И краткий миг, когда два оставшихся чувства включились одновременно.
…смрад погребального костра и кислый лимон на языке, аромат сандала, горечь древесной коры, запах бензина, приторная сладость инжира, металлический привкус, вонь помойки, благоухание лилий, трехлетнее красное, горчица, нашатырь…
Кулаки никак не хотели разжиматься, закоченев в судорожном усилии.
В темноте Переплета, не имеющей вкуса, цвета, запаха; в темноте Переплета, не имеющего ничего, кто-то визгливо хихикал.
Пока не смолк.
Бакс несколько раз напряг и расслабил все мышцы, проверяя тело на подчинение, и сплюнул себе под ноги.
Слюна ударилась о землю с грохотом горного обвала.
Эхо.
Тишина.
…Бакс побежал, выставив перед собой негнущиеся руки. Ноги гнулись ненамного лучше.
Какая-то отдаленная часть его мозга - Бакс смутно подозревал, что именно там, как нож в ране, застрял осколок Дара Вилиссы - твердила ему, что Переплет сейчас не такой, как обычно, не набравший полной силы или на мгновение утративший изрядную ее долю, иначе…
Бакс представил себе последствия этого "иначе" и прибавил ходу.
Он бежал, а вокруг возникали и разрушались дворцы, лил проливной ливень и полыхала жаром полуденная пустыня, ревели толпы на площадях и стонали от любви женщины со змеиными глазами…
Он бежал; он рубился в первых рядах панцирной пехоты, мерно взмахивая прямым тяжелым мечом; он умирал на плахе под дубиной раскосого палача с лицом доверчивого идиота; он слышал хруст собственных костей и шепот гурий неведомого рая, истосковавшихся по неуемной мужской силе; он…
- Вилисса! - вскрикнул у него в голове невидимый и бесплотный Талька. - Вилисса, я нашел его, только слышу слабо. Дядя Бакс, миленький, папе плохо, ему тело нужно, настоящее тело, а она говорит, что без тебя никак!.. Баксик, пожалуйста, не пропадай, держись за меня…
Он бежал.
Бежал сквозь сотни своих непрожитых жизней, сквозь смерть, любовь и боль, сквозь миражи Переплета; бежал и кричал сорванным голосом:
- Талька-а-а! Я зде-е-есь! Я уже иду!.. Скажи Энджи, что я уже…
Плечом Бакс больно врезался в дерево, потом в другое, даже не успев понять, что больше не просачивается через предметы, что он - настоящий; дальше он сшиб что-то живое, хрипло вскрикнувшее при столкновении - и замолотил кулаками наугад, куда попало, чувствуя жжение в разбитой губе, кровь, текущую из носа…
…два сцепившихся тела катились по земле, и Переплет вокруг них незаметно светлел.
Это было тогда, когда Анджей вышел из Пяти Углов, пнув дымящуюся плошку - но разве в этом дело…
* * *
…Бакс закряхтел и с трудом сел, опасливо трогая себя за распухший нос. В пяти шагах от Бакса струился бледный туман.
Переплет. С другой стороны.
Худой человек напротив Бакса зашевелился, охая и ругаясь, приподнялся на локте и уставился на Бакса левым глазом.
Правый был изрядно подбит и заплывал синей опухолью.
- Ты чего? - обалдело спросил человек и закашлялся.
- Я? Я ничего… - машинально ответил Бакс. - А ты чего?
- Я? И я ничего…
Человек расхохотался, смешно морщась и похрюкивая от колотья в боку.
- Выпить хочешь? - отсмеявшись, спросил человек.
Бакс подумал и кивнул.
14
Прощаюсь
у края дороги.
Угадывая родное,
спешил я на плач далекий,
а плакали надо мною.
Ф. Г. Лорка
ЗДЕСЬ
- И правильно сделал, - донеслось от плетня.
Все обернулись.
…у изгороди стоял Бредун.
Губы его были разбиты. На левой щеке подсыхала длинная царапина, и один глаз скрылся в монументальной опухоли.
Он улыбался.
И Бредун улыбался, и зрячий хитрый глаз его тоже улыбался, и вся нескладная фигура Бредуна излучала совершенно неуместное веселье.
- Правильно его дед тогда выпорол, - повторил Бредун, глядя уже на Ингу и тыча пальцем в поперхнувшегося последними словами Черчека. - Дед твой, Черч, умный мужик был, не в пример тебе. Тут со мной один попутчик прибыл, так он деда твоего знает и подтвердит, что не в коня корм, и не в деда внук…
Бредун повернулся к опушке леса и нетерпеливо махнул рукой. Движение это заставило его согнуться чуть ли не пополам, он принялся хватать ртом воздух - но Инге было не до страданий Бредуна.
Инга выронила забинтованную руку Йориса, так и не завязав окончательно узел перевязки - Йорис зашипел, хотел было что-то сказать, но сдержался - и стала всматриваться в человека, приближавшегося к хутору.
Слезы набегали ей на глаза, она моргала, стряхивая блестящие капли с ресниц, и все равно видела плохо.
Или боялась увидеть.
Или боялась поверить в то, что видит.
Или просто боялась.
Бакс подошел к изгороди и остановился рядом с Бредуном.
