- Кличут его так. Он и впрямь сызмальства мог без мыла в любую задницу влезть, потому так и прозвали, - пояснил Игнашка и предупредил: - Среди сурьезного народца его хошь и кличут Кузьмичом, но ты с ним не больно-то рассусоливай, ежели что. Да и величать так-то ни к чему - невелика птица, чтоб отечество его поминать. Прошка, и все тут.
Всего через час, даже меньше, передо мной сидел весьма солидный мужчина с аккуратно расчесанной бородой и блестящими от елейного масла русыми волосами. Он и одеждой ничем не отличался от купца, да и говор имел точно такой же - степенный, неторопливый.
Пообщавшись с ним, я решил не пользоваться последним советом Игнашки. Что-то мне подсказывало - даден он был скорее из чувства подспудной ревности, и других причин не имелось.
Да и несолидно это - величать своего главного эмиссара по кличке.
Словом, едва Игнашка удалился, я все переиначил. И как в воду глядел - Мылу чертовски пришлось по душе то, что эдакая значительная особа, как князь, да еще и учитель царевича, обошелся с ним столь уважительно.
А уж когда я, наливая себе горячего сбитня, совершенно машинально на правах хозяина налил доверху и вторую кружку, поставив ее перед ним, он окончательно растерялся от подобной чести, оказываемой ему, а опомнившись, пришел в неописуемый восторг.
От избытка нахлынувших чувств у него даже увлажнились глаза.
Короче, пробрало мужика не на шутку, хотя он это всячески скрывал. Но уважение не помешало ему отнестись к финансовым вопросам серьезно и тщательно:
- Ежели по сорока рублев в месяц, то за полгода это будет…
- Двести сорок рублей, - подхватил я. - Довелось мне слыхать, что тебе нужно побольше, но если только управишься и все раздобудешь, то обещаю, что помимо этого получишь еще столько же, то есть всего у тебя выйдет полтысячи.
- А коль поранее управлюсь, месяца за три? - поинтересовался он. - Тогда, выходит, что помене, потому как…
- Тогда выходит поболе, - перебил я его. - Сколько бы ты там ни пробыл, при условии, что все сделаешь, - по сорок рублей за все полгода отдам. Словом, пятьсот рублей твои, а если и впрямь пораньше добыть успеешь, еще и сверх того наделю.
И уже со следующего дня Пров Кузьмич переехал на подворье Малой Бронной слободы, приступив к занятиям вместе со всеми ребятами.
Правда, для него была только практика работы в казино - не в тех он годах, чтоб осваивать рукопашный бой и прочие стрелковые и "ударно-метательные" науки.
Зато что касается работы крупье, то весь квартет, включая Кузьмича, занялся учебой сразу, едва только высохла краска на первом из трех столов. Правильно кидать шарик они научились быстро, а вот с оценкой выигрышей пришлось повозиться.
На то, чтобы освоить, сколько денег надо выплачивать за ставку в номер и за сплит, за троицу и за каре, за стрит и за линию, за дюжину и за колонку, каковы минимальные ставки на больше - меньше, на красное - черное и на чет - нечет, ушло почти две недели.
Зато я мог быть доволен - вызубрили все до автоматизма, так что от зубов отскакивало.
Разумеется, пришлось их погонять и на практике, но на сей раз с привлечением остальных из числа охраны, которые изображали посетителей.
Ставки делались новенькими фишками. К этому времени мне уже изготовили чеканы, с помощью которых сами ребята нашлепали из мягкого сплава - специально консультировался у литейщиков колоколов о пропорциях - кучу небольших монеток.
На аверсе у них было изображение все того же голубя, символизирующего святого духа, держащего в клюве монету, к которой протягивал руку нарядно одетый шляхтич с довольной улыбкой на лице. На реверсе шляхтич отсутствовал - только птичка и денежки в ее клювике.
Каждая сотня из отчеканенной тысячи была окрашена в разный цвет. На самом деле оттенков красок имелось куда больше, но, чтобы не было похожих, пришлось ограничиться десятью.
Для готовности к возможным эксцессам каждый вечер "крупье" из числа свободных изображал неудачливого игрока, который с горя начинает буянить. Пара охранников должна была с помощью уговоров угомонить буяна и вежливо вывести из зала, а потом из дома.
