***
В самом центре деревни лежал вытоптанный прямоугольник травы, длиной метров двадцать, шириной метров десять. О том, что это ристалище, поле битвы, свидетельствовали столбики и толстый белый канат, натянутый по периметру прямоугольника. Некий аналог кривого тына от скота, который Вик наблюдал совсем недавно.
Внутри ристалища находилось человек десять. Места им хватало, учитывая гигантский размер ринга. Все они держали в руках учебные мечи и тяжелые круглые щиты, деревянные, обтянутые бычьей кожей и раскрашенные в разные оттенки красного и синего. Почти все обсуждали нюансы ударов мечом, защиты и нападения, и лишь раз в несколько минут кто-то делал ленивый выпад в сторону оппонента, изображая медлительный удар, а противник так же неспешно подставлял под меч противника щит, отбивал выпад и невыносимо заморожено, словно изображая замедленную съемку, отбивал удар и едва прикасался к телу оппонента мечом, обозначая, что пронзил его насквозь. Для Вика, посвятившего годы спортивному фехтованию на шпагах, где главное внимание уделялось скорости и молниеносным точечным прикосновениям, это было непонятно и неинтересно.
Внутри поля боя выделялся только один человек - голый по пояс, в бесформенных серых штанах, крепкий и пузатый, на голову ниже Виктора, в толстых старомодных очках, держащихся на затылке с помощью бельевой резинки, с большой седой бородой, лет под шестьдесят. Он бродил между парами, лениво изображающими бой, и подолгу объяснял им что-то, ставил то одного, то другого против себя и наносил им удары мечом - такие же тягуче-медленные. Похоже, это был местный учитель. Чему он обучал своих адептов? Способу, как удачнее заснуть во время сражения и проснуться на том свете?
Вик перешагнул через канат и пошел по полю. Учитель сам обратил на него внимание, оторвался от очередных обучаемых и зашагал к Виктору. Добрался до него и первым протянул руку.
- Рудольф Фоссен, - сказал он. - Можешь звать меня просто Руди. А ты - Торвик из Литвы?
- Точно. - Виктор ответил на крепкое рукопожатие. - Откуда ты знаешь?
- Я знаю об этой деревне все, - Руди обвел вокруг увесистой лапой. - О том, что ты приедешь сегодня, меня давно уже предупредил Крысеныш Эрви. Я рад видеть тебя, Торвик. Надеюсь, тебе у нас понравится.
- Ты был в Литве? - спросил Вик, нисколько не сомневаясь в ответе.
- Был в Вильнюсе и Каунасе. Замечательные места. Похоже на Скандинавию - хотя, конечно, больше на Данию или Швецию, чем на Норвегию.
Виктор не смог удержаться и улыбнулся во все зубы. Честно говоря, его достало, что при слове "Литва" большинство норвежцев задают вопрос: откуда, мол, и что это за географические новости? Рудольф невольно начинал ему нравиться.
- Ты работаешь на Хаарберга, - сказал Руди. - Мой тебе совет: держись от него как можно дальше.
- Почему?
- Потому что он долбаный фашист. Ты это еще не понял?
- Понял с первых минут, как только он завел меня в свою коллекцию. Там к каждому чучелу прибита табличка с расистской надписью. Нужно быть дураком, чтобы не понять.
- Торд сотрудничал с нацистами во время Второй мировой. После войны его посадили на двадцать лет. Однако он вышел через пять и после этого быстро поднялся, выкупил свое реквизированное имущество, занялся металлургической промышленностью, а потом и нефтью. На какие деньги, интересно? Торд не кажется тебе загадочной личностью?
- Торд - странный тип, что тут говорить, - флегматично заметил Виктор. - Что касаемо его успеха - наверно, у него есть могущественные друзья и покровители. Только мне до этого нет дела. Как я могу держаться от него подальше, если работаю на него и живу в его доме? Впрочем, в твоем совете нет особой надобности - Торд и так не шибко лезет к нам с Эрви. Дает указания, а мы их выполняем. У него своя жизнь, и он не надоедает мне и Крысенышу лишним контролем.
- Он полезет к тебе в будущем. Помяни мое слово.
- Зачем? Он гомосексуалист? Тогда ему ничего не светит.
- Да нет! - Руди усмехнулся. - Не думаю, что секс что-то значит для него, в его преклонные годы. Он полезет к тебе, потому что он чертов фашист, а у тебя разноцветные глаза.
- У меня гетерохромия, - сказал Вик, нервно оглянувшись по сторонам. - Слышал о таком?
- Мне врать не нужно, - медленно произнес Фоссен. - У меня тоже бывают разноцветные глаза - изредка, но бывают. Ты понял? Или ты вообразил себя единственным владельцем единственного на Земле предмета? Я знаю, зачем Хаарберг притащил тебя в Норвегию, а ты этого не знаешь. Я знаком с Сауле - этот намек прозрачен для тебя? Именно она пригласила меня в Литву. А больше я не скажу тебе о некоторых вещах ни слова, потому что здесь не место и не время для сложных объяснений. Опасайся Хаарберга - это все, что я должен заявить тебе сейчас. Всему остальному придет черед. А теперь обратимся к мечам - думаю, именно из-за этого ты пришел сюда.