- Слышь, Ганна, это ведь тот малый, что мне то самое отбил… наиглавнейшее, - бросил Йорис Иоганне и добавил вполголоса, пристраивая прокушенную руку на колене. - На Бредуна похож…
- Чем? - Иоганна чуть откинулась назад, уравновешивая свой непомерный живот, потом взгляд ее перебежал с худого угловатого Бредуна на плотного коренастого Бакса, чьи соломенные волосы торчали во все стороны; и брови Иоганны удивленно поднялись вверх.
- Чем похож-то?
- Рожей, - услужливо пояснил Йорис, поразмыслил и добавил для верности, - разбитой рожей…
Инга сделала шаг вперед, после другой, третий, и наконец остановилась. Так они и стояли, разделенные хрупкой перегородкой плетня - Жена и Друг, Живая и Неживой, Оставшаяся и Вернувшийся.
- Ну как вы там? - тихо спросила Инга. - Как Таля? Устроились ничего?..
- Нормально, - тем же тихим спокойным тоном ответил Бакс. - Живем на хуторе, вроде этого, у тамошнего старого хрена, тоже, - Бакс махнул в сторону молчащего Черчека, - вроде этого… Только тот еще старше… и еще хреновее…
- Кормят как?
Инга попыталась плотно сжать губы, но слова произносились сами - сухие, как осенние листья, банальные, как разговор по междугороднему телефону.
- Неплохо кормят, - Бакс часто-часто заморгал, и Инга с ужасом увидела слезу, пробивающую себе путь сквозь заросли Баксовой щеки.
- Неплохо кормят… оладьи дают, со сметаной… Пиво у них хорошее, густое… и люди приятные, культурные люди… и луна в небе есть. Выйдешь ночью во двор, жизни порадуешься, повоешь на луну от счастья и спать пойдешь…
Бакса качнуло, он ухватился за плетень, и Инга, не раздумывая, опустила свою ладонь поверх его руки.
И вздрогнула.
Рука Бакса была ледяной и влажной, будто бутылка пива, только что вынутая из холодильника. Только пивные бутылки не дрожат такой мелкой и лихорадочной дрожью.
- Времени у нас мало, - вмешался Бредун, переставший улыбаться. - И даже не у нас, а у него времени мало. Обратно ему надо. Переплет он прошел, а сюда его уже я приволок. И обратно отведу, иначе загнется он здесь. Навсегда и без вариантов. Через эту дверь живые не ходят… а если и ходят, то ненадолго. Ты, баба, отпусти его, не трожь, смерть - она заразная, еще подхватишь сдуру…
Инга машинально отпрянула и тут же устыдилась своего порыва - но Бакс отошел назад и стал, широко расставив ноги и сжав кулаки, словно собирался врасти в эту землю, которая не хотела его носить.
- Бакс, родной… - прошептала Инга.
И замолчала.
- Я его сейчас обратно отведу, - Бредун ободряюще похлопал Ингу по плечу. - Он мне все рассказал, а я вернусь и вам тоже все-все расскажу. Только не знаю - хорошо это или плохо…
- Что? - выдохнула Инга. - То, что вы расскажете?
- Да нет… То, что я вообще встрял в вашу историю. Я ведь из Неприкаянных. Из самых что ни на есть…
Инга ничего не поняла. Она обернулась и увидела бледного, как смерть, Черчека; Иоганну, закусившую губу и нервно теребящую концы платка; Йориса, напрягшегося, как тетива натянутого лука…
- Ну, чего вылупились?! - грубо прикрикнул на них Бредун. - Или не догадывались? Ведьмаки липовые…
Как ни странно, его грубость подействовала успокаивающе. Йорис опустил глаза и откинулся на спинку скамейки, Иоганна бросила мучить платок, и лишь Черчек неотрывно смотрел на Бредуна.
- Умен был мой дед, Сарт-Верхний, - пробормотал старик, покачивая косматой головой из стороны в сторону. - Твоя правда… С душой порол меня, неразумного, чтоб с тобой не якшался - да, видать, не впрок порка пошла… Эх, дед!.. деда…
Инга повернулась к Черчеку, хотела что-то сказать, осеклась, а когда она снова глянула туда, где только что стояли Бакс и Бредун - их и след простыл.
Лишь пыль курилась на опустевшем месте.
- Ай, Бредун…
Певучий говор Иоганны неожиданно испугал Ингу. Она замерла, вслушиваясь в полуплач-полупесню, так напоминающую причитания или заупокойную молитву, а Иоганна все не смолкала, все бросала слова на ветер:
- Ай, Бредун… ай, далекая дорога, мчится конь, не зная страха, над равниной вместе с ветром - конь мой пегий, месяц красный… и глядит мне прямо в очи смерть с высоких башен… ай, Бредун…
- Цыц! - оборвал Черчек завораживающий ритм непонятных слов. - Рот закрой! Нашла время выть!
- Ты скажи ей, Черчек, - подал голос Йорис, до того ожесточенно чесавший здоровой рукой волосатую грудь, - ты скажи ей, чтоб не выла почем зря, и по ночам чтоб не бегала куда ни попадя!.. Ей дите доносить надо, да родить как положено, а если ты ей не скажешь, черт старый, так я ей сам скажу, только меня она не слушает…
- Да ладно вам, - по-бабьи поджала пухлые губы Иоганна. - Вон уже и Бредун вернулся, а вы все о своем…