Её утроба
Папизму гроб.
Вот только б немец
Почаще…
На него тут же зашикали возмущённые, даже скандализованные кит-кэтовцы. Ну, знаете! У некоторых вообще нет чувства приличий! Кто-то наполовину вытащил из ножен шпагу и, дождавшись, когда его с двух сторон схватят за руки, принялся картинно вырываться, не забывая поглядывать в сторону реки: видит ли Каролина его галантность. Однако баркас уже поглотила тьма. Кит-кэтовцы выпили по одной на посошок и двинулись к экипажам; последним, что видели Иоганн и Каролина, были отсветы хрустальных стопочек на серебряных подносах, слабые, как блеск рыбьей чешуи на тёмной воде, плещущей о Биллинсгейт- скую пристань.
- Надеюсь, мы исчезнем с их горизонта так же скоро, как они с нашего, - проговорил Иоганн. - Нам надо проделать несколько миль по течению до шлюпа, который стоит на якоре у Гринвича. Если быстро подняться на борт и отплыть, возможно, никто не узнает, что ваше высочество на шлюпе.
- Один сплошной фарс, - был вердикт Каролины. В темноте она не видела, как поникли плечи Иоганна, но слышала, как из него вышел весь воздух. - Прости.
- Напротив. La belle dame sans merci - роль, которая вам очень идёт и ещё пригодится, когда вы станете королевой, а Гринвич будет вашим загородным имением.
- Я безжалостна к себе, не только к тебе, - сказала Каролина. - Глупо было мне приезжать в Англию.
- Отнюдь. В Ганновере вам угрожал убийца.
- Убийца, который без труда последовал за мной в Лондон, - отвечала Каролина, - и, возможно, сейчас охотится на Элизу.
- Она - моя мать, так что напоминания излишни, - сказал Иоганн. - Но она знает вас с детства. Когда она не была с вами откровенна? Если бы она или я думали, что вам неразумно оставаться в Лондоне, мы бы не промолчали.
- Однако я имею право на собственное мнение. И я говорю, что слишком здесь задержалась.
- Разумеется, так представляется теперь, когда мы отбываем в спешке. Лучше бы вам было уехать неделю назад, спокойно. Мы не могли предвидеть, что дело обернётся таким образом.
- Сколько прошлое Софииных похорон? Шесть недель. К тому времени, как мы доберёмся до Ганновера, будет все семь или восемь.
- Не такой уж большой срок. Убитая горем принцесса вполне может пробыть столько вдали от двора.
- От двора и от мужа.
- У мужей есть другие способы утешиться.
- Я всё думаю, - сказала Каролина, - оставил ли он Генриетту своей фавориткой после всего, что произошло? Или прогнал её и завёл новую? Или?…
- Или что?…
- Или ждёт, когда после долгой отлучки вернётся жена? Его письма в последнее время стали более интересны.
- Более интересны, чем что? Или чем кто? Молчите, не отвечайте, мы вторглись в ту область, куда ступить и ангелы боятся.
- В эту область ты вступаешь, сознательно и по своей воле, когда заводишь связь с замужней принцессой.
Иоганн молчал.
- Вот видишь. И снова я la belle dame sans merci. Надеюсь, она тебе нравится.
- Да, - отвечал Иоганн. - Такой уж я безнадёжно глупый странствующий рыцарь.
- Отважный и блистательный рыцарь, - сказала Каролина, - который должен держать забрало закрытым, даже когда поскуливает.
На этом их разговор временно затих. Путь по Темзе оказался долгим. Каролина пересиливала дремоту и боролась с искушением прилечь Иоганну на плечо. Иногда манёвры меж судов на реке напоминали бег сквозь ночную чащу. Несколько раз вахтенные принимали их за жохов и осыпали бранью; на баркас направляли фонари и мушкетоны. После Собачьего острова кораблей стало меньше, а сами они - больше. Хотя гребцы устали, шлюпка двигалась быстрее, потому что шла теперь прямо по течению. Оставив позади шум и суету города, Иоганн и Каролина различали то, что прежде утонуло бы в других впечатлениях: костры на холмах, всадников, мчащих во весь опор по улицам вдоль обоих берегов реки. Невозможно было не вообразить, что костры и всадники несут странную информацию из города в предместья и дальше к морю. Сигнальные огни на прибрежных скалах передадут новость на континент. Однако что это за новость, ложная она или истинная, беглецам в лодке было неведомо.
На шлюп перебрались быстро, как и надеялся Иоганн. Подняли якоря, поставили паруса, и начался странный ночной вояж по реке, ставший для Каролины продолжением бегства в шлюпке, только в новом, увеличенном масштабе: цепочки костров распространялись всё дальше от города, и каждую минуту до слуха долетали отзвуки далёких копыт на почтовом тракте. Под конец принцесса сумела заснуть, уговорив себя, что беззвучно скользящий по тёмной реке шлюп с загадочными пассажирами на борту так же смутно тревожит всадников на дорогах и дозорных на вершинах холмов, как они - её, и, возможно, не без оснований, ведь (как ей по-прежнему приходилось себе напоминать) она намерена когда-нибудь править этой страной.
