– Так… Бинты вижу, марлевые стерильные салфетки… Где-то у меня был оспен. Оспен, оспен… Мой Бог, неужели я забыла положить лекарство? А-а, нет, вот он. Филипп! Возьми на столе пестик и измельчи несколько таблеток.
– Зачем это еще? – недовольным голосом отозвался супруг, входя в дом.
За ним следом шел Кадика с ведром чистой воды.
– Затем, что Прагассе нужна врачебная помощь, а предоставить оную мы не в силах. У нее уже началось заражение.
– Почему ты так решила? – недоверчиво посмотрев на супругу, спросил Филипп. – Не припомню, чтобы в университете ты изучала медицину. Хотя я, безусловно, могу чего-то и не знать.
– А это не очевидно? – огрызнулась Аннет, все больше и больше раздражаясь. – Старуха пролежала около девяти часов с раной на голове. Это еще повезло, что на голове был дурацкий головной убор. Естественно, начался сепсис. Ей повезло, что тот мерзавец не успел как следует прицелиться. Легкое ранение по касательной. Слава Богу, насколько я могу судить, кость не задета. Только содрана кожа. Сейчас постараюсь промыть рану.
– Вы что-нибудь понимаете в медицине? – осторожно спросил Дидо, глядя на приготовления Аннет.
– Ну как сказать, не совсем, – призналась та. – Но я мать троих детей, а с ними вечно что-нибудь случается. Не волнуйтесь, я постараюсь не навредить и сделать все, что в моих силах. Тем более иного пути у нас нет.
Порывшись в большой косметичке, где лежали лекарства на все случаи жизни (а она знала, куда едет), Аннет достала кутасепт для промывания раны, йодопирон, а также ампулы прокаина и шприц, при виде которых супруг женщины поморщился. Будучи дома, Филипп подтрунивал над Нетти, когда та набирала множество лекарств в большую косметичку, в итоге еле уместившуюся в чемодане, говоря, что у него жена не репортер, а сотрудник Красного Креста, ибо взяла с собой целую походную аптеку. Но теперь, находясь в нескольких десятках километров от цивилизации, а, соответственно, и от квалифицированной медицинской помощи, он понял, как был неправ.
Промыв рану, удалив инородные тела и остатки запекшейся крови, Аннет присыпала рану порошком из таблеток оспена и наложила повязку. Проделав все эти процедуры, женщина отошла от больной и села на стул, устало опустив голову на руки.
– Она выживет? – спросил Дидо, стоя на коленях у изголовья Прагассы.
– Я не знаю, – подняв голову, тихо произнесла Аннет. – Судя по учащенному дыханию, сильно выраженному сердцебиению, резкой прогрессирующей бледности лица и рук, а также по наличию холодного пота, могу предположить, что Прагасса потеряла достаточно много крови. Да вы и сами можете догадаться об этом. Рана не глубокая и не задела основные сосуды, но пожилая женщина пролежала без помощи очень долго. К тому же надо помнить о возрасте… Если честно, я не уверена, что шаманка протянет до утра. Простите…
Глаза Дидо наполнились слезами. Проводник с жалостью смотрел на морщинистое лицо ведьмы. Долгие годы Прагасса поддерживала духовную жизнь вымирающего племени. К ней обращались за помощью во время болезней, старейшины спрашивали совета в делах, а молодые просили благословения перед церемонией бракосочетания. Что станет с племенем без нее? Как выживут бедные люди без ее помощи и покровительства?
Внезапно веки старухи дрогнули, и она издала протяжный стон.
– Пить! – прохрипела Прагасса, с трудом открывая глаза.
– Сейчас, сейчас, – засуетился Кадика, подбегая к столу и хватая небольшую глиняную плошку.
Зачерпнув немного свежей воды из ведра, проводник бережно поднес чашу к потрескавшимся губам ведьмы и, приподняв осторожно, с помощью Филиппа, голову больной, влил несколько капель живительной влаги в рот Прагассы. Та с жадностью начала пить воду, подавая знак глазами, чтобы тот не убирал чашу. Наконец напившись, она откинулась на подушку и закрыла глаза.
– И что теперь делать? – растерянно посмотрев на супружескую пару, спросил Дидо.
– Только ждать, – пожав плечами, ответила Аннет. – Я не знаю, чем еще ей помочь.
– Надо сделать отвар, – услышали они скрипучий голос ведьмы. – Видите, на тех полках стоят три банки. Бросьте в котел по щепотке трав из каждой, и пусть вода покипит некоторое время. Потом снимите и дайте немного настояться…
Несколько мгновений все с удивлением смотрели на лежавшую старуху, не веря своим ушам. Как? Да и возможно ли подобное? Человек, можно сказать, одной ногой в могиле! Первой пришла в себя Аннет и тут же начала руководить процессом приготовления отвара. Через два часа бурое зелье, состоящее из каких-то травок, известных лишь старой ведьме, дымилось в плошке. Подойдя к изголовью Прагассы, женщина легонько потрясла ее за плечо. Та тотчас же открыла глаза и уставилась на Нетти. Женщина вздрогнула, чуть не пролив спасительную жидкость.
