнул. Пора кончать.
Танцуя, Диего управлял клинком венецианца, как хотел. Куда колоть? В предплечье? Получи. В бедро? Изволь. В голову? Кончик шпаги прочертил борозду на щеке Чезаре.
Тот уже понял, что с ним играют. Он устал. Он изранен. Клинок, как бревно. Едва держась на ногах, венецианец бросился в свою последнюю атаку, отчаянно рубя, не предназначенной для этого рапирой.
Закончил бой Диего по-итальянски, театрально. Захватил рапиру "пилой" кинжала. Движение кистью, и клинок, звонко застонав, умер. Дага летит прямо в открытый бок, но в самый последний момент отклоняется клинком мориска, а шпаголом бьет в живот. Еще раз. И еще.
Чезаре, зажимая руками страшную рану, рухнул на колени. Диего, встав у него за спиной, скрестил клинки на горле венецианца и торжествующе взглянул на его соотечественников.
– Остановитесь, сударь! – Квирини шагнул вперед, простер руки перед мориском.
Диего вытянул клинки из-под подбородка Чезаре. Из горла фонтаном ударила кровь. Венецианцы стонали в отчаянии, испанцы радостно ревели. Их много, его поддержат, еще можно выбраться из этой передряги, если сейчас начнется мясорубка. Широко улыбаясь, Вибора обернулся.
Арбалет. В руках у Гассана. Приклад упирается в плечо. Колючая смерть на кончике короткого болта смотрит прямо в глаза.
Шпион одет, как венецианец, стоит в окружении венецианцев, но и аркебузиры из Картахены тоже совсем рядом. Граница дня и ночи, жизни и смерти.
"Ах ты, коварный ублюдок… Решил помочь мне добраться до рая? Ну, стреляй!"
Он ждал болт прямо в сердце, не зная, что Гассан целится ему в плечо. Натренированное тело сжалось, как пружина. Прыгнуть в сторону? Нет! Он больше не побежит.
– Бей испанских собак! – закричал венецианец Алессандро Андретти и нажал на спусковой рычаг.
Вздрогнули плечи тугого короткого лука, загудели, выпрямляясь. Вибора успел ощутить, как короткая стрела просвистела в дюйме от его левого плеча.
"Промазал…"
– Мессир! – крик за спиной.
– А-а-а! – один из венецианцев вскинул к плечу приклад аркебузы.
Марко Квирини недоуменно смотрел на оперенье арбалетного болта, торчащего у него из груди. Подломились колени…
Треск выстрела. Еще один. Диего бросился к испанцам. Поздно. Слишком долго стоял, как столб. Венецианцы налетели, сбили с ног, ткнули рожей в солоноватые серые катыши, обезоружили, заломив руки за спину.
– Бросайте оружие, собаки! Вы окружены! Всех перебьем!
Удар по ребрам. С ноги. Диего скривился, сжался. Еще удар. Еще. Выстрелы. Лязг стали. Крики, в которых нет ничего человеческого.
– Бей испанцев!
Пороховой дым щиплет глаза. Ничего не видно, одна багровая тьма. Обрывки мыслей. И удары, один за другим, вышибающие дух.
Его подняли на ноги. Кто-то бесцеремонно отвесил пару пощечин. Диего с трудом разлепил веки.
– Этого – вздернуть, – прошипел Себастьяно Веньер, – и остальных зачинщиков. Нашли, кто стрелял в Квирини?
– Ищем, ваше превосходительство!
– Да, похоже, не в него стреляли, – добавил другой голос, – вроде в этого говнюка, кто-то из наших. А он дернулся, ну и… Случайно получилось, господин генерал-капитан…
Веньер не слушал.
– Чего застыли?! – затряслась седая окладистая борода генерал-капитана, – веревку вам найти? Я сказал – вздернуть ублюдка!
– А с остальными что делать?
– С остальными?
Веньер хищно оскалился. Подошел к Санторо, которого за руки держали четверо, бесцеремонно схватил за подбородок, притянул ближе к себе.
– Уберите руки, – процедил Хорхе, – я дворянин и не позволю…
– Ты – говно, – проникновенно сообщил Веньер, – и скоро сдохнешь.
– Расступитесь! Да раздайтесь же! – голоса за спинами.
– Что там такое? – раздраженно повернул голову Веньер.
– Это вас надо спросить, мессир Себастьяно! – прогремел голос Марко Антонио Колонны, – что вы себе позволяете?! Какого черта здесь происходит?!
Поминание беса устами воина ватиканской гвардии…
– Я вершу правосудие! Не вмешивайтесь, Колонна!
– Вы сошли с ума!
– Это все происки Дориа! Мне уже доложили! Эти шлюхины дети трясли его приказом! Я лично пристрелю эту генуэзскую предательскую гниду!
– Это был приказ дона Хуана! Опомнитесь, Веньер! Главнокомандующий всего лишь хотел равномерно распределить солдат по кораблям!
– Что?! Да как вы смели распоряжаться моими галерами без моего ведома?! Этот сопляк, сын королевской шлюхи…
– Еще слово и я лично вобью вам шпагу в глотку! – срывая голос, заорал Колонна.
– Мессир Себастьяно! Мессир Себастьяно, успокойтесь, ваше превосходительство! – в центр бури протолкался Барбариго, – нам всем нужно успокоиться! Иначе мы прикончим "Лигу" прямо здесь, на радость туркам!
Красное лицо Веньера дергалось от напряжения. Он молчал, губы беззвучно шевелились.
– Агостино, уведите его, прошу вас, – остывая, проговорил Колонна.
– Пойдемте, ваше превосходительство, – Барбариго положил руки на плечи Веньера, – все образуется.
Колонна обвел взглядом бледных, насмерть перепуганных солдат, задержавшись на лице Санторо. Шагах в ста от берега заскрипела ветка платана, прогнулась под тяжестью человеческого тела, повисшего в петле.
– Разойтись.
Следующие два дня Гассан наблюдал, как дон Луис де Реквесенс, Колонна и Барбариго ходили все вместе и каждый по отдельности между шатрами дона Хуана и Веньера. О чем там шли разговоры, он, конечно, не знал, но в какой-то момент ему показалось, что план сработал.
Дон Хуан публично заявил, что не желает видеть Веньера, а венецианец обозвал всех своих вчерашних союзников предателями и объявил, что разрывает все отношения с "Лигой". После чего отдал приказ сниматься с якоря.
Однако чаяниям Гассана не суждено было осуществиться.
Еще в Мессине союзники узнали о печальной судьбе Фамагусты, венецианской крепости на Кипре. Она уже несколько месяцев осаждалась турками и не получала никакой помощи. Последние подкрепления и припасы покойный Квирини доставил туда еще в январе. Когда у защитников совсем не осталось сил, они приняли предложение османов о сдаче. Первого августа над Фамагустой взвился белый флаг.
Командующий турок Лала Мустафа-паша гарантировал венецианцам неприкосновенность, однако стоило тем покинуть крепость, как началась резня. Перед шатром Лала Мустафы насыпали гору из отрезанных голов, а с начальника гарнизона, Марко Антонио Брагадино, содрали кожу живьем.
Узнав об этом, христиане воспылали жаждой мести и теперь, когда Веньер собрался покинуть "Лигу" (разумеется, он не имел на то полномочий, но старик, как шептались по углам его офицеры, совершенно тронулся умом), венецианцы своего командующего не поддержали.