Я даже не успел ничего спросить, как мне тут же любезно сообщили перевод тюркской перебранки. Да-а, русский язык, конечно, великий и могучий, но восточные - цветисты и образны. Даже ругаются так, словно сказку из "Тысячи и одной ночи" рассказывают…
- Я благодарен вам, генерал Хан Нахичеванский, за ваши слова. Особенно мне понравилось про тигра. - Он слегка смутился, но взгляд мой держит. - Вы хороший генерал, и я надеюсь, что и вы, и ваши потомки всегда будут моей верной опорой. А что касается вас, мушир, то, по-моему, ваши поражения закономерны. В прошлую войну вы были вооружены лучше нас. И сильно вам это помогло? Ну, а то, что мы с прошлой войны не стояли на месте, - так это естественно. Когда ваш султан отвечал на наши справедливые требования, то должен был бы вспомнить, как тринадцать лет назад наши войска уже стояли в виду Константинополя. Но он, ослепленный своим самомнением и надеждами на британскую помощь, дал мне оскорбительный отказ. Ну, и каково ему теперь?
Турок подавленно молчит, а я поворачиваюсь к Ренненкампфу:
- Павел Карлович, распорядитесь, чтобы мушир получил почетное место на нашем параде в Царьграде. Кстати, я желаю видеть генерал-майора Хана Нахичеванского в своей свите…
На следующий день наступление на Стамбул продолжилось. Собственно, теперь это уже можно было бы назвать каким-то парадным маршем. Остатки полевых войск противника практически не оказывали сопротивления. К вечеру первого дня наши войска заняли Лозенград, Родосто, а передовые разъезды казаков добрались до Черкезекей. Всего за два дня наши войска подошли к самым стенам. Штурм начался практически сразу после перегруппировки - удар наносился с трех сторон. С запада и северо-запада атаковали солдаты Ренненкампфа, а заждавшиеся в Галате морпехи ударили через Золотой Рог прямо по центру города и дворцу султана. Жаль, но Абдул-Хамиду удалось сбежать в последний момент.
Завязались ожесточенные уличные бои. В Стамбуле остались только те, кто желал до конца сражаться с русскими, - сборная солянка из различных подразделений. Разношерстно вооруженные, имеющие большие проблемы с боеприпасами, действующие без связи друг с другом, турецкие солдаты бились с храбростью обреченных.
Воевали они таким образом: небольшой отрядик, как правило не превышающий по численности сорок-пятьдесят человек, занимал и пытался удерживать какое-нибудь здание. Наши штурмовые группы, состоявшие из пары броневиков, четырех орудий и двух взводов пехоты и саперов, наткнувшись на очередной турецкий шверпункт, брали такие "укрепления" за пару часов. В отдельных случаях, когда не могли справиться сами, вызывали огонь гаубиц, после работы которых оставались только груды битого камня.
Больше всего возни пришлось на долю англичан, занявших целый квартал, - они отбили две попытки штурма и сумели пережить артобстрел.
Но всякое сопротивление имеет свой предел - сломаться может даже клинок дамасской стали, особенно если согнуть его посильнее. А мы давили, как паровой каток, - неспешно, но неотвратимо. И наступило, наконец, очередное утро, когда в Стамбуле не раздалось ни одного выстрела - просто некому было стрелять.
А на следующий день капитулировала английская бригада морской пехоты, к уничтожению которой мы готовились с особым тщанием, подогнав для ее разгрома несколько лишних батарей минометов и гаубиц. Правда, британцы оговорили почетные условия сдачи - сохранение знамени и прочих атрибутов вроде духового оркестра.
…Я стою на Галатской башне и обозреваю панораму города, расстилающегося у моих ног. Рядом со мной - Егорка и Филя, которых этот вид явно не впечатляет. Махаев покуривает папироску и презрительно поглядывает то в одну, то в другую сторону. Наконец, отшвырнув окурок, он обращается ко мне:
- Государь, может, пойдем уже отсюда, а то, не ровен час, пальнет какая-нибудь сволочь недобитая!
- Верно, государь, пойдем уже! - поддерживает друга Шелихов. - Ну чего тебе в этом городе сдалось? Дикари ведь кругом немытые!
- Дикари, говоришь, немытые? Ну-ну… - За что люблю Егорку, так это за абсолютную уверенность в своей правоте. Иногда, правда, стоит его просвещать. - А скажи-ка мне, есаул, сколько бань в нашей столице?
Шелихов начинает считать в уме, шевеля губами и загибая пальцы.
- Не старайся, Егор, в Стамбуле всяко поболе будет! Раз в сто! Причем первая баня, что еще при греческих кесарях построена была, до сих пор работает! А ты, Филя, напомни мне, когда в Москве первая трамвайная линия открылась?
- Ну-у… В прошлом годе вроде… - неуверенно говорит Махаев.
- Не, Филимон, в позапрошлом! Аккурат накануне покушения! - приходит на выручку Шелихов.
- Точно, Егорушка, в позапрошлом. А у этих диких азиатов первая линия открылась в тысяча восемьсот семьдесят первом!
