Ну а теперь должен выйти и он сам, чтобы сказать о главном, о том, что не иуда его сын Святозар, но - истинный богатырь. Что пал он, положив несметное количество ворогов, смертию смерть поправ.
Не из-за кого-нибудь, а из-за Святозара молчали пушки, кои Бату для острастки позади своих туменов выставил. Благодаря ему не разметали они в клочья дружинников, шедших на решающий удар, отчего он и получился столь могучим. Так что Истислав может только гордиться таким отцом.
Но где же государь?!
Тут поднялся со своего места и Вячеслав Святославич. Хитер стрый. О том, что его брата - опору и подмогу посылают в Булгарию, не сказал ни слова. Об ином речь повел.
- Почто сын израдца за одним столом со мной сидит?! - грянул он. - Кто ты такой, царевич, чтоб собственной волей - ибо гласа государя я не слыхал - Истислава Иудовича вместях с самыми лучшими и именитыми мужами Руси равняти?! Кто как, а я того терпеть не желаю!
Взглядом же, горящим ненавистью к удачливому сопернику и устремленным прямо на своего братанича, он произнес: "А в первую очередь я тебя зрить не могу, да еще в этом кресле!"
Теперь получалось, что и откладывать нельзя, и дождаться государя не получится. Ах, дед, дед! Ну что ж ты занемог так некстати?!
Тут поднялся Осман Эрторгулович. Его рука явно искала саблю на боку, которой, слава богу, у него не было - не дозволено сюда с оружием заходить.
- Святозар Константинович - мой крестный отец, - негромко, чтобы не сорваться в крик, процедил Осман сквозь зубы. - Стало быть, его сын - мой брат от бога. У нас в роду не принято прощать оскорбления, наносимые братьям.
- Даже если у них такие отцы?! - насмешливо выкрикнул Вячеслав.
Трудно сказать, что, а главное, как ответил бы Осман. Может, сумел бы себя сдержать, а может, и нет.
Но Константин Николаич успел.
- Оба сядьте! Негоже за этим столом свары устраивать! - рявкнул он грозно.
В голосе металл прозвенел, да какой - куда там пушкам. Покрепче будет. Чистая сталь. Такой глас ослушаться - себе дороже. Но Вячеслав ослушался, оставаясь на ногах. Николаич же будто и не увидел, что его повеление не выполнено. Знал - начнет настаивать, так оно еще хуже выйдет. Лучше не обращать внимания.
- Что же до гостя, кой здесь сидит, то поведаю по твоей просьбе, Вячеслав Святославич, про отца его. Сразу скажу - горжусь тем, что у меня такой богатырь в родичах был!
Тут же косой взгляд в сторону бросил и заметил, как вздрогнул Истислав и вспыхнул румянец на его щеках.
"Вот и еще один союзник у меня появился, - подумал Константин и похвалил себя. - Вот мне и награда за то, что я за дедову спину хорониться не стал. Сам-то Истислав никто, но за его спиной Осман маячит, а это без малого четыре тысячи сабель, да каких звонких - заслушаешься".
Вслух же продолжил:
- Много сказывать не стану - о том более приличествует государю говорить - как да что было. Я лишь об одном упомяну - никто столь великое число ворогов Руси в геенну огненну не отправил, сколь Святозар Константинович.
- А Русь продал! - хлестнул, как булатным клинком, Вячеслав.
- За Русь он живота своего не пожалел, - отбил удар Константин. - И ты, братан мой, князь Истислав, можешь гордиться своим батюшкой.
В наступившей тишине неестественно громко прозвучал удар Вячеслава Николаевича кулаком по столу. Хорошо, что тот оказался крепок и выдержал. Из доброго дуба столяры мастерили столешницу, словно чуяли, что кое-кто, срывая злость, будет испытывать ее на прочность.
- Негоже тебе тут кулаками сучить. Не место, - с укоризной и явной иронией в голосе произнес Константин, вовремя вспомнив мудрые слова государя: "Кто первый из себя выйдет - тот и проиграл. А уколоть врага лучше всего насмешкой. От нее глупый человек обязательно взбесится".
И точно. Получилось. Да как славно-то. Не улыбки - смешок среди сидящих пронесся. Негромким он был, но Вячеславу и такого хватило.
- На все твоя воля, покамест государь болен, - процедил он, уже поворачиваясь к выходу.
"Остановить? - подумал Константин. - А вдруг не послушается? Тогда урон нешуточный. Нет уж, пусть идет. Но и совсем смолчать нельзя. Государев совет - не посиделки в селище. Тут спуску давать нельзя. Пусть идет, только… не по своему желанию, а по моему".
- Иди, иди! - подтолкнул он Вячеслава, который и без того был уже возле двери. - Я дозволяю. Остынь малость. Оно тебе на пользу, - и довольно улыбнулся.
Кажись, хоть тут управился. Пускай на время, ну да ладно. И Рязань не сразу строилась. Хотел было сесть, но подспудное чувство чего-то недоделанного мешало.
