* * *
- Командир, - обратился к Ройтеру Карлевитц на утро этой неспокойной, полной надежд и тревожных ожиданий ночи, после того как сделал необходимые анализы - он был единственный, кто с ходу отверг теорию триппера. - Скажите, вы не пользовались мылом… э… э… ну как-то необычно?
- Что вы называете необычным, Карлевич?
- Не для того, чтобы что-то мыть… - сказал он и еще раз прильнул к своему походному микроскопу.
"А ведь - разнеси меня на куски - использовал!" Еврейский эскулап свое дело знал. Когда их с Вероникой в ванной накрыла страсть, а может, это поглумился тот самый, которого вызвал Ройтер, а Вероника пропустила. Не все шло гладко. То есть души-то их были в полнейшем экстазе, а вот тела как-то не очень… Имеется в виду преимущественно тело Вероники. Возможно, она была просто насмерть перепугана всем, что происходило. Ройтер не нашел ничего лучше, как воспользоваться обычным мылом. А почему нет? Помогает же мыло насадить резиновую кишку на металлический патрубок. Просто лейтенант забыл, что сам-то он не железный. Оберфенрих довольно быстро устранил воспаление с помощью марганцевых спринцеваний. Честь Кригсмарине была спасена, и можно было бы расслабиться, но в тот же вечер майор Дитрих Луц застрелился. А это уже не хиханьки… Началось расследование…
* * *
Удивительные порой шутки выкидывает судьба. Ройтер в очередной раз обманул смерть, на этот раз благодаря простому куску мыла! Или это были козни Киприды… Кому-то она вкладывала в руку меч, спасая от смерти, ну а кому-то - кусок мыла… Что ж, раз так - не будем противиться воле богов. Но что и говорить, в этот злополучный март 41-го боги вели себя очень странно. Просто смеялись, и не только над Ройтером. На всем необъятном пространстве Атлантики они выбрали одну точку, в которой оказались в последний час Шепке и Кречмер. Когда из черной пучины выпрыгнул нос U-100, Кречмер находился по другую сторону того самого эсминца. Он, закрывшись "парусом" от слепящего прожектора и пом-помов "томми", курил и ждал своей участи. Лодка уже была не боеспособна. Она вот-вот должна была пойти ко дну, но все никак не шла. И это было очень плохо. Даже хуже, чем если бы она пошла на дно вместе со всем экипажем, потому что если она останется на поверхности, то англичане сделают все, чтобы отбуксировать ее к себе, и тогда… тогда пошли прахом все усилия сотен инженеров, рабочих, миллионы рейхсмарок, которые должны были бы обеспечить победу Германии. "Только бы успеть ее затопить!" - стучало в висках Кречмера.
Оператор эсминца заметил на радаре зеленую кляксу - это была лодка Шепке. Всплытие, обычно вводящее в заблуждение "асдик", для нее, с появлением такой штуковины как радар, оказалось роковым.
- Молитесь, суки! - сквозь зубы процедил Шепке. - Сейчас покажем вам, что такое артиллерийская дуэль с немецкой подлодкой. К палубному орудию! - прокричал он матросам. Ботинки артрасчета застучали по палубе. Пушка ожила, она почти мгновенно развернулась на англичанина, но острый нос эсминца "Вэйнок" уже нацелился в середину лодки. На баке раздались крики ужаса. Кто-то из матросов прыгнул в воду.
- Лево на борт! Самый полный вперед! - Шепке был верен себе. Он был невозмутим. Как будто это не английский эсминец двигался на него, а учебный корабль на Балтике. Он верил в успех, и, казалось, еще совсем немного, и этот успех наступит.
- Отставить панику! - выкрикнул Шепке. - Они промахнутся! Пройдут за кормой! Кормовой - товьсь! - "Вот сейчас мы посмотрим, кто кого!"
В темноте ночи было трудно определить точный курс эсминца, и на секунду Шепке показалось, что он действительно проходит за кормой, не причиняя никакого вреда лодке. "Слава богу! Обошлось…" - мелькнуло в голове. И вдруг ограждение прямо перед глазами разорвалось, нос стал быстро сминать обшивку рубки. От сильного удара Иоахима сбило с ног. Он повалился на ограждение перископа. Жуткий пресс эсминца продолжал крушить обшивку, как будто она была картонной. Через несколько мгновений все было кончено. Шепке, все еще в сознании, с раздробленными ногами вывалился за борт. Он пытался плыть, оставляя вокруг себя кровавое пятно. Волна накрыла его, смыв с него фуражку. Она еще какое-то время качалась на волнах, затем намокла и пошла ко дну. Никто больше не видел ее владельца. Из экипажа U-100 англичане выловили шесть человек. Шепке среди них не было.
