На площади у колодца трое бородачей в стеганых куртках с бахромой, шумно ругаясь, передавали друг другу флягу, запрокидывали головы - пили из горлышка. Рядом, повизгивая, плясали пьяные шлюхи из батиного борделя. Всхрапывали кони у перевязи, замерли у обочины два чужих сендера; пулеметные точки с них сняли при въезде - таков порядок. В "Добром путнике" играл саксофон, мелодия лилась, не смешиваясь с воплями и бабьим смехом. Три сезона назад прибился на ферму колченогий дед, всего добра у него было - труба блестящая, саксофон этот. Ингвар Шакал послушал и проникся, велел деда не гнать и кормить, вот музыкант каждый день и развлекает торговцев, остановившихся на ночлег. Занятный дед, всю Пустошь объездил. И город-улей видел, и Донную пустыню, много интересного рассказать может. Живет себе в ржавом самоходе, лишь под вечер выползает. Сядет на пороге, натянет заплатанную фетровую шляпу, сунет в беззубый рот трубку и пускает кольца дыма.
- Арту-урочка! - На плече повисла потрепанная грудастая деваха, дохнула перегаром. - Давай с нами, красавчик!
Ругнувшись, Артур отшвырнул ее и зашагал к себе. Обитал он в небольшом домишке, прилепившемся к батиному. Старшему сыну по статусу положен свой угол, да у Ингвара и не уместишься: четыре жены, две рабыни и двенадцать маленьких детей. Артур жизнью отца не интересовался, путал имена сводных братьев и сестер, слыл разгильдяем. Но снискал славу умелого бойца, а она ценилась больше, чем примерное поведение.
В комнате бормотала женщина. Не хватало, чтобы пришел кто-то из девчонок, не до них сейчас. Артур отворил дверь, шагнул внутрь. Светло-голубая рубашка, рыжие волосы собраны на затылке в пучок - Ирена. Шепчет что-то, нетопырей кормит. Обернулась, глянула с упреком синими глазищами:
- Ты им есть давал? Смотри, какие голодные.
- Спасибо, что покормила, - сказал он, потянулся и зевнул. - Что-то устал я сегодня, в сон клонит.
- Понятно… Тогда до завтра?
- До завтра.
Выпроводив Ирену, Артур распахнул окно, уселся на подоконник и уставился на площадь: мужики уже разошлись, девок разобрали, а саксофон все играл и играл. Но вот и он смолк, будто по команде. Лишь ветряки со свистом рассекали воздух огромными лопастями. Луна спряталась, и на трех дозорных башнях зажгли прожекторы. Плата, взимаемая с торговцев, сполна покрывала расходы на электричество.
В лачуге наемных охранников заскрежетало, засвистело, щелкнуло, и заиграла песня - Радио Пустошь включили. Надтреснутым голосом пели про свободного кетчера, проданного в рабство. Не закрывая окна, Артур улегся спать, долго еще ворочался. Успеет ли Роман уйти? Вдруг нападение запланировано на сегодняшнюю ночь? Разговор-то плохо слышно было.
Сны были тревожные, болезненно яркие. Романа убивали, Артур несся сломя голову, но не успевал. Вздрагивал, просыпался, вырубался снова, и все повторялось с начала.
Ба-бах!
Артур вскочил с кровати, схватил пистолет; не до конца проснувшись, в одних трусах метнулся к окну. Грохнул выстрел. Что это? Набег? Кетчеры? Ворота… ворота открыты! И ни одного трупа у въезда. Это как же? Пожри их некроз, почему дозорные не подали сигнал? Предательство? Во двор с ревом вкатились сендеры. Застрочил пулемет. Артур зашарил под кроватью, нащупал сигнальный пистолет, высунулся в окно. Один выстрел - и ракета озарит небо красной вспышкой, повиснет искусственная "звезда", не успеют враги моргнуть, как нагрянут омеговцы. Улыбаясь, он нажал на спусковой крючок - осечка. Еще раз дернул - опять. И закружил по комнате, вспоминая, где заряд. Да на месте, где же еще! Сунул руку под кровать - ничего. Лег на живот, заглянул - пусто. А ведь были, точно были еще три ракеты!
Артур двигался рывками, как во сне, и даже мелькнула спасительная мысль: не проснулся, кошмар продолжается…
Бум-м! Задребезжали стекла. Взвизгнула женщина, визг оборвался хрипом. Оцепенение слетело, пробрало холодом. Набег. Предательство. На ходу натягивая штаны, Артур выскочил в коридор, толкнул дверь и прижался к стене - в ковер напротив ударила дробь.
Мутафаг всех раздери!
Артур осторожно выглянул. Короткими перебежками к дому спешили люди, их лица были скрыты банданами. Он выстрелил - налетчики попадали, открыли огонь лежа. К счастью, промазали. Артур, пригнувшись, рванул через коридор в комнату, к окну. Пусть думают, что в доме не один человек.
- Красавчик, прикрой! - крикнули из старого сендера, донеслась пальба.
Артур выстрелил сквозь стекло, осколки разлетелись, один из бандитов взвыл и скорчился, второй уже бился в агонии. Дед-музыкант потряс ружьем и неожиданно бодро метнулся к дому. Не успел, упал как подкошенный.
