В него впилась пара раскосых глаз, настолько жгучих, что у детектива зашевелились волосы на макушке.
– Дункель… Как же ты мне надоел… Тебя послать или сам отвянешь?
Дункель скривился в усмешке. Все вокруг знали, что при виде Туры Сатаны у него начиналась гипертония. Из-за смешанных кровей и буйного нрава у Туры было много недоброжелателей. Как они не понимали, что если кого-то и считать символом надежд этого континента, так именно ее? Немного японка, немного шайен, немного шотландка, немного ирландка, и всё самое лучшее со всего мира соединилось, родив эту женщину. Смоляные глаза с ресницами невероятной длины, смелый макияж, великолепная фигура… Идеальный объект желаний.
Тура пощелкала пальцами перед его глазами:
– Совсем поехал? Есть кто дома?
Детектив заморгал. Черт, слава Ноденсу, хоть не на грудь таращился. А грудь у Туры была уж точно от дьявола, убийственная – сворачивала шеи покруче всяких там ассасинов.
– Прости, Турочка, солнце, задумался, – сверкнул улыбкой Дункель.
– Дункель, ты еще больший тормоз, чем я думала. Тебя нужно отловить и набить на лбу "переводчики – не прямо, а направо".
– Э-э-э… Мозги совсем не варят. Пардон.
– Кретин.
Он крутнулся на месте и помчал в нужном направлении. Каблуки громко стучали по мраморному полу, а спину жег взгляд Туры. Ну конечно, он помчался прямо к ней! Он всегда бежал прямиком к ее окошку. В следующий раз он непременно пригласит ее на чашечку кофе. Хотя нет, "на кофе" можно понять превратно. На концерт "Шальной братвы"? Нет, увидит его с контрабасом на сцене и подумает, что он хочет зарисоваться – совсем нескромно. Сводит ее в кино! Да! Как раз не за горами премьера "Человек-волк: история о разбитом сердце". Главное, пробиться сквозь ее защиту и не получить по морде. Крутая девочка, ничего не скажешь… А вот и нужное окошко.
– Чем могу быть полезен? – ухмыльнулась ему лысая рожа в очках.
Уродец Мортимер, Ктулху бы побрал. Джерри скривился и поежился – он не мог не обращать внимания на ужасные прыщи, прятавшиеся в усах клерка.
– Неважно себя чувствуете, господин Дункель? В прошлый раз вам тоже нездоровилось, – всё так же лыбясь, проворковал Мортимер.
– Да, Морти, не очень. Мне нужен синхронный переводчик для ночных мверзей.
– Бумаги?
– В порядке. – Джерри достал из кармана измочаленные листы и просунул их в щель под стеклом. – Извини, не было возможности возиться с папкой.
Бормоча что-то про "подтереться", Мортимер расправил накладную, дунул на штамп и грохнул по бедной бумажке.
13:12 p. m.
Закуриваю. Пепельница у входа в Бюро щетинится окурками моих сигарет. Стою, прислонившись к стене. Взгляд лениво плавает по выпуклостям и впадинам моего любимого Понти – так я называю свою колымагу. Наверное, мог бы таращиться на нее вечно – таращиться и медитировать с сигаретой в зубах. Хотя лучше бы я сейчас сидел дома напротив кровати и медитировал на задницу Туры.
Итак, заберу этого мастера мверзейших словес, и в Крайслер-билдинг, к моим "друзьям" – разговоры говорить. Ночные мверзи настояли на том, чтобы переговоры между ними и людьми проводились через их старшин, а эти крылатые твари прятались в штабе. Крайслер… Помню, как я надрался, когда узнал, что мэр О’Двайр подарил это прекрасное здание мверзям.
Очень надеюсь, они что-то знают. Не приведи Ноденс, чтобы эти твари оказались виновны… Тогда нам всем крышка.
Ребята в Бюро не спешат. Ясное дело, важные птицы – без них сейчас никуда. Если этот мудак не появится в течение десяти минут, придется открывать новую пачку. Руки буквально чешутся – спичит взять в руки четырехструнного друга и дать волю пальцам, отпустить вожжи фантазии. Или еще лучше: мы с ребятами, все вместе, на сцене "Дохлого Джонни", а публика ловит каждый звук… Почему они копаются так долго? Уже и плюху от Туры получил, и радио послушал, и помечтал, и покурил, покурил, а потом еще раз покурил… Эта работа меня угробит.
Как раз на мысли о гробах скрипнула дверь, и на улицу вышел пижон в черном – широкополая шляпа, длинное пальто, пояс развевается позади, лакированные туфли. Переводчики всегда походили на гробовщиков.
Он остановился и принялся озираться вокруг.
– Эй, Мак!
Парень перестал вертеть головой и, как марионетка, повернулся на месте. Тощий, как скелет, и совсем еще молодой. Безупречно белая рубашка, черно-синий галстук с приятным золотистым отливом. Стильный пижон!
– Детектив Дункель?
– Точно.
– Владимир Щекавица.
– Щекав… Это польская фамилия?
– Украинская, – скривился франт.
– Коммунист?
Щекавица уставился на меня, словно я выплеснул ему в лицо стакан холодной воды. Я засмеялся.
– Расслабься, парень, просто шучу. Топлю лед, сечешь?
Щекавица выдавил подобие улыбки. Надменный олух. Но он мне нравился. Сработаемся.