Ночью в Корневель пришла радиограмма от Кречмера: "Два эсминца… глубинные бомбы… 53 000 тонн, захват… Кречмер". Ее истолковали как "Потоплено 53 000, в том числе два эсминца. Атакован глубинными бомбами. Сохранил боеспособность. Кречмер".
Через некоторое время английские газеты сообщили, что захвачен в плен экипаж U-99 Кречмера.
Выход Ройтера задержали еще на двое суток - на всякий случай. И этот случай произошел. К вечеру второго дня на лодке прогремел взрыв, который повредил ГОН и прочный корпус. Это был очевидный акт саботажа. Не водород же сдетонировал! Мог бы и водород, но так и не "вдруг"! Хорошо еще никто из экипажа не пострадал. Такая авария в море - 100 % уничтожение лодки со всеми, кто на борту. Лодка встала на прикол надолго. Гестаповцы начали трясти обслугу. Но еще до них бурную активность в расследовании инцидента проявил Рёстлер. Методы его были таковы, что гестапо пришлось его усмирять. Однако "душка-Ганс" все-таки успел пристрелить одного француза.
- Вы следуете букве закона, а есть еще и дух закона. И согласно этому духу предатель должен быть наказан, причем неотвратимо наказан, независимо от процессуальных тонкостей! - не унимался он.
"Вот тебе и адмирал Кречмер, хорошо хоть остался жив - но адмирал ему теперь точно не светит… стало быть, и мне банкиром не быть… И теперь понятно почему… Сука, поймать бы этого предсказателя - ведь наврал, специально все наврал. Чтоб денег получить… Цыган херов!"
- Ну… не факт… - заметил Рёстлер, слегка успокоившись. Неужели Ройтер произнес все это вслух. Или партайгеноссе просто взял и угадал его мысли?
- Мы захватим Англию, освободим Кречмера, и он еще послужит фюреру, - высказался, как обычно, в своем духе Рёстлер. - Так что зря вы поносите медиума… зря… еще не вечер…
Ройтер грустно покачал головой.
- Не знаю. Такое впечатление, что вы присутствовали при этом гадании.
- Да что гадание, что вы такое особенное могли спросить у этого "дельфийского оракула". Один - карьерист, другой - романтик, третий - пылкий влюбленный, которого застают в борделе. (Ройтер вспыхнул и набрал в рот воздуха, чтобы что-то возразить, но не успел.) Нет, конечно, грустно, - продолжал Рёстлер, как бы не слыша его, но, с другой стороны, - ты можешь праздновать победу - ты теперь первый в подплаве по сумме потопленного тоннажа…
- Знаешь, я бы дорого дал за то, чтобы быть последним…
Не вязалось это как-то все одно с другим. Шепке - и вдруг мертв. Это было какой-то глупой шуткой. Вполне в стиле Шепке, с другой стороны… "Все будет чики-пуки!" Ой ли?.. Что осталось от этого веселого неунывающего парня? Остались этюды, наброски и портрет Вероники… Да-да. Но больше такой портрет никто не нарисует. Больше не будет ничего. Надо будет передать все это во Фленсбург. Скоро май, на День Матери он обязательно должен появиться дома. Но как им объяснить? Иоахим погиб, а ты? Триппер фальшивый лечил? - ай, молодец!
- Что теперь? - пробормотал Ройтер.
- À la guerre comme à la guerre, - прищурился партайгеноссе. - Уж не хочешь ли ты сказать, что смерть друзей помешает нам достичь великой цели? Смерть друзей - это жертва на нашем великом пути.
- Нет, конечно. Но Шепке жаль, он бы много мог сделать и для Рейха, и для фюрера… Он был очень талантливый художник.
- В этой войне мы потеряли многих талантливых людей, к сожалению. Наша цель оплачивается дорогой ценой. Но придет время, и благодарные потомки вспомнят всех их. Когда-нибудь в Германии будет заложен огромный линкор с новейшим вооружением, и будет он называться "Иоахим Шепке".
Ройтер не стал ждать так долго. На следующий день у парящего орла на его "парусе" клюв и лапы были покрашены в красный цвет, символизируя кровавую добычу, и к композиции добавилось Flensburg rächt sich - каллиграфически выписанное готической вязью. Возможно, это было чересчур брать на себя заявления от имени целого города, но Ройтеру было все равно. Теперь он твердо знал, за что сражается.