Глаза у него были не только насмешливые, но и холодные. Но он был прав - что ещё делать? И он, в конце концов, спас меня - так надо же хоть так его отблагодарить. Я пожал плечами и начал рассказывать.
Очень быстро я понял, что мой рассказ ему неинтересен. Он слушал внимательно и вежливо, но не более того. Скорее уж, его интересовал я сам - и подтверждение этому я получил, как только замолчал. Он хмыкнул, потёр усики и полюбопытствовал:
- Зачем тебе это надо?
- Вы мне верите? - почти удивился я, забыв, где нахожусь.
Он поморщился:
- Верю, не верю... Верю, конечно. Ну, так зачем?
- То есть, как... - я пожал плечами, даже растерявшись. - Ну, как же...
- Да вот так, - качнул он головой. - Тебе-то это зачем? Люди совершают глупости. Ошибки. Расплачиваются за них. Каждый за свои. Но ты-то, зачем лезешь в совершенно чужую историю?
- Да какая же она чужая?! - почти завопил я. - Мой дед...
- Ты его и не знал до приезда. А он тебя обманом в это втянул, - пояснил писатель. - Нечего сказать, хорош родственничек.
- А Лидка?!.
- Таких, как она, у тебя будет куча. Да и не у тебя она, ты же сам говорил, что она больше к этому парню, Петру, льнёт.
- Но остальные - они же мои друзья!
- Друзья... - поморщился писатель. - Глупости говоришь. Не существует такого понятия - "друзья". Ну, победите вы. Разъедетесь. И всё. Случись что у тебя - думаешь, они прибегут? И не подумают.
Я задумался, вспоминая ребят. В его словах была какая-то неуловимая и скучная правда. На самом деле - кто они мне? Я их и знаю-то... Были у меня друзья в корпусе. Много я от них видел сочувствия, когда целый год загибался от серой тоски? Всего-то и навестили пару раз...
А писатель продолжал рассуждать:
- Остаётся, правда, ещё вариант... Самый вероятный. Ты хочешь чувствовать себя героем. Юным борцом со злом и тьмой. А зачем? Зачем ты, ни в чём не разобравшись толком, влез в это дело? И откуда ты знаешь, что выбрал именно ту сторону?
В жизни - не в сказках - всегда неправы обе стороны, вот в чём дело. Кровь, обман, подлость - оружие обеих сторон, а потом победители всегда обеляют себя и очерняют побеждённых, вот и вся философия.
Люди, которых ты хочешь защитить, ничтожества. Пьянь, лгуны, трусы, скрытые подонки, сластолюбцы, взяточники...
А что ты знаешь о тех, с кем борешься? Может быть, если бы ты не торопился их уничтожать, то решил бы, что они достойны жизни куда больше, чем наши соотечественники? А что у них неприятный внешний вид, так это... - и он засмеялся.
- В десять лет ещё простительно верить в Белое и Чёрное. Но в пятнадцать-то... - писатель покачал головой.
Я сидел, глядя в стол. Когда он закончил говорить, посмотрел в окно. За ним шёл дождь. Серый дождь... Серый-серый... И тогда я услышал свой собственный голос:
- Значит, предпочтительней Серое?
- Что? - переспросил он растерянно.
- Значит, предпочтительней Серое? - повторил я. - Недеяние, так это, кажется, называется? Или, по-русски - моя хата с краю, ничего не знаю?
- Ну вот, - он развёл руками, - докатились до народной мудрости... Квинтэссенции человеческой тормознутости...
- Подождите, - прервал его я. - Я у вас в гостях, и всё такое, но вы подождите, пожалуйста... Хотите, скажу, что мне не нравится в ваших книгах? Я только сейчас понял, спасибо вам... Вы не верите в добро. И не только сами не верите, но и очень злитесь, когда кто-то верит.
Потому, что в душе вам стыдно, что вы такой. Что вы разучились различать Свет и Тьму. И, чтобы не признаваться в этом даже себе, вы решили убедить остальных, что Света и Тьмы нет. Но если нет Света и Тьмы, то остаётся только серый дождь, который выпивает из людей жизнь.
Вам в таком мире, может быть, уютно, ведь он вами создан. Но мне он не по душе. Я предпочитаю верить в то, что вы называете сказочками.
И кстати, - я встал из-за стола и подошёл к одежде, - передайте ТАМ, что мы не свернём и не отступим. Что мы не собираемся разбираться в сложном внутреннем мире тех, кто служит злу. Мы их просто уничтожим... Спасибо за оладьи и какао, было очень вкусно.
Писатель больше не говорил ни слова. Он даже не смотрел, как я одеваюсь в ещё сырое, затягиваю ремни... Проверяя карманы, я нат-кнулся на сырой листок с адресами и не удержался, развернул его:
- Вот, смотрите... Я по сравнению с ними - сопливый щенок. Они не путаются в психологии. Они просто сражаются с тем, что считают злом. Ради этого они отказались от дома и близких. Скажите им, что они неправы - вряд ли они станут вас слушать.
- Спустись на лифте, - сказал он, не глядя на меня.- Не по лестнице.
Я так и сделал. А внизу - открыл дверь.