Приемы рукопашного боя допускались только в самом крайнем случае, но и то исключительно на удержание, чтоб никакого мордобоя не было и в помине.
Всего не предусмотришь, как ни старайся, но я все равно потрудился на совесть, изобретая различные ситуации, которые могут иметь место на практике.
Так как сам я выехать в Варшаву даже на непродолжительное время не мог, пришлось договориться и о связи. Мои гонцы должны были в качестве подтверждения, что прибыли от меня, предъявить новгородку с существенным изъяном, то есть с изрядно обрезанным краем. Да не обычную, с всадником, а с князем.
Но ситуации бывают разные, поэтому я предупредил, что меня могут вынудить отдать знак чужому посланнику. В этом случае я ему дам тоже обрезанную монету, но это будет московка.
Тогда надлежит сообщить ему совершенно иное, прямо противоположное настоящему. А уж если им привезут и вручат полушку, то вообще следует сделать все, чтобы этот посланец обратно до Москвы не добрался.
Кроме того, может случиться и такое, что их вынудят отправить мне ложные сведения.
Пусть посылают, ничего страшного, но вначале в письме вместо приветствия: "Пров Кузьмич желает здравствовать князю Феликсу Константиновичу" следует написать: "Князю Мак-Альпину слуга Прошка челом бьет".
Не думаю, что заподозрят неладное, поскольку как раз второе обращение выглядит по нынешним временам куда естественнее первого.
И особо напомнил, что гонцы, в случае если их схватят, должны иметь в уме страховочную ложную версию - куда, к кому и с чем.
Словом, обговорено было если и не все - в жизни невозможно предусмотреть сто процентов возникающих ситуаций, - то достаточно много, чтобы надеяться на успешное их возвращение, причем не с пустыми руками.
Не забыл я и про сохранность добытых бумаг.
Чтобы обеспечить надежность их хранения и нелегальной перевозки, согласно моему заказу умельцы-столяры изготовили сразу три шкатулки, причем не с двойным, а с тройным дном.
Это тоже с учетом психологии обычного человека.
Оторвав самое нижнее днище, дотошный проверяющий мог обнаружить пару десятков золотых монет. Логично предположить, что он окажется настолько доволен обнаружением тайника с деньжатами, что дальше ковыряться ему и в голову не придет.
Пока что в каждой, но только не снизу, а на самом виду, внутри, хранился "золотой запас" - остаток денег, который составлял не так уж и много, всего три сотни рублей с небольшим.
Оставалось надеяться, что к концу первого месяца волшебное колесо сможет увеличить эту сумму по меньшей мере в десять раз.
К Борису Федоровичу обратиться все же пришлось. Без специальных отворенных грамот их за кордон все равно бы никто не выпустил, так что без царя никак.
Я не стал ему врать, но и всего замысла полностью не рассказал - чего доброго, начнет торопить, дергать, а в таком деле спешка - это залог провала. Да и вообще, чем меньше народу будет знать про мои потуги, тем лучше.
Потому я сообщил Годунову правду, но в обтекаемой форме. Мол, хочу выяснить, что этот самозванец успел начудить в Речи Посполитой, а там, как знать, глядишь, и выявится что-нибудь эдакое.
Мешкать было нельзя - осень, правда, выдалась на редкость сухой, но по начинавшему к полудню хмуриться небу чувствовалось, что еще несколько дней, и все - зарядят дожди и начнется унылая осенняя распутица. Поэтому едва просох от краски последний третий стол, как я немедленно отправил ребят в путь, благо что к тому времени было куда ехать.
Дело в том, что параллельно своим московским заботам я успел решить и зарубежные дела. Купец Барух бен Ицхак так и не прибыл в столицу, но, по счастью, прислал из Речи Посполитой весточку своему приказчику, в которой дал ему указания относительно меня.
Какие именно - понятия не имею, но выслушал тот меня очень внимательно и заверил, что лично отправится в Краков, где не только прикупит подходящий каменный дом, но и немедленно займется его соответствующей отделкой. Место встречи он тоже назвал сразу, а вот ответить, когда прибудет сам купец, не смог.
Ну и ладно - лишь бы домик купил.
Мои штирлицы уезжали с подворья веселые и довольные. Еще бы. Впереди ждала загадочная страна под названием Речь Посполитая, новые люди, к тому же они уже сейчас чувствовали себя героями, предвкушали грядущий успех и триумфальное возвращение на родину.