Если совместный рёв с Эйрой изгонял отчаяние, то беседы с Анной наполняли спокойствием, напоминали о любимом деле. Тогда, после первой проповеди, пришлось объяснять, почему работу совершает именно разум, а не человек, не бык и не речка. Пришлось подчеркнуть, что дурная работа - это или никакой работы вовсе, или переделывать, что бывает даже трудней. Довольно быстро добрались до определения коэффициента полезного дела, и понятия мощности, как способности совершать некоторое количество работы в единицу времени. И тут застряли надолго! На самом простом: на времени. Время для бриттов было вполне себе мерно - часы, стражи, дни, месяцы и годы знали все. Но было это время расплывчато. Анна Ивановна не привыкла мерить время варки зелья песочными часами или клепсидрой - ждала результат. Дни - они разные летом и зимой, и ночи тоже, а значит, и стражи, и часы. Месяцы - тоже разные. Даже годы!
Тема оказалась трудной, но очень интересной обеим. Анна решила, что вера сиды в ровный и непрерывный поток времени - свидетельство очень спокойной, склонной к созерцанию натуры. А ещё - речной сути. Вода ведь течёт ровно и непрерывно! А Немайн поняла, что в житейских, а не технических, вопросах непосредственный подход кельтов бывает куда верней…
* * *
К чуду быстрой дороги Эйлет на сей раз отношения не имела. Сидела в трёхосной колеснице - спасибо Майни, догадалась впихнуть туда нечто вроде стула и стола, да, сцепив зубы, проклинала боль в руке. Которая отвлекала, глушила нужные мысли и открывала скрипучую калитку в голову разным гадостям. Самой слабой из которых было понимание своего увечья.
При этом разум всё понимал - а что-то внутри отказывалось смириться с таким поворотом! При этом - Эйлет себя презирала, но поделать ничего не могла, - боль от гибели отца оказалась едва ли не слабее той безнадёжности, что нанесла удар перед самым отъездом. Майни как раз вручала грамоты-инструкции, граф Окта уже передал письмо для жены и продолжал сыпать дельными советами… От Эмилия она ожидала того же. Ничего сердечного, просто деловой совет - и девушка-подранок отправилась бы в путешествие печальной, но спокойной. Увы, негодяй не соизволил подождать полчаса и пощадить её чувства. Чётко повернулся к Немайн, и тремя рублеными фразами - не купец, воин! - доложил, что по окончании кампании намерен срочно отбыть в Карфаген. Как только откроется навигация. О чём-де ставит в известность и просит учесть таковое намерение в последующих планах великолепной. Так и сказал - "таковое". И даже глаз на Эйлет не скосил. А ведь её взгляды - чувствовал. И раньше, и тогда.
Эйлет склонилась к бумаге, повозку тряхнуло, несмотря на все торсионы, чуть столом по лбу не получила. И поделом. Кому ты нужна, однорукая? Разве кто захочет с Кейром да с Майни породниться - и для него ты будешь не половинка, а так. Нечто вроде очень ценной скотины. Бурый бык из Куальнге, так сказать. А дорога не римская, совсем не римская. То есть была римская. Но какому-то из королей Поуиса понадобился камень. И вот результат: нет ровного тракта, есть ухабистая колея. Вблизи Роксетера камень появится. Хотя Пенде Мерсийскому тоже нужен камень. И Окте. Война, и лишние укрепления в городе лишними не будут, а каменотёсов взять неоткуда. Но неужели это мучение придётся терпеть ещё два дня? Словно отвечая на невысказанный вопрос, повозка подпрыгнула. И покатилась ровно. А в повозку заглянул командир небольшого - шесть рыцарей - эскорта.
- Мерсийская граница, сиятельная, - сообщил, прилепив к ней новомодный римский титул, - таможенный пост не посмел нас беспокоить. Завтра днём будем в Роксетере.
- Благодарю, - буркнула Эйлет.
И рада бы выговорить чего полюбезнее. Но - болит рука, и открывает путь для боли сердца. А впереди требуются вежливость да улыбчивость, вот и остаётся тратить злость, пока не поздно! Впрочем, ровная дорога позволяет заняться делом: перечитать инструкции, нарисовать примерные планы работ. Без плоского подобия сила сидов проявляется хуже. Это Эйлет заметила давно. Увы, большой планшет рассчитан на другое - а уж какие красивые подобия на нём получаются! Хотя… Удержаться и не переиграть несколько вариантов снабжения по Северну, пока без учёта военного сопровождения конвоев, оказалось невозможно. Уже сама доска - выструганный широким рубанком дуб - просит, чтоб руки её погладили. Под столом прошли ремешки, намертво прихватив модельный стенд к столу. Теперь начинается работа - увлекательнее игры, загадочнее гадания. В углы доски - два камня. Чёрный на Роксетер, "источник". Белый на Глостер - "цель". Ветка пути, толстая, но с перемычкой посередке. Значит, путь ведёт и вверх, и вниз. Направления пометили стрелками. Теперь - дни пути. Вверх - побольше, вниз - поменьше. Ночёвки у берега - где берег свой, и на якоре - где вражеский. Время барок. У Роксетера речной посуды немало, мерсийский флаг позволял торговать мимо Хвикке. Пошлина, конечно, душила город - но жить удавалось. Даже, наверное, вышло бы богаче, чем при своём короле - тогда город, ещё называвшийся Кер-Гурикон, терял от разбойников каждый четвёртый корабль. Да вот последние годы товар их стал куда хуже. Эйлет припомнила, как горшечники да стеклодувы несколько лет назад печально пересчитывали барыши - их вещи вдруг оказались лучшими на ярмарке. Она маленькая была, ей не объяснили. Только стеклянного лебедя, как Тулле, отец так и не купил…
К губам подкатилась солёная капля, и зубы впились в губу - до солёного. Отвлекаться нельзя, нужно мстить. К делу! Барки сохнут на берегу - война. Их ровно шесть десятков - если какие не попались саксам. Окта говорил, этой зимой он собирался с Хвикке торговать… Пусть осталось пятьдесят. Пригодятся все, а если окажется больше - будет запас.
