- А пока он будет безуспешно штурмовать бул-гарские города, мы двинем войска на Гуюка, - подхватил воевода. - Слушай, а мне нравится ход твоих мыслей.
- Нельзя, - вздохнул Константин. - У нас с Булгарией договор. Мы же тебе не англичане какие-нибудь, у которых нет друзей, а только интересы. И не американцы. Если Русь дает слово, то должна его держать, и никуда от этого не денешься. Поэтому дуй к Рязани, а по пути перехватывай все полки, которые спешат сейчас в Нижний, и направляй их туда. Только не торопись, и все согласуй с ясами и половцами. Нужно создать такое кольцо, чтобы обратно в степь ни один монгол не ушел.
- А зачем так сурово? - усмехнулся Вячеслав.
- Только так, - подтвердил Константин. - Пойми, Слава, что наши победы сами по себе исход этого противостояния не определят. Они лишь растянут его во времени. А решит его именно то, что я сказал, то есть беспощадность, возведенная в куб. Они пришли на нашу землю с оружием, значит, уйти не должен никто. Только такая звериная жестокость сломает монголам хребет. Пленных отдай всех полностью ясам и половцам. Пусть сделают с ними все что хотят, но к лету чтоб я ни одного монгольского рыла у них не видел. Рабов на Руси быть не должно, а свободными я их видеть на своей земле не желаю. Хотят - пусть перережут, нет - в Кор-чеве продадут. Причем всех поголовно. Хотя есть и исключение. Надо сохранить жизнь, во всяком случае постараться это сделать, царевичам-чингизидам. Особенно Гуюку и Кулькану.
- Они что - такие хорошие? Или такие умные, что могут пойти на мировую?
- Не думаю, что они хорошие, и навряд ли - умные. Но Гуюк очень властолюбив, так что, несмотря на отцовское завещание, он все равно будет лезть после его смерти в верховные правители, а мы ему поможем. И из плена вовремя освободим, и даже людей дадим. Пусть заваривает кашу. У него есть два важных преимущества по сравнению со всеми остальными. Во-первых, он христианин, хотя и несторианского толка.
- А это как?
- Долго объяснять, - отмахнулся Константин. - Короче, отличия от православия в нем есть, но, в конце концов, я же не патриарх и не священник, так что запросто могу посмотреть на все эти нюансы сквозь пальцы. Все равно, раз он христианин, то нам будет легче с ним договориться.
- А во-вторых?
- Об этом я уже говорил. Он жутко завидует Батыю и ненавидит его. Кстати, с ним идут сыновья Угедея и Чагатая, и все они - сторонники Гуюка. Поэтому и надо оставить их в живых, а в плену держать со всевозможными удобствами и почтением, чтобы подружиться.
- А не получится так, что от этого ты только проиграешь? - усомнился воевода. - Ведь если Вату узнает об этом, то остервенеет еще больше.
- Но у нас будет подписан мирный договор с Гуюком. Став верховным правителем, он повелит Бату оставить нас в покое.
- Уверен?
- На девяносто пять процентов, - кивнул Константин.
- Лучше бы на сто, - проворчал воевода, а его друг улыбнулся и спросил:
- А твоя мамочка Клавдия Гавриловна случайно не говорила тебе, что сто процентов гарантии дает только страховое агентство, да и то лишь при заключении договора, а не при его выполнении?
- И еще господь бог, - добавил Вячеслав, на что Константин лишь развел руками:
- Я ни то, ни другое. Пользуйся тем, что даю хоть столько. А уверен я в этом, потому что исхожу из психологии. Поступить надо так, чтобы досадить главному врагу.
- И ты считаешь, что из желания напакостить Бату Гуюк согласится оставить в покое такого опасного соседа, как Русь, которая когда-нибудь сама может напасть на него?
- Так ведь мы - не его соседи, - усмехнулся Константин. - В первую очередь мы сидим занозой в боку у его врага, и Гуюк будет только рад этому. И даже если Батый двинет на Русь все свои силы, то они будут очень невелики, потому что он получит помощь людьми только от родных братьев. Сыновья Угедея его терпеть не могут, а у Менгу, с которым он дружен, хватает своих проблем. К тому же пойти против своего верховного каана он ни за что не решится. Да и сам Бату не осмелится нарушить его приказ. Ты пойми, что Гуюк только и будет ждать ослушания. Любого, пускай самого маленького. Тогда у него появится повод двинуть против него не только свои войска, но и повелеть то же самое остальным чингизидам.
- А этот, как его, Кулькан. Он-то чей внук, что ты так упорно его в живых оставить хочешь?
- О-о-о, - протянул Константин. - Это вообще очень важная птица. Он - внук самого Есугея.
- А это еще что за орел?
- Скорее кречет. Между прочим, папа Чингисхана.