– Кадика, – ворчливым голосом приказала старуха, – возьми отвар у этой безрукой. Не ровен час, она все испортит.
Аннет вспыхнула от возмущения, но промолчала. Женщина протянула плошку подошедшему проводнику и отошла в дальний угол комнаты, где уже сидел Филипп, хмуро смотревший на все происходящее.
– Эта старая кошелка еще и недовольна, – хмыкнул он, обращаясь к жене. – Мы едем черт знает куда, спасаем ее, а она кочевряжится. Знаешь что, дорогая. Бросаем все, и отчаливаем домой! Нас, между прочим, дети заждались.
– Ну как мы можем уехать, когда Мишель пропала. Надобно сделать все возможное, чтобы вызволить Маношу из прошлого.
– Ты что, оглохла, милая? – разозлился на жену Филипп. – Ты разве не слышала, ЧТО сказала Прагасса? Твоя подруга не вернется больше! Все, конец! Мы ничего не сможет сделать.
– Твоя подруга передала тебе письмо перед уходом в другой мир, – услышала Аннет уже более уверенный голос ведьмы.
Поглядев на старуху, женщина обомлела. Жесткий взор, видневшийся из-под наложенной повязки, мало походил на взгляд больного человека, получившего хоть и незначительную, но все-таки рану головы, да к тому же потерявшего изрядное количество крови. "Она точно ведьма", – подумала Аннет, медленно подходя к лежащей старухе.
– Вот, возьми, – протягивая чуть дрожащей рукой свернутый лист, проговорила Прагасса. – Мишель передала мне его перед самой отправкой туда. Вероятно, ты найдешь ответы на все вопросы, которые не дают тебе спокойно спать.
Нетти взяла листок и уже хотела развернуть его, но, задумавшись, положила письмо в карман и решительным шагом направилась к двери.
– Нетт, милая, так мы отправляемся домой или нет? – окликнул жену Филипп.
– Фил, не сейчас, – не поворачиваясь к нему, ответила Аннет и вышла из хижины.
"Дорогая моя Нетти! – так начиналось письмо Мишель. – Пишу тебе эти строчки потому, что, во-первых, обещала все рассказать, а во-вторых, я не уверена на сто процентов, что после моего пребывания в прошлом я вернусь в тот мир, который намереваюсь покинуть сейчас. Да я, откровенно говоря, и не знаю, смогу ли вообще вернуться. Доверившись Прагассе, я фактически оказалась ее заложницей. Впрочем, совершила сей акт по доброй воле и по своему желанию. Ты спросишь, что побудило меня на такой странный, по твоему мнению, поступок? Признаюсь, первой мыслью было обретение славы, если удастся разгадать тайну путешествий во времени. Таким образом я планировала утереть нос Медному лбу, чтобы отомстить за несправедливые обвинения в мой адрес и прочие обиды. Столкнувшись ночью в метро с поездом-призраком и получив на следующее утро подтверждение того, что я не сошла с ума, я захотела заняться расследованием удивительного исчезновения, случившегося в 1911 году в Риме. Да, это было безумием – хвататься черт знает за что. В чем-то я согласна с тобой…
Во время изучения материалов я познакомилась с женщиной из центральной библиотеки, Аделью де Фарси, до замужества сеньоритой Саджино. Милая, добрая и отзывчивая старушка, могу тебе сказать. Она приняла меня как родную, окружив заботой и вниманием. Разговорившись с ней за чашкой чая, я выяснила, что дед мадам де Фарси был одним из тех, кто принимал участие в той роковой для ста шести итальянцев поездке. Ему и еще одному сеньору удалось избежать участи остальных пассажиров, обманув тем самым проклятие, из-за которого эта женщина осталась совсем одна: ни родных, ни близких. Полное одиночество! Понимаешь? НИКОГО! Что друзья? Друзья есть, хотя многие из них уже умерли, а другие не особо пускают Адель в свою жизнь, считая женщину… так скажем, не вполне адекватной. Почему? Так это только потому, что она не раз рассказывала им о пропавшем поезде, исчезнувшем, по ее мнению, из-за родового проклятья Саджино.
Ты не можешь понять, что такое одиночество. У тебя большая семья: есть братья и сестры, муж, трое очаровательных детишек. А я, как никто другой, понимаю положение Адели. По сути, я так же одинока. Мне уже тридцать два, а дома ждут только четыре стены: ни мужа, ни детей. Я даже собаку или кошку (да что там собаку!), даже кролика не могу завести с моим сумасшедшим графиком. Разъезды, командировки, встречи и многое другое. А когда возвращаюсь в Париж, то взваливаю на себя кучу работы, сижу до ночи в офисе, чтобы не быть одной в пустой квартире. Получается замкнутый круг: много работаю, чтобы не быть одной, а одна, потому что много работаю. Абсурд…
Родители? Но мама живет своей жизнью, а папа поддерживает ее во всем. Я приезжаю к ним раз в три месяца, но мама, впрочем, как обычно, пропадает на конюшне целыми днями, а отец помогает ей управляться с делами. Так что даже в родительском доме я чувствую себя никому не нужной.