- Примерно так. - Виктор сжал губы в тонкую щель, пытаясь скрыть всплеск адреналина в крови. - Твои ученики двигаются как вареные курицы. Чему ты их учишь? Защищаться от галапагосских черепах?
- Обратимся к мечам, - повторил Руди и не спеша пошел к оружейной стойке, находящейся у одной из сторон ристалища и охраняемой двумя молодцами - нордическими, не слишком высокими, но мускулистыми, как профессиональные борцы, и татуированными под завязку. Пока Рудольф шел, раскачиваясь, к мечам, Виктор обратил внимание, что на видимых частях его кожи нет ни одного тату, как и у него самого.
Он потихоньку обдумывал слова Фоссена. Он знал, что Норвегия во время Второй мировой была захвачена фашистской Германией, во многом благодаря местным нацистам во главе с Квислингом. Что Норвегия сотрудничала в те жуткие годы с фашистами больше, чем любая другая скандинавская страна. Что в те же годы в Норвегии работала одна из самых активных организаций сопротивления фашизму. Что в современной Норвегии, несмотря на культ всего нордического, не переносят гитлеровские идеи, и человек, исповедующий нацизм, ненавидим всеми - от рабочего на фабрике до аристократа, ведущего происхождение от Харальда Синезубого. Норвежский народ воспринял унижение, претерпленное от гитлеровской армии, очень тяжело и до сих пор не мог простить этого. Слово "фашист" в Норвегии имело настолько же презрительный смысл, как и в развалившемся уже Советском Союзе, родине Виктора.
Можно было удивляться только одному: как Торд Хаарберг, до сих пор остающийся нацистом по убеждениям, мог успешно существовать и развиваться, и контролировать, как уже узнал Вик, полтора процента норвежской экономики. Периодически Ларсен читал разгромные, просто убийственные статьи против Хаарберга в Интернете. Казалось, они могут взорвать благополучие чертового капиталиста-нациста, но все они немедленно уходили в небытие, как вода в песок, и не доживали даже до того, чтобы их заметили в ведущих таблоидах страны.
Похоже, у Торда были действительно могущественные покровители. И Вик даже приблизительно не мог предположить, кем они были. Они не светились никак - ни в прессе, ни в Сети, ни во вскрытых безбашенными хакерами служебных банковских и государственных базах данных. Единственное, о чем Виктор мог побиться об заклад, - покровители Хаарберга были отпетыми нацистами, действовали исключительно в тени и пытались оттяпать как можно больший кусок земного шарика. Вигго не имел доказательств этому, но чувствовал нутром. А нутру своему Вик доверял больше, чем чему-либо в мире.
- Смотри сюда, Торвик, - сказал Рудольф, вытягивая меч из деревянной ячейки. - Этот меч не учебный, он единственный здесь выкован как надо, только не заточен. Потому что, если его заточить и закалить до конца, он сможет разрубить носорога. А нам это ни к чему - смертоубийства на арене. Ты хотел получить хорошее оружие - держи. Ты хотел подраться с кем-либо из викингов - дерись со мной. Ты не выиграешь у меня, предупреждаю сразу. Но получишь хороший урок, и это пригодится тебе в будущем и прошлом.
- Сможешь? - спросил Вик.
- Легко. Вопрос в другом - сможешь ли ты. Ты важен для нас, но пока нам непонятно, дутая ты фигура или величина значимая. Сейчас я все узнаю.
- Ладно. - Виктор принял в руку меч и крутанул его, выписав в воздухе сияющий серебристый веер. - Пойдем, учитель.
Они перешагнули через канат, вышли за пределы ринга и добрались до поляны на окраине деревни, покрытой основательно вытоптанной травой. Похоже, здесь тренировались не меньше, чем на самом ринге.
Виктор держал меч в руке всего несколько минут, но уже многое понял о нем. Балансировка, говорят. Бла-бла-бла… На самом деле все просто. К примеру, для спортивной шпаги или рапиры баланс не имеет особого значения - весят эти предметы настолько мало, что держать их в руке не составляет никакого труда. А для меча с толстым полутораметровым клинком это самое важное. Потому что если лезвие слишком тяжело, если оно перевешивает рукоять и противовес на ней, ты не сможешь крутить мечом и будешь тратить основные силы только на то, чтобы не выронить меч из пальцев. Несбалансированный меч можно выбить из рук даже палкой. Во избежание этого к длинной ручке прикрепляется массивный набалдашник - красиво расписанный, в старых английских и скандинавских мечах в форме полукруга. Он утяжеляет меч на один-два фунта, но делает его управляемым. Определить, сбалансирован ли меч, несложно - нужно положить его гардой на указательный палец. Если меч лежит как влитой, значит, все в порядке.
Вику это не требовалось. Он просто махнул мечом и понял, что оружие отличное. Он даже немного пожалел учителя Фоссена - тому было положено принять град Викторовых ударов и пожалеть, что родился на свет божий.