Хитрить Святозар был непривычен. Всегда и всюду по жизни он шагал ровной широкой поступью, поэтому размышления на тему: "Как обмануть половчее?" давались ему с трудом. Наконец к утру план был в общих чертах разработан, и князь, мстительно ухмыляясь, забылся в недолгом тяжком сне, который почти не принес ему облегчения.
Когда Бурунчи вновь зашел к Святозару и опять принялся уговаривать его помочь, то он с некоторым удивлением заметил, что князь на этот раз слушает его гораздо спокойнее, да и вопросы задает не те, что поначалу.
"Не иначе как и впрямь одумался, - порадовался темник. - А если он еще и поможет мне уговорить пушкарей перейти на службу к Бату, то будет совсем хорошо".
Правда, сомнения в истинности княжеских намерений продолжали оставаться, но Бурунчи разрешил их просто: "Приставлю к нему десяток воинов и велю им не спускать с князя глаз. Вот и все. Из их рук он не вырвется, а даже если и попытается, то тревогу поднять они все равно успеют. Лишь бы он помог мне с пушкарями".
Однако князь попросил отсрочку.
- Сегодня пред своими воями я предстать не смогу. Тяжко, - печально произнес он. - Надо грех отмолить. Завтра приступлю, а пока помолиться хочу да исповедаться. Или вы и попа зашибли?
- Жив он, - довольно заулыбался темник, радуясь, что хоть чем-то может угодить князю.
Не прошло и часа, как Святозар шел знакомой дорогой через площадь, где все еще валялись непри-бранные трупы, в небольшую церквушку, где как раз в это время служил обедню отец Анастасий.
Увидев князя, священник вздрогнул, костяшки пальцев на его руке, сжимавшей крест, мгновенно побелели. Да и взгляд его, устремленный на Святозара, был совсем не пастырский. Кротости да незлобивости в нем не было и в помине.
По церкви, о чем-то весело переговариваясь, бродили несколько монголов, с жадным видом разглядывающих ризы икон, блистающие желтизной.
- Мы ничего не тронули, - похвастался Бурунчи. - Я поставил стражу у дверей.
- Не тронули, говоришь, - с тоской протянул князь. - А вон, а вон, и там тоже, - принялся указывать на разоренные ряды святых и угодников.
Часть икон и впрямь отсутствовала, а на их местах некрасивыми дырами зияли светлые пятна известковой побелки.
- Мне исповедоваться надо и грехи отпустить, - произнес чуть ли не шепотом Святозар - уж больно стыдно обращаться к врагу с просьбой, даже пустячной.
- А кто тебе не дает? - пожал плечами темник.
- Исповедуются наедине - я и священник, - терпеливо пояснил князь. - Исповедь должна быть тайной.
- Тайна не нужна, - энергично замотал головой Бурунчи. - Ишь чего захотел - только ты и твой шаман. Так нельзя. Хан велел глаз с тебя не спускать.
- Так я и не прошу церковь покинуть. Вон в сторонку отойди и все, - указал Святозар на противоположный угол.
Бурунчи немного подумал, затем важно кивнул, соглашаясь:
- Туда можно. Но гляди, князь! Мы и оттуда увидим, если что.
- Не боись, - слабо усмехнулся Святозар. - У тебя повсюду людишки расставлены.
- Это так. Отсюда никому выхода нет, - согласился темник и отошел в сторону, а Святозар направился к отцу Анастасию.
- Исповедоваться хочу, отче, - опустился он на колени перед молодым, тех же лет, что и сам князь, священником.
- Не может священнослужитель иудин грех отпустить, - сурово поджал губы отец Анастасий. - Оное токмо господу под силу.
- Невиновен я, батюшка, - вздохнул Святозар. - Сам поди ведаешь, любого человека можно так опоить, что он вовсе в безумие впадет. - И тут же попытался сменить тему: - Ты-то почему не ушел? Али нехристи про подземный ход проведали?
- Матушку свою пытался спасти, да не успел, - нехотя отозвался священник и вдруг встрепенулся: - А ты откуда про ход ведаешь?
- Так я же в Орске начальствовал, до того как меня в Оренбург государь поставил. Ходы же во всех крепостях в одном месте делались, да и сами они друг с дружкой как сестры-близняшки схожи, - грустно улыбнулся князь.
Крепости на Яике, да и на Волге тоже, и впрямь ставились на один манер. Подойди поближе и навряд ли сумеешь опознать - какая из них перед тобой. Отличия касались только строительного материала, из которого возводились стены. К примеру, Верхний Яик спутать нельзя было ни с какой иной - черный камень, которого в тех местах было в изобилии, сильно отличал эту крепость по своему виду от всех прочих.
Внутри и вовсе все сходилось. В центре каждой первым делом возводилась здоровенная башня, брать которую надо отдельным штурмом, даже если враг сумел овладеть всей цитаделью. В нее, хотя она и имела пристройки со всех сторон, причем тоже каменные, был всего один ход со стороны большой залы.