- Так твой Кулькан…
- Последний, пятый сын этого гада, - подхватил Константин. - Он нам нужен живым, чтобы мы могли, удерживая его в плену, шантажировать всех его племяшей - Бату, Гуюка, Менгу и прочую шелупонь.
- Навряд ли оно у тебя получится, - усомнился воевода. - Ты же сам говорил, что они косо глядят друг на дружку. Так что плевать они хотели на твоего Кулькана.
- Ты не понял, Слава. Мы будем их шантажировать не тем, что убьем его, а тем, что выпустим. Прикинь, какой это могучий конкурент в борьбе за верховную власть? Думаю, любой, кто бы там ни сел в Каракоруме, многим пожертвует, лишь бы мы продолжали держать его у себя.
- Голова, - уважительно протянул Вячеслав. - Ну, будем считать, что ты меня уговорил. - И вдруг встрепенулся. - Погоди-погоди. А как же ты сам? Здесь у тебя под рукой всего двадцать полков. Остальные в пути. Ты сам велел мне их перехватывать и забирать к себе.
- И еще конная дружина, - напомнил Константин.
- Пять тысяч и еще двадцать. Итого - двадцать пять. А против будет не меньше шестидесяти, причем сплошная конница. Да еще пускай не две с половиной сотни, но уж сотня пушек наверняка. И ты рассчитываешь продержаться, пока я не вернусь? Да тебя сомнут в первый же день.
- Есть еще булгары, - напомнил Константин. - Бату идет на них прямым ходом, значит, ему не до башкирских кочевий. Тех, кто окажется в стороне от его дороги, он не тронет. Выходит, есть кому спеть: "Вставай, страна огромная…"
- И все равно риск, причем огромный, - не согласился воевода. - А может, я здесь, а ты - туда? - неуверенно предложил он.
- Там нужен тонкий маневр и согласование. Для этого ты больше моего подходишь. К тому же у тебя за плечами военное училище. Как говорится, тебе и карты в руки, - ответил Константин. - А мне тут намного проще - стой да отбивайся. И еще одно. Если Батый узнает, что против него дерется сам русский царь со своим войском, он уверится, что стоит разбить меня и вся Русь падет к его ногам. Ему же и в голову не придет, что мы точно так же разделим свои полки. Совсем другое, если он узнает, что против него всего-навсего какой-то там воевода. Тогда он вполне может обойти тебя, прямиком ломанувшись на наши города, а я из них вывел все боеспособные полки. Вот они уж точно осады не выдержат - ни каменных стен, ни пушек. Так что иного выхода я не вижу. Кроме того, ты оставил мне половину своего спецназа. Работенку я для них сыщу, не сомневайся. Только вначале ты…
- Что? - быстро спросил Вячеслав, видя, как друг застыл в нерешительности, не отваживаясь произнести свою мысль вслух.
- Я… - протянул Константин и вновь умолк.
Воевода терпеливо ждал продолжения.
- Отбери вначале десяток самых лучших. Может быть, уже поздно, но попытаться помешать этому надо. И опять же… Святозар. Пусть они постараются отбить у монголов его и Николая.
- Одно дело - убить человека. При умении - а оно у них есть - это секундное дело, - медленно произнес Вячеслав, - И совсем другое - выкрасть. Это гораздо тяжелее. Особенно если этот человек сам не изъявляет особого желания уйти с ними, что не исключено. Значит, надо тащить его на себе. А второй изранен. Получается, что надо тащить двоих. Я, конечно, не страховое агентство, но могу дать гарантию, что провал обеспечен на все сто. В самом лучшем случае они все-таки украдут их, но убежать не сумеют, будут сразу настигнуты погоней. Что им тогда делать и как поступить?
- А ты сам что думаешь? - побледнел Константин.
- Тут случай особый. Один - твой сын, а другой - твой внук. Поэтому решать тебе и только тебе, - безжалостно отрезал воевода.
- Но вина Святозара еще не доказана! - отчаянно выкрикнул Константин. - Неизвестно, как он оказался в Яике и почему открылись ворота! Может, его как раз и хотели освободить! А Николай?! Он-то вообще безвинный! - И осекся, замолчал.
Когда через пару минут он заговорил вновь, перед Вячеславом стоял другой человек. Да и голос был совсем иной - сухой и ломкий, как опавшая листва, напрочь лишенный эмоций.
Он и речь свою больше адресовал не другу, а самому себе:
- Святозар не должен оставаться в плену, даже если этот плен добровольный. Мой сын - это знамя. Сейчас оно в чужих руках. Если враг придет сюда с моим знаменем, то народ может растеряться. На нем могут быть написаны заманчивые призывы, и у меня нет уверенности в том, что… Словом, дай людям команду вырвать это знамя из чужих рук. Любой ценой.
- А если они при этом сломают древко? - тихо переспросил воевода.