"Ах, да! - вспомнилось ему. - Я же еще не приговорил. Уж больно оно непривычно, вот и позабыл. Что ж…"
Он еще раз обвел внимательным взглядом всех присутствующих и произнес:
- На сем… приговариваю.
В гриднице и без того было тихо - пусть не государь, но его наследник слово держит, но тут и вовсе все замерли. Не было такого раньше. Никогда не было. Решение - да, царевич принимал, когда император отсутствовал, но оно никогда не являлось окончательным и вступало в силу только после одобрения государя.
Как правило, это было формальностью. Суть дела всегда оставалась без изменений, хотя случалось, что кое-какие детали это решение либо дополняли, либо наоборот - исчезали.
Но тут гораздо важнее иное. Какое бы мудрое решение наследник ни принял, все равно окончательный "приговор" всегда не за ним - за императором. Ныне же…
- А по какому праву он так вот?!
- Это что же он себе позволяет?!
- Как у него язык-то повернулся?!
- Да как он осмелился?!
- Это ему не в императорском креслице сиживать?!
Перешептывания становились все громче и громче. Услышит их царевич или нет, недовольным членам совета было все равно.
Константин растерялся. И что теперь ему делать? А дед, который твердо обещал сойти с постели и выйти к своему совету сразу после того, как правнук произнесет сакральное слово, все медлил и медлил с появлением.
Владыка Иоанн тоже забеспокоился. Напряглись руки, сжатые в кулаки, у главы тайной службы его императорского величества, хотя и он не торопился принимать радикальные меры. Да и против кого? В зале-то - тут ушедший Вячеслав правильно сказал - лучшие из лучших сидят, такие же верные соратники государя, как и он сам.
А гул все ширился, пока не прорвался вопросом, что называется, в лоб. Задал его один, но кому непонятно, что от лица всех присутствующих:
- Решил ты мудро, Константин Николаич. Тут из нас, пожалуй, мало кто до такого додумался бы. Мыслю я, что и сам государь император одобрил бы твои слова, если бы здесь сидел. Но сдается мне, что приговаривать покамест токмо в его воле, а не в твоей.
Царевич хорошо знал говорившего. Было их два брата Афониных, и оба они у прадеда в чести. Старшего, Вячеслава, крестил по просьбе их отца, знаменитого лучника, сам великий воевода, не долго думая назвав, как и себя, Вячеславом. К тому времени многие славянские имена уже присутствовали в святцах, так что с этим вопросов не возникло. Младшего же, того, который сейчас говорил, сам государь нарек Владимиром в честь своего отца.
В совет братья вошли не за отцовские заслуги. Таких в зале вообще не было. Ни одного. Просто так уж вышло, что оба оказались башковитыми, имели не только меткий глаз, твердую руку и верное сердце, но и кое-что в головах, а потому вылезли наверх честно, начав с самых низов.
И это еще очень хорошо, что слово взял именно один из них. Во-первых, оба не любили пустых речей, а если уж брались высказываться, то загодя обдумывали каждое словцо, дабы кого-то невзначай не обидеть. Оно и правильно. Императорский совет - не бранное поле, ворогов на нем нет. Все об общем благе радеют, разве что по-разному о нем мыслят. Так что тут рубить с плеча негоже. Тут каждое словцо-стрела должно точно в цель уходить, как на стрельбах из лука. Словом, своей взвешенностью и неторопливостью в чем-то они на наследника престола походили.
Вячеслава Константин знал хуже, а вот Владимира - куда как хорошо. Азы ратной науки - и это во-вторых - Константин Николаич проходил именно под началом младшего из сыновей - ныне изрядно поседевшего, да и вообще выглядевшего гораздо старше своих лет, Владимира, который как раз и держал сейчас речь.
- Ты - мой крестник. Тебе и доверие особое, - сказал тогда государь. - Верю, что в надежные руки своего правнука отдаю.
Тогда в первый раз на глазах Владимира выступили слезы - уж больно велико доверие, что оказал император. Клятвенно заверив, что не подведет, он и впрямь сделал из Константина воина с большой буквы. И если правнук мог кому-то уступить в поединке на мечах или саблях, хотя таких по пальцам перечесть, да еще незагнутые останутся, то во всем прочем, особенно стрельбе, равных юному Рюриковичу не находилось.
И как ни хмурился государь, пряча довольную улыбку подальше в бороду, но на одном из ежегодных игрищ два года назад пришлось ему вручить "Золотую стрелу" как самому лучшему, именно Константину Николаичу, а тот, после недолгих колебаний - жалко же - отнес ее Владимиру. Правда, учитель наотрез отказался ее брать.
- Но ты же из-за меня участия в игрищах не принимал, - веско заметил ученик. - А принял бы, тогда…
- А что тогда? - резко перебил его Владимир. - Одному богу ведомо, что тогда. Может, одолел бы я тебя, а может - наоборот. Так что неча тут о пустом. Твоя она по праву.
- Но ты же мой учитель, - не сдавался Константин.