Каждый из пяти этажей башни соединялся с другими приставными лестницами, которые можно было в случае чего легко втащить за собой и наглухо захлопнуть люк. На этажах также имелись тяжелые металлические щиты, которыми эти люки закрывались сверху, после чего сами щиты придавливались камнями, заготовленными заранее. Проникнуть в башню через окна тоже было невозможно. Сквозь узкие бойницы не протиснулся бы и ребенок. Одним словом - твердыня. К сожалению, когда монголы въезжали в Яик, никого на башне не было, включая начальника крепости, вышедшего встречать князя.
Небольшой каменный храм располагался, как и положено, входом на запад, а алтарем на восток. О существовании подземного хода, который начинался под плитами левого притвора, где сейчас стояли монголы, терпеливо ожидавшие Святозара, знали немногие, в их числе и священник Анастасий.
Князь оглянулся на Бурунчи. Тот стоял как раз на том самом месте, где доски деревянного пола можно было легко поддеть, после чего поднять за железное кольцо каменную плиту и спуститься в небольшое квадратное отверстие, уходящее под крутым углом вниз. Далее же оставалось пройти по нему до деревянной дверцы, окованной железом. Снаружи дверца маскировалась дерном, плотно выложенным поверх нее.
"Вроде бы в этом месте пол еще не тронут", - отметил Святозар и вновь повернулся к священнику.
- Так знают поганые про ход или нет? - настойчиво спросил он.
- Нет, - ответил тот и с сарказмом добавил: - Если ты сам не успел их об этом известить.
- Не веришь, стало быть, - вздохнул князь и попрекнул: - А Христос разбойнику поверил и не токмо простил, но и в рай взял.
- Тот раскаялся, - неуступчиво заявил отец Анастасий.
- Не каялся он, - возразил Святозар. - Я помню, что в писании сказано. В евангелии от Луки говорится, что один из них унял злословие другого, да еще попросил Христа помянуть его, когда он вознесется к богу. О покаянии же и речи не было. Так ты что же, отец Анастасий, неуступчивее Христа решил быть?
- Он простил разбойника, - процедил священник и подчеркнул: - Разбойника, а не Иуду. Ты же не гостей торговых на дорогах обирал, а Русь продал, а это все равно, что спасителя.
- Стало быть, не желаешь мне поверить? - сделал вывод Святозар. - Как же мне убедить тебя в том, что я не повинен?
- Не знаю, - ответил отец Анастасий. - Если бы я не видел, как ты, княже, хохотал вчера на площади, или не слыхал, что по твоему велению врата у крепости открыли, то, может, и поверил бы.
- Ну, хорошо, - согласился Святозар. - Не хочешь, и не верь. Но уж выслушать ты меня обязан.
- У любого, пусть он даже по уши в мерзостях погряз, я обязан принять исповедь, - неохотно подтвердил священник.
- Не исповедь, - поправил его Святозар. - Тут дело поважнее. Коли мне веры нет - подсоби рубежникам, что в полон попали. Есть такие?
- Есть, - кивнул отец Анастасий. - С полсотни захвачено, не менее. Зрел я, яко их ныне поутру из подвала выводили, дабы они трупы прибрали.
- И пушкари среди них имеются? - в тон ему продолжил князь.
- А тебе на что такое знать надобно? - вновь насторожился священник, с прежней опаской взирая на Святозара.
- Мне ни на что, - пожал тот плечами. - А вот темнику Бурунчи они ой как надобны. В Оренбурге у них ничего не вышло - уж больно мало людишек в полон взяли. К тому же среди пушкарей Гайран оказался. Так вот он и себя взорвал, и всех тех, кои у Бату камнеметами ведали. Хан их к пушкарю огненному бою учиться приставил, а Гайран всех разом и порешил.
- Я помолюсь за него, - перекрестился священник. - Как его имечко-то?
- Так Гайран же, - опешил Святозар.
- То прозвище, - наставительно заметил отец Анастасий. - Вороном птицу кличут, а у человека христианское имя должно быть, при крещении ему даденое.
- А я и не знал его, - горько усмехнулся князь. - Гайран и Гайран.
- Ну и ладно, - махнул рукой священник. - Нешто господь и так не поймет, что пред ним праведная душа предстала.
- А как же самоубивство? - озадаченно спросил Святозар. - Разве то не тяжкий грех?
- Смотря во имя чего, - немного поразмыслив, откликнулся отец Анастасий. - Да и не было его. Он же не себя помышлял изничтожить, когда фитиль запаливал, а ворогов. Предложи ему кто, чтоб они погибли, а он живой остался, - нешто не согласился бы?
- Думаю, да.
- То-то. Значит, не убивал он себя сознательно. И потом, слыхал ли ты о жертве искупительной, коей все прошлые грехи смываются?