9.
Я стоял на улице, больше похожей на широкую лестницу. Слева и справа в нишах замерли статуи воинов и женщин. Светило солнце, ласково дул ветерок; мимо пробежали двое мальчишек лет по двенадцать, между ними с тугими гулкими щелчками прыгал по широким ступеням хорошо надутый футбольный мяч.
Я проводил их взглядом и опёрся спиной на стену, переводя дух. Покрутил головой, но так и не нашёл той двери, к которой доставил меня лифт из серого мира известного писателя. Наконец, более-менее придя в себя, я развернулся, сделал шаг... и полетел кувырком, запнувшись о какой-то выступ!
Ещё только лёжа, я почувствовал - что-то не то. А, поднимаясь (как ни странно - не покалечился), обнаружил, что левая подошва кроссовки на треть отодрана.
- Ну, вот и здрасьте, - огорчённо сказал я, рассматривая кроссовку. Мне показалось, что она широко и ехидно улыбается. Я сделал несколько шагов - подошва зааплодировала моей решимости.
- Мальчик...
Я быстро повернулся, мысленно поздравив себя с тем, что опять прикрыл курткой ремень. Меня окликнула девчонка примерно моих лет. Юбка до колен, какая-то клетчатая блузка, сандалии и коса. Вот коса была симпатичная - длиннющая, цвета гречишного мёда. А лицо - остренькое, так себе.
Смотрела девчонка с сочувствием. Ещё чего не хватало... Я сердито отмахнулся рукой, раздражённый всем сразу:
- Проваливай.
В глазах девчонки вспыхнули огоньки обиды. Но она показала на мою ногу:
- У тебя порвалась кроссовка? Мой дядя хороший сапожник, он может починить. Правда! И недорого...
Мысль о починке кроссовки показалась мне забавной. Кроме того, я никогда не видел раньше сапожников и мне внезапно стало любопытно... но я помотал головой:
- У меня нет денег.
Девчонка пожала плечами:
- Ладно. Я уговорю дядю. Куда ты так пойдёшь...
- А это далеко?
- Нет, тут, рядом, - она указала в сторону...
...Переулок был похож на узкую щель, прорезанную в холме и облицованную серым камнем. Шаги тут звучали раскатисто-звонко, умножаясь и прыгая между стен, как мяч: "Дзанннгггг..."
Я с интересом оглядывался по сторонам - плиты облицовки покрывала загадочная вязь резьбы: травы, листья... а вот - бегущий олень, волк в прыжке, пёс с крыльями... Это больше походило на музейный зал.
- Какой смысл тут заводить мастерскую? - спросил я и вспомнил книжный магазин - он тоже был не на бойком месте, а какая клиентура?! Девчонка молча шла впереди, перебросив косу на грудь. - Тебя как зовут?
- Нина, - отозвалась она, не поворачиваясь. - Дядя хороший мастер, его все знают. И знают, где его мастерская.
Я снова споткнулся - а когда восстановил равновесие, Нина указывала на дверь прямо в каменной стене:
- Пришли...
...Комната, в которую я вошёл, была, очевидно, когда-то частью потерны. Похоже, что переулок, которым мы шли, в древности являл собой просто фрагмент замковых укреплений на холме, крытый коридор, имевший проходы в боевую галерею-потерну с бойницами.
Позднее перекрытия коридора сняли, а потерну разбили на маленькие комнатки с полукруглыми арками и окнами в виде крестов - всё теми же бойницами. И комната, в которую мы вошли, была полна... зеркал.
Большие напольные зеркала - плиты из тяжёлого литого стекла. Овалы и прямоугольники настенных зеркал в затейливых рамах. Небольшие дамские зеркала в изящных оправах. Настольные зеркала с фигурными откидными ножками.
И из всех этих зеркал на меня смотрел - я. Прямо. Наклонно. И даже вниз головой. Это зрелище просто-напросто пугало, но Нина вошла следом за мной и слегка подтолкнула в спину:
- Да ты проходи, не бойся.
- Кто боится? - тихо спросил я. - Ну, где твой дядя, у меня време...
Громкий печальный вздох сопутствовал шевелению в углу, у столика, полускрытого потрясным трюмо в раме из стоящих рыцарей, сплетавшихся султанами шлемов. Этот столик служил единственным подтверждением тому, что хозяин всего этого зеркального беспредела - в само деле сапожник.
За столиком высилась куча тряпья, в которой я не без труда различил серо-зелёный пиджак, над засаленным воротником коего возвышался нос. Именно нос... точнее - НОС, украшенный двумя пучками волос.
Слева и справа от носа свисали изумительные сивые пряди. На узком пространстве между прядями и носом помещались полные тоски и мудрости глаза.
От изумления я несколько потерял дар речи, не вполне понимая, как это засаленное недоразумение может быть дядей Нины. Она не шедевр, конечно, однако...
- Нашему брата такие везде есть, - вновь вздохнул сапожник. - Да и то сказать - в какую только сторону не кинет бедного еврея, если ему, дай им бог здоровья, добрые люди не дают жить на родине? Я, молодой человек, жил в Польше - ви слышали за такую страну, или вы не из тамьших мест?