Когда мы подходили к машине, я услышал, как изнутри надрывается рация. Подскочив к двери, я ввалился внутрь.
– Дункель слушает.
Щекавица пялился на меня, как на неизвестное науке животное.
– Еду, – буркнул я и щелкнул переключателем. Повернулся к переводчику. – Щек, придется нам покататься. Кстати, Владимир… Сокращенно будет Влад?
– Да.
– Так же Дракулу звали. Ты, случаем, не из Карпат будешь?
2
Сверкали мигалки, выл гудок – старенький "Понтиак" мчался лабиринтами Бруклина что было мочи. Хмурые чернокожие провожали Дункеля тяжелым взглядом.
Притормозив возле Проспект-Парка со стороны Оушен-авеню, детектив выскочил на улицу. Владимир тоже вылез из машины.
– Я с вами.
Дункель смерил его взглядом и пожал плечами.
– Как знаешь. Под ногами не путаться, глупых вопросов не задавать. Усек?
– Усек, – сказал Владимир и положил в рот пластинку жвачки "Риглис". Хмыкнув, Дункель закурил и, махнув Владимиру – мол, за мной, – двинулся в сторону неизбежного сборища зевак.
Желтая лента окружала площадь в пять квадратных метров под большим развесистым дубом. Знакомые лица мрачно смотрели на темный силуэт на земле. Подойдя ближе, Дункель устало вздохнул: на траве растянулись вещи, явно принадлежавшие молоденькой девочке; из одежды серыми змеями торчала кожа ног, рук. Волосы веером рассыпались вокруг лица, походившего на непропеченный блин. Жидкость на темной коже поблескивала черным бисером.
– М-да, – сказал Дункель.
– М-да, – отозвался Полхаус и промокнул платком вспотевший лоб.
Дункель выпустил дым и поднял голову.
– Есть какие-то новые зацепки?
– Нет, Джерри… Не знаю, имеет ли это хоть какое-то значение, но тело… точнее, труп… мать твою, как называть это?! – Он ткнул пальцем в нечто, похожее на сдувшуюся резиновую куклу.
– Неважно. Расслабься. Пускай будет тело, один хрен.
– Тело. Ладно… – Полхаус глубоко вдохнул и выдохнул, явно пытаясь взять себя в руки. – Короче, на тело напоролась парочка влюбленных. Зовут их… – Он заглянул в блокнот, – Мэри Энн Пинкертон и Дэвид Смизерс, двадцать один и двадцать три года. В парке стоял туман, и они решили, что романтичней ничего быть не может. В самом укромном, по их мнению, месте они нашли тело, – Полхаус снова вздохнул, – Мэрджори Хоуп, семнадцать лет. Девчушка прогуливала школу, потому что ее пригласил на свидание, – быстрый взгляд в блокнот, – Тимоти Бэст, школьный ловелас номер один. На свиданку не дошла.
– Бэста допросили?
– Да, но у него железное алиби.
– Насколько железное?
– В это время он сидел в кабинете школьного директора – его застукали в туалете с какой-то соплюшкой на пару классов его младше. Догадайся, чем они занимались.
– Ясно. А результаты анализов черной херни на теле Хастингса?
– Это мазут.
– Мазут, – хмыкнул Дункель и раздавил сигарету. Щекавица неодобрительно глянул вниз.
– Лучше и не скажешь, Джерри, – кивнул Полхаус.
– Что-то еще?
Полхаус полистал блокнот.
– Нет.
Детектив вздохнул и с кислой миной осмотрелся. Заметив Роя с Майком, он подошел к ним. Через минуту он подошел к Щекавице – тот всё еще стоял возле останков Мэрджори Хоуп.
– Ладно, Дракула, поехали. Не будем терять времени.
Детектив и переводчик подошли к желтой ленте. Дункель посмотрел на зевак – жадные глаза, открытые рты. Кое-кто притащил фотоаппараты. В самой гуще народа противно заиграли на флейте – словно музицировал сумасшедший. Ни стыда, ни совести.
Детектив поднял ленту, пропустил переводчика и двинул через толпу. Пару раз "случайно" ткнул кого-то под ребра. Улыбнулся, когда в ответ донеслось удивленное хрюканье.
Впереди послышался ропот, кто-то завизжал.
Всё произошло молниеносно.
Щекавица остановился как вкопанный, а потом зашипел, пригнулся, сделал шаг назад. Дункель увидел, как дернулась голова парня, услышал, как хрустнули позвонки. Кто-то поднял Владимира над землей – Джерри не мог рассмотреть нападавшего, его полностью скрыло развевающееся пальто Щекавицы. Переводчик дернулся еще раз, и еще, и еще. Шипение перешло в бульканье.
Народ заорал и бросился врассыпную. Похожий на козла паренек с большими зубами в панике рванул прямо на Дункеля, и тот вырубил его локтем. Положил руку на кобуру, палец рванул застежку.
Послышался хруст, словно кто-то прошелся стекловатой по барабанной перепонке, и, отделившись от тела, голова Щекавицы подпрыгнула над толпой. Шляпа переводчика сорвалась и ударилась в грудь Дункеля. В воздух взметнулись русые волосы. Там, вверху, голова и зависла – подбородок бедняги держала рука незнакомца.
Пистолет выскользнул из кобуры.
– С дороги! С ДОРОГИ, ТВОЮ МАТЬ!!! – послышались вопли полицейских.