"София", устье Темзы. Утро четверга, 29 июля 1714
У Ганновера нет выходов к морю. Самое большое водное пространство в нём - трёхмильной ширины лужа. Богатеи вкладывают средства в корабли, а смельчаки даже пускаются на них в плавание, но для этого надо прежде попасть в Бремерхафен. Для большинства ганноверцев лучший способ пересечь воду - дождаться, когда она замёрзнет. "София" - шлюп, на который Иоганн и Каролина взошли под покровом тьмы, - формально принадлежал Ганноверу, что подтверждал внушительного вида документ. Однако команда по большей части состояла из фрисландцев, шкипер был антверпенский протестант по фамилии Урсель, а гребцов, доставивших вчера принцессу, наняли вместе с баркасом на датском китобойце, который чистился от ракушек в ротерхитском доке. Сейчас эти датчане просыпались в Восточном Лондоне, постанывая от ломоты в спине. Много воды, частью свежей пресной, частью застойной, протекло тем временем под килем "Софии".
Если бы Каролину спросили, она бы сказала, что они уже в открытом море на пути к Антверпену. В тумане было видно не дальше, чем на вержение камня, но "Софию" перекатывало с одной мошной волны на другую, словно ребёнка, которого передаёт над головами толпа, собравшаяся смотреть повешение. Температура упала (Каролина-натурфилософ знала, что оттого и туман), воздух пах по-другому. Впрочем, чтобы убедиться в наивности её сухопутных измышлений, довольно было взглянуть на Урселя: так выглядел бы ганноверец, который добрался до середины Штейнхудер-мера и обнаружил, что лёд у него под ногами трещит и встаёт торосами.
- Это то, почему никто не пытается сделать это, - сказал он Иоганну на смеси голландского и немецкого.
Второе "это" в контексте последних событий, вероятно, означало: "выбраться из Лондонской гавани под покровом тьмы, избежав таможенного досмотра в Грейвзенде, по замерам глубины пройти Хоуп и до зари миновать Ширнесский форт, не угодив под огонь береговых батарей и не попавшись военным кораблям, чья задача - ловить контрабандистов". На сухопутный взгляд Каролины, всё перечисленное им удалось. Большой колокол пробил девять раз, и один из корабельных помощников, знающий Темзу, сказал, что звонят в Кентерберийском соборе. Каролина, изучавшая карты, пришла к выводу, что они выбрались из устья реки.
Менее понятно было, что Урсель разумеет под первым "это" - надо думать, нечто, очевидно, изобличающее безумие второго "это". Каролина покосилась на Иоганна. Тот устал гораздо сильнее (Каролина хотя бы поспала, а он - нет) и больше страдал от морской болезни. Судя по лицу, он точно так же не понимал, в чём состоит первое "это". Каролина перестала пытать его взглядом и перенесла внимание на фрисландцев. Они бросали лот и с правого борта, и с левого; глядя на них, недолго было вообразить, что к "Софии" со всех сторон подбираются вплавь пираты с ножами в зубах, и единственное оружие против нападающих - свинцовые гири на длинной верёвке. Каролина и прежде видела, как определяют глубину. Обычно замер требовал больше времени, поскольку лот не сразу касался дна, а выбирать лотлинь надо было в несколько приёмов, перехватывая руки. Сейчас матросы бросали лот по два-три раза в минуту и выкрикивали глубину, не выбирая линь. Цифры на фрисландском диалекте звучали чудно, но то были маленькие цифры.
Каролина прошла вдоль ограждения юта к Иоганну.
- Все всполошились, когда прокукарекал петух.
- Я не слышал петуха, - отвечал Иоганн.
- Разумеется, не слышал! Ты блевал, перегнувшись через борт, - объяснила Каролина. - Однако петух прокукарекал, вполне отчётливо, вон там. - Она махнула рукой в направлении правого борта.
Иоганн выдавил уверенную улыбку.
- Не тревожьтесь. В тумане звуки распространяются на большие расстояния. До петуха могут быть мили. Или он на другом корабле.
Замычала корова.
- Петушиный крик может знаменовать и другое, не менее тревожное обстоятельство, - заметила Каролина. - Туман рассеивается.
Ей пришлось повысить голос и подойти ближе к Иоганну, потому что Урсель начал кричать. Как флейтист, освоивший технику кругового дыхания, способен выдувать длинные непрерывные ноты, так и Урсель обладал умением, общим для сержантов, школьных учителей, жён и других властных особ: мог орать несколько минут кряду, не переводя дух.
- На него снизошло озарение, - сказала Каролина. - Мы заблудились в тумане. Теперь он понял, где мы.
- Да, - отвечал Иоганн. - Не там, где следует.