Филипп весь просиял. Он подвел Луизу к берегу озера и расстелил на траве свой широкий плащ. Она поблагодарила его и села, подтянув ноги. Филипп пристроился рядышком, взял в руки лютню и спросил:
- Мне начать сначала или с того куплета, на котором остановился?
- Сначала, если можно.
Филипп коснулся пальцами струн и запел с таким воодушевлением, какого не испытывал еще никогда. Луиза слушала его, облокотившись на колени и подперев подбородок рукой. Ее лицо отражало целую гамму чувств - нежности, восторга, благоговения, растерянности, замешательства и восхищения, а глаза ее томно блестели. Когда Филипп допел до конца, и отзвучали завершающие аккорды баллады, она еще немного помолчала, вслушиваясь в тишину, затем с волнением в голосе произнесла:
- Как это прекрасно! У меня даже нет слов… А ведь это песня о ваших родителях, правда?
- И да, и нет, - ответил Филипп. - В общих чертах это действительно история о моем отце и матери, но некоторые детали и обстоятельства автор явно позаимствовал из другой похожей истории.
- Какой?
- О графе Клавдии Иверо и Диане Юлии Римской. Пятнадцать лет назад дон Клавдий без памяти влюбился в принцессу Диану и попросил у императора Корнелия ее руки. Император же имел относительно дочери другие планы, поэтому вежливо отказал графу. Однако дон Клавдий не смирился с поражением. Он организовал похищение принцессы, которая совсем против этого не возражала, и женился на ней. Кстати, венчал их мой нынешний духовный наставник, преподобный Антонио. Он направлялся из Рима в Барселону и по забавному стечению обстоятельств оказался на одном корабле с беглецами. Дону Клавдию и Диане Юлии не терпелось… гм… стать мужем и женой. Они решили не дожидаться прибытия в Испанию и попросили падре Антонио обвенчать их прямо на корабле. Император был в ярости, когда узнал о бегстве дочери, но в конце концов ему пришлось смириться с этим браком. Собственно, из этой истории взято окончание баллады: якобы моя мать убегает с моим отцом, и они втайне венчаются. Очевидно, автору это показалось более изящной развязкой, нежели то, что случилось на самом деле.
- А что случилось на самом деле?
- Все было гораздо грубее и прозаичнее. Мой отец собрал войско и пригрозил моему деду, что пойдет войной на Тулузу и отнимет у него не только дочь, но и корону. Дед не хотел междоусобицы в стране, поэтому уступил, из-за чего рассорился с графом Прованским…
Филипп рассказывал эту историю чисто механически, не очень-то вдумываясь в то, что говорит. Его мысли были заняты совсем другим: он обмозговывал одну идею, которая только что пришла ему в голову. Он уже оправился от первоначальной растерянности и весь преисполнился решимости. Теперь он точно знал, что ему нужно, и был готов к активным действиям. Но это не было следствием холодного расчета с его стороны; скорее, это была отчаянная храбрость вдребезги пьяного человека. А Филипп был пьян - от любви.
С горем пополам закончив свой сказ, Филипп резко поднялся, извинился перед Луизой и подошел к Жакомо, который сидел на корточках под деревом. При приближении Филиппа слуга вскочил на ноги и с почтительным видом выслушал его распоряжения, произнесенные вполголоса. Затем он поклонился ему, не мешкая взобрался на свою лошадь и, послав прощальный поклон озадаченной Луизе, скрылся за деревьями.
- Что случилось? - спросила она, когда Филипп вернулся и снова сел подле нее.
- Я велел Жакомо ехать в Кастель-Фьеро и передать Эрнану, что сам позабочусь о вас и вечером доставлю к нему целой и невредимой.
Щеки Луизы вспыхнули.
- Но зачем?
- Ну, во-первых, я уже неделю не видел Эрнана и решил сегодня навестить его. А во-вторых, я отослал Жакомо, чтобы остаться с вами наедине.
- Да?… - Девушка еще больше смутилась. - Вы… Вы хотите остаться со мной наедине?
- Мы уже остались наедине, - уточнил Филипп, смело обнял ее и привлек к себе. - Согласись, милочка: как-то неловко целоваться в присутствии слуг.
- О Боже! - только и успела прошептать Луиза, прежде чем их губы сомкнулись в долгом и жарком поцелуе.
Потом они сидели, крепко прижавшись друг к другу. Голова Луизы покоилась на плече Филиппа, а он, зарывшись лицом в ее волосах, с наслаждением вдыхал их пьянящий аромат, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Филипп много раз целовался с девушками и сжимал их в своих объятиях, но еще никогда не испытывал такого блаженства, как сейчас. И тут он понял, что нисколько не страшится близости с Луизой; он совсем не боится разочароваться в любви, испортить свои поэтические грезы банальной прозой жизни, потому что настоящая любовь прекраснее любой мечты…
- Сколько тебе лет, дорогая? - спросил Филипп.
- Пятнадцать.
