Едва прибывшие переступили порог юрты, как Бату понял, что приятное предчувствие его не обмануло. Несмотря на усталость, обветренные от мороза лица всех трех вестников лучились от предвкушаемого наслаждения порадовать хана, ну и, чего уж тут таить, от надежды на награду.
- Я помню тебя, - благосклонно кивнул Бату воину, стоящему посередине, уже в годах, но выглядевшему, благодаря своей крепкой поджарой фигуре, достаточно молодцевато. - Помнится, ты отличился, когда первым ворвался в ту высокую юрту, про которую мы думали, что она сделана из чистого железа. Многие побоялись заходить вовнутрь, опасаясь, что ржавая труха не выдержит и рухнет им на головы, а ты нет. Да и потом, кажется, именно ты был в числе первых, кто ворвался в тот город чжурчженей, где один каан наших врагов повесился, а другого они убили сами. Ты храбро там дрался, Шингур.
Монгол, польщенный столь лестной характеристикой джихангира, радостно оскалился и выпалил, даже забыв о подобающем приветствии:
- Урусский князь согласился встать на нашу сторону и теперь помогает Бурунчи искать пушкарей. Темник повелел мне передать, что не успеет солнце четырежды уйти с неба, как он двинет к тебе весь свой тумен и тех из урусов-пушкарей, кто захочет вслед за князем перейти к тебе на службу.
Бату, не глядя, протянул руку назад, нащупал небольшой синий мешочек с приятно побрякивавшим содержимым, посмотрел на него, подумал и отбросил обратно, извлекая другой. В синем лежали серебряные дирхемы, а в этом, красном, - золотые динары.
"За столь радостную весть надо награждать щедро, тут скупиться нельзя", - решил он и небрежно швырнул его гонцу.
- Сколько дней ты скакал ко мне? - уточнил хан.
Шингур нахмурил брови, сосредоточенно закатил глаза кверху и долго шевелил пальцами, загибая один за другим. Затем он молча показал руки с семью оттопыренными пальцами.
- Ты быстро ехал, - довольно кивнул Бату. - Значит, Бурунчи в пути уже четыре дня. А как ты мыслишь, сколько дней ему понадобится?
- Я ехал с четырьмя запасными конями, как и каждый из моей полусотни, и у нас не было обоза. Думаю, что Бурунчи будет не раньше чем через… - и он выставил вперед пальцы всех рук.
- Медленно. Слишком медленно, - проворчал Бату. - Завтра мы позволяем твоим людям и твоим коням отдохнуть, но потом ты вернешься к нему и скажешь, чтобы он шел сюда как можно быстрее.
Хан недовольно посопел, представив, как Бурунчи хвастается боевым товарищам, что джихангир не может обойтись без него ни одного дня, нахмурился и уточнил:
- Если же пушки будут помехой в пути, то пусть он не торопится, но отправит налегке, без обоза, вперед себя только князя с его урусами, дав им охрану из тысячи воинов.
Теперь получалось, что Бату не может обойтись без урусов, что тоже выглядело не очень хорошо.
Хан еще больше нахмурился и добавил:
- Передай, что я хочу испытать Святозара и его урусов на этой крепости, но ждать его долго у меня нет времени. Если они промедлят, то я возьму ее сам, но останусь недоволен своим темником. А теперь иди отдыхать.
Спать Бату лег в прекрасном настроении, однако к вечеру следующего дня он уже не выглядел довольным и не напоминал снежного барса, нежащегося под горячими лучами горного солнца. Скорее уж озабоченным. Во всяком случае, брови его были вновь нахмурены, а голос - отрывист. Виной тому стало известие, что к нему следуют послы урусов.
* * *
Приде Батыи на земли булгар в силе тяжкой и окружи град Сувар. А грады Биляр и Булгар братья Бату Орда и Шебани окружи тако же. И бе их вои у градов, и не бе слышати гласа от скрипления телег его, ревения вельблудьего и ржания коней его, и бе исполнена земля Булгарскыя ратных.
И едино спасение бысть градам оным пушки русськи, ибо побивахом оны у Монголов пороки их и тараны и несть им никак подойти ко граду, еже и врата открытии, а войти в них не в силе.
Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года
Издание Российской академии наук. СПб., 1760
Глава 11
Русские послы
Обдумать мы должны всецело
Весьма ответственное дело:
Совета требует оно.