Что Камбрия за спиной, Эйлет поняла по пыли. Пыль на дороге требует хотя бы нескольких дней суши, а на западном краю цивилизованного мира такое бывает отсилы пару раз в год.
Здесь же пыль поднялась тучами. Пробила полог повозки. Она плясала над фишками и доской, сбивалась в комки в горле, щипала глаза. Но Эйлет продолжала гонять ладьи, стараясь подать груз ровно, избегать столпотворений - и не пускать суда в одиночку меж чужих берегов. Но вот - время обеда. Короткая остановка. Хорошо, что вторая повозка - с припасами. Но…
- Сиятельная, эти добрые люди согласились за пристойную плату разделить с нами трапезу.
Снова клычком по губе - до мяса. "Добрые люди!" Жёлтая бородка лопатой, свинячьи глазки, кожаные штаны, куртка мехом наружу… Сакс! Лица охраны поскучнели. Не хотят вяленого да солёного. Пусть даже и вываренного с кашей да овощами.
- Не отказывайся, принцесса. Пожалеешь! - родной язык, задорный голосок. А ещё проказливые синие глаза под чёрной волной волос.
- Ты кто? И почему пожалею? - а губы против воли раздвигаются в улыбке.
- Потому! Мама таких мясных шариков наделала - ты в жизни таких не пробовала! Даже на королевском столе.
- Я не принцесса, и не буду. Я дочь хозяина заезжего дома, и уж в чём в чём, а в готовке разбираюсь. Саксы не умеют готовить валлийские блюда.
- А причём тут саксы? Мама у меня камбрийка. А папа англ.
Англ, значит… Хрен редьки не слаще, но отчего-то отпустило. Мерсийцы, наверное, всё-таки люди. Даже те, кто диковат пока. По крайней мере, эти пришли не убийцами, а защитниками. Слово за слово, и вот ноги сами собой переступают порог типичного британского дома: над кухней - плоская крыша для сбора дождевой воды, толстые каменные стены, тёмно-бурая черепица. Только на крыше что-то странное. И рядом, стена в стену, срублен бревенчатый коровник! Это неправильно. Случись пожар…
Эйлет так и сказала. Фермер вздохнул.
- И не говори, леди. Жена уж всю плешь проела. Но каменный ставить дорого. Отнести подальше - я как-то не сообразил. Привык, что при пожаре десяток-другой шагов не спасут. А ходить ближе… Что дом крыт не соломой, а черепицей, не учёл. Так я и коровник покрыл черепицей. А ещё меня в городе надоумили надстроить на крышу, над жилыми комнатами, бочку с водой. Случись чего - остудит черепицу, не даст ей загореться.
За разговором Эйлет забыла под ноги смотреть - и на первом же шаге споткнулась. Хорошо, начальник охраны за здоровый локоток ухватил, помог на ногах устоять.
- Что это? - по полу, сколько видно, сухая трава разбросана.
- Сено. Мужу так привычнее. Да и спится лучше… Запах!
Спится, может, и лучше. Только за пару дней сено затопчут, оно вберёт в себя всякую пыть и грязь - и само станет ни чем иным, как сором. Да и не напасёшься сена на такие подстилки. Сели за трапезу. Хозяин плеснул из чаши на пол пивом, в честь кого-то из своих богов. Эйлет, по примеру сестры, прочла молитву, краем глаза заметила - хозяйка повторяет за ней, а косится на раненую руку гостьи. Спросил, наконец:
- А что, верно, на дорогах шалят?
И что говорить? Наплавной мост - тоже в известной степени дорога. Уж лучше молча ковырять очередной шарик. Похуже, чем у Гвен - но уж всяко лучше вяленой говядины. А желающие поговорить отыщутся. Отозвался один из рыцарей:
- На дорогах, как беженцы прошли, мёртво. На тех, что войску не по пути. Разбойники или сами в ополчении, или боятся. Даже в Поуисе. Ну да там сейчас всё нескладно. Мытарей на границе выставить некому. Впрочем, по их дорогам и в мирное время ездить дураков мало. Камень посдирали, умники… Не будь войны, и мы б через Гвент ехали.