- А мне только четырнадцать… Но это не беда, правда?
Луиза погладила его по щеке, затем нежно прикоснулась губами к его губам. Глаза ее сияли от восторга.
- Это не имеет значения, милый. Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, Луиза. - Филипп бережно опустил ее на траву. - Знаешь, - произнес он с таким виноватым видом, будто признавался в каком-то неблаговидном поступке, - у меня еще не было женщин. Ты моя первая, моя единственная…
Луиза вдруг всхлипнула и задрожала.
- Господи! - прошептала она, поняв, что сейчас произойдет. - Господи…
- Что с тобой, родная? - всполошился Филипп. - Почему ты плачешь?
Луиза рывком прижалась к его груди.
- Я знаю, мы не должны…
- Почему? Разве ты не любишь меня?
- Люблю, но…
- Ты боишься разочароваться во мне?
Луиза немного отстранилась и удивленно посмотрела на него. Взгляд ее выражал непонимание - то самое непонимание, которое неотступно следовало за ними всю их недолгую супружескую жизнь.
- Я не боюсь разочароваться в тебе, - мягко сказала она. - Ведь мне не с кем тебя сравнивать. Да, я боюсь… но боюсь не чего-то конкретного, а просто потому, что мне страшно. Страшно и все тут, ведь это так естественно. - Луиза перевела дыхание, набираясь храбрости. - И, пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Лучше поцелуй меня.
Филипп заглянул вглубь ее прекрасных карих глаз и будто растворился в них целиком. В этот момент весь окружающий мир перестал существовать для него. На всем белом свете были только он, Луиза и любовь, соединившая их неразлучными узами. Любовь, которую Филипп так долго ждал и которая, наконец, пришла.
Он познавал любовь. Ему еще предстояло испить эту чашу до дна - радость и горечь, муку и наслаждение, боль и блаженство, надежду и отчаяние…
Глава V
Мужчина
Солнце клонилось к закату. Филипп лежал, растянувшись на траве, и бездумно глядел в небо. На его груди покоилась голова Луизы, ее волосы щекотали ему шею и подбородок, но он не убирал их - щекотка была приятной. И вообще, все связанное с Луизой было ему приятным. Филиппу казалось, что он не лежит на земле, а парит в воздухе. Все его тело охватывала сладкая истома, мысли в голове путались, порой устремляясь в самых неожиданных направлениях, но над всем этим доминировало всепоглощающее чувство спокойного и безмятежного счастья.
Наконец Луиза пошевелилась и подняла голову.
- Кажется, я задремала, - сказала она, сонно моргая глазами. - Я долго спала?
- Нет, дорогая, - ласково ответил Филипп. - Не больше получаса.
Луиза вздохнула и крепко прижалась к нему.
- Что случилось? - спросил Филипп. - Почему ты вздыхаешь?
- Да так, ничего. Просто… просто я думаю…
- О чем?
- Ну как ты не понимаешь?! Я думаю о том, что произошло.
- А-а!.. Но чем ты встревожена?
Она немного помолчала, прежде чем ответить.
- Мне очень неловко, милый. Что подумает мой кузен? Что подумают отец с мамой?… Вчера Эрнан рассказывал о тебе и вполне серьезно заявил, что боится знакомить нас. Ему-де стыдно будет перед моими родителями, если ты соблазнишь меня.
Филипп поднялся и сел на траве.
- Так вот ты о чем! Вот что тебя беспокоит!
- Ну да, - в смятении кивнула Луиза. - Только не подумай, что я сожалею, нет. Но…
Филипп наклонился к ней и поцеловал ее в губы.
- Глупышка ты моя! Как плохо ты обо мне думаешь. Ведь я люблю тебя и хочу на тебе жениться.
Она недоверчиво поглядела на него.
- Жениться? Ты не шутишь?
- Никаких шуток! Завтра падре Антонио обвенчает нас, и мы станем мужем и женой. Ты согласна?
- О Боже! - в растерянности прошептала Луиза. - Это так неожиданно…
- А ты думала, я просто хотел поразвлечься с тобой?
- Ну… Вообще-то я думала, что между нами такая разница…
- Это несущественно, милочка, - заявил Филипп с такой безаппеляционностью, как будто сам был не до конца в этом уверен и страстно желал убедить себя в собственной правоте. - Все это предрассудки. Раньше я разделял их… пока не встретил тебя. Теперь я понимаю, что грош им цена в базарный день. Теперь я понимаю Эрнана и его отца… Да что и говорить! Я уже не смогу без тебя жить. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
- А твой отец? Неужели он согласится?
Филипп нахмурился.
- Отцу моя судьба безразлична. Для него было бы лучше, если бы я вовсе не родился. Думаю, ему будет все равно, на ком я женюсь. Но даже если он воспротивится… В конце концов, мне уже четырнадцать лет, я совершеннолетний и могу сам распоряжаться своим будущим, не спрашивая ни у кого позволения.
- Даже у папы Римского?