Советников, опору трона,
Я позову, и мы решим…Лопе де Вега
Их обнаружили передовые дозоры из тумена его брата Орду, который стоял ближе всех к устью Камы. А еще через два дня прибыли и сами послы.
Одетые в тяжелые волчьи и лисьи шубы, они выглядели представительно, да и вели себя соответственно. А вот подарки, которые они доставили, уместились всего на двух санях. Такая скудость наводила на размышления. Да и сами послы тоже мало напоминали униженных просителей - ни перед кем не заискивали, никого не пытались подкупить, чтобы их побыстрее приняли. Словом, вели себя так, будто они где-то в Сыгнаке.
Поначалу Бату хотел их немножечко потомить в неизвестности, но затем, рассудив, что ни к чему им видеть, как он безуспешно штурмует Сувар, изменил свое решение. Сыграло свою роль и любопытство - знает ли каан русичей о том, что к его столице сейчас тоже приближаются тумены непобедимых степных воинов?
Главой посольства, как это ни удивительно, оказался не седобородый старец, а чуть ли не самый молодой из пятерки вошедших, назвавшийся Пестерем. На вид ему было не больше тридцати лет.
Свое прозвище он получил, еще обучаясь в Рязанском университете, когда кто-то из товарищей, восхитившись его памятью, воскликнул: "Да у тебя не голова, а пестерь бездонный! Сколько туда ни кладешь, а все место остается!"
К посольскому делу царь привлек его, памятуя об отце этого парня, старом боярине Хвоще, павшем от черниговских мечей двадцать с лишним лет назад. Сыграла роль и необычайная легкость, с которой Пестерю давались иноземные языки.
Выучку он проходил у самого Евпатия Коловрата, начинал с башкир и половцев, после чего, уже досконально освоив их говор, поехал толмачом в составе одного из русских посольств к Чагатаю. Потом было второе, где он уже занимал ранг повыше - ходил в помощниках, набираясь уму-разуму.
Нынешняя его поездка стала первой, в которой Пестеря, неожиданно для всех и даже для него самого, назначили начальным надо всеми.
Может, Константин и не рискнул бы его поставить, но молодой посол по зову государя первым прибыл из Рязани в Нижний Новгород, а затягивать с отправкой было нежелательно. Наоборот, с нею надлежало поторопиться, потому что разведка разведкой, но близко к основному войску ей не подойти - не подпустят сторожевые дозоры. А уж о том, чтобы пробраться в стан самого Бату, который, как предполагалось, расположился где-то в степях, и вовсе не могло быть речи.
Узнать же, что задумал вероломный хан, почему так резко нарушил перемирие, отправив своих людей под Переяславль-Залесский, сколько у него сил и какие строит планы - крайне необходимо, потому что без этого ничего нельзя предпринять. Посольство, представляя собой легальную разведку, имело гораздо больше таких возможностей. А сидеть в ожидании монгольских послов - тоже неразумно. Мало ли что они наговорят. Бату мог и вовсе их не прислать - и что тогда?
И все равно Константин медлил с отправкой. Уж больно горяч парень. И себя погубит, и порученное ему дело. Через день дипломатический корпус царя пополнился несколькими мужами посолиднев. Теперь выбор имелся, но как раз в это время Константин получил первую весточку из степи.
Прискакавшие башкиры уверяли, что весь двадцатитысячный корпус государя принял бой и полег под монгольскими саблями. Всем стало окончательно ясно - война началась. Поняв, что дальше затягивать с отправкой нельзя, Константин собрал всех посольских мужей, успевших прикатить следом за Пестерем, и устроил совет.
Но Пестерь и тут оказался на высоте, став единственным, кто думал в унисон с государем. Остальные же крутили-хитрили-юлили, уклоняясь от прямых ответов, - сказывалась выработанная привычка. Вот если бы царь произнес свое слово, то тогда они бы от него ни на шаг, а так…
Но даже из уклончивых ответов бывалых людей можно было понять, что все они склоняются к заключению повторного мира с монголами, пусть и временного. Уж больно силен ворог. А что до булгар, то союзниками придется пожертвовать, если Бату пойдет на них, - Русь дороже.
Один лишь Пестерь в самом начале обсуждения - младшим предоставляли слово первым, чтобы на них не давил авторитет мнения старших - громко заявил, что коли у царя есть уговор с Абдуллой ибн Ильгамом, то нарушать его - последнее дело.