Вокруг трещало и громыхало, орали люди; у въезда полыхала дозорная башня. Кони на перевязи бесновались, один сорвался и понесся к воротам. Захватчики осаждали лачугу отцовых наемников, оттуда огрызался пулемет. Перезарядив пистолет, Артур прижался к стене спиной. Высовывался на миг, ловил в прицел бандитов и жал, жал на спусковой крючок. Патроны вскоре кончились. Взять патронташ! Совсем голова не варит! Он влетел в спальню - и получил прикладом по затылку.
* * *
Между досками трещина. Луч солнца перед глазами - уже утро. Ощупывая дерево усиками, ползет рыжий муравей. Артур лежит лицом в пол. Холодно. Тянет гарью. Рядом кто-то мычит.
Артур попытался осмотреться, перед глазами заплясали разноцветные мушки. Что происходит? Встать! Он дернулся и понял, что связан. Пошевелил руками - запястья отозвались болью.
- Очухался? - В ребра слегка пнули.
Артур рывком перевернулся и остолбенел: над ним возвышался Грымза. Смотрит сверху вниз, во взгляде - торжество. А рядом… Рядом Обрез - правая рука Яна, отца Романа. Они в спальне Артура, в его собственной спальне, куда он ни за что не пустил бы вонючего Грымзу. Сволочь, прямо на кровать своей грязной задницей уселся, ерзает по белью! Почему-то это оказалось самым обидным: не то, что по голове дали, не то, что связали, а то, что предатели топчут пол его комнаты, личные вещи лапают.
- Допрыгался, щенок? - ощерился Грымза, обшарил карманы кожаного жилета, вынул самокрутку и сунул в зубы.
Фрагменты сложились в картинку: испорченная сигналка, отцовские опасения… Нападение планировалось давно. Предупредив Романа, Артур дал сигнал врагам. Выходит, это батя наносил ответный удар, узнав о замыслах Яна. Понимание придавило могильной плитой, Артур до крови закусил губу.
- Чё, головушка болит? - позлорадствовал Грымза. - А ты думал, всю жизнь волков тебе гонять да девок портить?
Обрез смотрел пренебрежительно, как на личинку ползуна. Артур дернулся, глянул с ненавистью и прохрипел:
- Почему не пристрелили?
- Дык потому что ты, гнида, смерти не достоин. - Грымза покачал головой. - Все тебе было, все на тарелочке - жри! Дык нет, рожу воротишь, шкура. Вот теперь узнаешь, как эт дается… и жратва, и девки…
- Не велено тебя убивать, - буркнул Обрез.
- Какое благородство. - Артур поджал губы и отвернулся.
Мысленно он тысячу раз освободился, свернул шею Обрезу, а Грымзе вспорол живот и намотал его кишки на кулак. Как там батя? Мертв? Или узнал, что получил удар в спину? Правильнее было поймать пулю и сдохнуть… А еще правильнее - сдохнуть вместо тех, кто погиб по его вине… Это ведь он собственными руками! И свою жизнь разрушил, и чужие…
- Позови Романа! - приказал Артур Грымзе.
Того аж перекосило:
- Командуешь? Дурная привычка, отвыка-а-ай. И волком-то не смотри, да? Я-то что, об меня все ноги вытирали, а вот ты… Вот уж повезло Шакалу с сыночком! Уж какая он сволочь, но ты его переплюнул!
Броситься на них, убить, уничтожить… Пусть ничего уже не исправить, пусть пристрелят, но хотя бы попытаться!
Неужели Роман знал? Вот тебе и единственный родной человек. Больше чем друг… да какое там - больше чем брат! Из всех двенадцати братьев-сестер Артуру ни один дорог не был, отец - вообще чужой человек, он мать в могилу свел: зачем старая жена, когда вокруг столько молодых тел? И получается, единственный на всей Пустоши родной - Роман.
Правильнее было промолчать? Но как молчать, если знаешь, что завтра убьют друга? Жил бы себе дальше, охотился, сопровождал караваны… Вопрос только: кем бы себя чувствовал? Молчание - то же предательство. Разрослось бы, как пятно некроза, и пожрало изнутри. Либо физически подыхать, либо в Шакала превращаться. Выбора не было, выхода не было.
Оставался малюсенький шанс, что Роман не знал или не успел предупредить друга. Тогда Артур из предателя превращался в жертву и даже с неким флером благородства… Если поверить, что Роман хотел предупредить его, а смертей и пальбы не желал…
С улицы донесся зычный бас Яна:
- Обрез! Где тебя носит? Сюда иди!
- Присмотри за ним, - приказал Обрез Грымзе и исчез за дверью.
Во дворе гомонили люди, рычали моторы сендеров. Понемногу нарастал непривычный мерный гул, вскоре он растворил в себе все звуки. Что это за машина? Самоход? Вряд ли. Неужели омеговцы пожаловали на шумок? Шевельнулась надежда, что они накажут захватчиков. Шевельнулась - и замерла. Зачем? Им главное, чтобы поступали продукты в гарнизон. Кто поставщик - не важно.
Мотор заглушили, заговорили громче. Кого-то тащили, этот кто-то упирался и бранился. Причитала женщина, на нее цыкнули - умолкла. Артур надеялся услышать знакомые голоса - тщетно, только Ян рокотал, как та неведомая машина. Скрипнула дверь - в проеме образовался яновский прихвостень, кивнул на Артура:
- Приехали, тащи этого.
- Ну дык подсоби мне, глянь, какой он здоровенный! - возмутился Грымза.
- Иди ты манису в зад!
Грымза обиженно засопел, ухватил Артура за руки, ругнулся, бросил - неудобно. Взялся за ноги, зажал их под мышками и поволок на улицу.