- Ну, ты подумай! - удивленно восклицает Махаев, озадаченно почесывая в затылке. - Так, государь, а какого ж хрена они тогда нам так просрали? Неужто потому, что у нас броневики да гаубицы новые? Ну, сколько тех "Медведей"-то?
- Верно, друг мой Филя! Не одними броневиками да пулеметами мы их сделали, хотя от всего этого добра польза немалая! А вот боевой устав пехотный новый, что Александр Михайлович придумал, - он намного от старого отличается?
- Как небо от земли, государь!
- Так вот, турецкий устав - примерно на уровне нашего старого!
- Значит, мы их только за счет подготовки войск победили? - На лицах моих верных опричников появляются понимающие улыбки. - Так когда, государь, ты парад победы на белых "Жигулях" принимать будешь?
- Откуда это? - резко поворачиваюсь я к ребятам.
- Дык… государь, Александр Михалыч намедни так говорил! - простодушно пожимает плечами Шелихов.
- Ох, и дошутится у меня светлейший граф! - в сердцах обещаю я. - Рано еще, Егорка, про парад думать. Нам еще султана отловить надо…
- Сбежал все-таки, собака турецкая? - изумляется Филимон. - Ничего - Сергей Илларионович его быстро поймает!
- Нет, Филя, князь на данном ТВД еще не развернулся. Вот попозже, когда начнем здесь мирную жизнь налаживать…
- Значит, Виталий Платонович со своими ребятами! - вставляет Шелихов. - Они все тылы облазили, каждый день по "языку" приводили, да не солдат, а сплошь офицеров - стало быть, места такие знают, где турки-то в больших чинах водятся…
…Альбертыч появился в моем поезде, как обычно, то есть без предупреждения, без пароля, без пропуска и чуть не сломав Егорке руку. Вместе с ним прибыли трое увешанных оружием парней с глазами профессиональных убийц и таким выражением лиц, которые могли бы вызвать приступ диареи даже у Николая Валуева, - бойцы спецназа ГРУ, набранные из стальградских дружинников. Для человека с более слабыми, нежели у меня, нервами эта делегация могла бы стать причиной сердечного приступа с летальным исходом.
Политов-старший отставил в сторону "Бердыш", взмахом руки отпустил своих головорезов и без приглашения уселся на диван, закинув ногу на ногу.
- Твое Величество, пожрать ничего не найдется? - покачивая носком пыльного сапога, хрипло спросил глава разведки.
- Сейчас распоряжусь. А с чем пожаловал, Влади… - тьфу ты, пропасть! - Виталий Платонович?
- Так это… - Владимир Альбертович рывком придвинул к себе блюдо с копченым фазаном и принялся деловито запихивать в себя кусок за куском.
- Ну, не тяни, Альбертыч. Потом отъешься. Чего приперся-то?
- Так это, Величество, - Целебровский проглотил последний кусок, - ты Абдул-Хамида заказывал?
- Вы что, охренели?! Исполнили, что ли, султана?! Я, блин, не заказывал, а приказывал. Приказывал захватить султана Абдул-Хамида Второго в плен, живого и невредимого!
- Ну а я чего говорю? Заказывал - получи…
По его приказу хмурые спецназовцы внесли в салон-вагон тюк, свернутый из пыльного ковра, перетянутого ремнями. В моем мозгу мелькнула очумелая мысль: "Они султана в таком виде приволокли?! Обалдели вконец!" Бойцы небрежно вытряхнули пленника на пол. Повелитель Блистательной Порты, немолодой, лет под пятьдесят, мужик, держался исключительно на остатках гордости - не стонал, вообще не издавал звуков, вот только встать самостоятельно не смог. Спецназовцы рывком поставили страдальца на ноги, но он, постояв секунд пять, беззвучно упал - ноги не держали. Один из парней уже сделал замах, чтобы хорошенько пнуть поверженного владыку, но я остановил его. Неловко как-то месить сапогами поверженного противника. Кликнул своих ребят. Лейб-конвойцы все-таки смогли установить пленника в вертикальное положение.
- Жалеешь, небось, что Крит не отдал? - с усмешкой спросил я и, спохватившись, повторил вопрос по-французски.
Султан захрипел и потерял сознание, обмякнув на руках державших его лейб-конвойцев.
- Унесите! - приказываю своим парням. - Окажите медицинскую помощь! Накормите, напоите, переоденьте! Чтобы к завтрашнему дню он был как огурчик - ему еще капитуляцию подписывать. Да и на параде придется поприсутствовать - привяжем его к бамперу броневика…
Целебровский весело фыркнул.
- Альбертыч! Кто до такого способа транспортировки додумался? Вы ведь его чуть не уморили, черти! Но все равно - молодцы!!! Сверлите дырочки под ордена! Тебе, Альбертыч, Андрея Первозванного!
- Да ладно, государь, не за ордена воюем! - Политов-старший устало махнул рукой и откинулся на спинку дивана. Его лицо вдруг неуловимо быстро разгладилось - Владимир Альбертович, исполнив свой долг, мгновенно заснул.