Фирузе, конечно, составила бы ему компанию, и прежний начальник Богдана был бы только рад, но уставшая Ангелинка, услышав о приглашении, лишь молча накрылась одеялом с головой, а Фирузе не захотела оставлять дочку одну. И тут новое счастье привалило: позвонил Баг. Богдан уж давным-давно не виделся и не слышался со старым ечем и напарником, и даже электронных писем они друг другу не писали; и вот точно снег на голову свалился, и не наших северных широт снег, а снег тутошний, левантийский, редкий и ошеломляющий, как затмение солнца. "Ты где?" - "В Яффо… Знаешь, это в Иерусалимском улусе… небольшой порт…" - "Амитофо! И я в Яффо!" - "Господи! Правда?" - "Правда. Ты давно?" - "Только что… Ну, в смысле, с утра…" - "А я уж не первый день…" - "Где остановился?" - "Да как сказать… А ты где?" - "В "Галуте Полнощном"". - "О! Важный гость… Понимаю. Ты официально на празднование зван? Большой человек, завтра речи слушать будешь?" Богдан не стал объяснять, что это так, да не так - не время и не место было подробностям, - и ответил лишь: "Обязательно буду". - "Тогда тем более надо бы сегодня повидаться. Очень даже надо бы". - "Баг! Дорогой! Я к Раби Нилычу еду сейчас, пять минут назад мы с ним договорились. Неудобно переигрывать… Едем вместе, Раби обрадуется!" - "Гм… Ты уверен?" - "А ты нет?" - "Ну… Мы с ним все-таки не так, как ты…" - "Перестань, дружище! Едем! А на обратном пути поговорим… Баг, мне тебя страшно не хватало!" - "Знаешь, еч, мне тебя тоже… Давно…"
"Ну, - с улыбкою сказала Фирузе, когда Баг отключился, - теперь уж точно я остаюсь. В вечерний разговор двух старых друзей женщинам лучше не мешаться. Об одном прошу - пива много не пей. Знаю я Бага. Лучше бутылка вина, чем пять кружек пива". - "Фиронька, я вообще не собираюсь…" - растерялся Богдан. "Человек предполагает, - рассудительно молвила мудрая Фирузе, - а Аллах располагает". Богдан даже слегка обиделся. "Аллах вообще лозу пить не велит, ты что, забыла?" - "Это он нам, мусульманам, не велит, а за вами просто присматривает. Но все запоминает". - "Так что ж ты, раз он запоминает, мне советуешь вино пить?" - "Я тебе советую не вредить себе. Аллах любит, когда люди заботятся о своем здоровье и, если зло неизбежно, выбирают наименьшее".
В устах заботливой Фирузе Аллах порою напоминал добродушного и скромного семейного доктора, у которого всегда и для каждого есть простой рецепт, как не повредить себе; а остальное - кисмет.
А может, Фирузе права? Может, так и надо?
На всякий случай выйдя пораньше, Богдан подкатил к условленному перекрестку прежде напарника. Первое путешествие по ни разу доселе не виданным улицам прошло как в тумане: Богдан опасался заблудиться, или не суметь объясниться с водителем, или разминуться с другом… Все обошлось, а ехать оказалось не слишком далеко. Богдан не говорил на иврите, а водитель не говорил ни по-ханьски, ни по-русски; но нынешний Главный цензор Александрийского улуса, Великий муж, блюдущий добродетельность управления, попечитель морального облика всех славянских и всех сопредельных оным земель Ордуси Богдан Оуянцев-Сю, сменивший Раби Нилыча на этом высоком посту несколько лет назад, сумел с достаточной степенью вразумительности выговорить адрес по-здешнему, - а водитель, докатив до названного места, с улыбкой повернулся к седоку и, каким-то чудом безошибочно угадав его национальность, в качестве ответной любезности сумел вполне внятно произнести на русском: "Двадцать семь деньги". Богдан старательно сказал: "Тода", потом извлек из кармана горсть только что наменянных в гостинице местных лянов и чохов. Из уважения к древним обычаям ютаев их улусу даровано было право выпускать свои деньги по курсу - да и по виду - один к одному с общеордусскими денежными знаками, только вдобавок ко всем обычным письменам и узорам они несли на себе еще и привычные ютаям названия (зато и хождение имели только на территории улуса); местные козаки звали их по-свойски шенкелями да огородами.
Расплатившись, минфа вышел в упоительное благоухание цветущего миндаля. Его бывший начальник жил в уютном пригороде Яффо, называвшемся зычно, колокольно: Рамат-Ган; Богдан знал уже, что это значит "Высоко расположенный сад" или даже, можно сказать, "Сад на холме". Холм, правда, к сезонам оставался равнодушен и выгибал свою широкую спину одинаково и в дождь и в вёдро, но бескрайний сад, в котором будто бы невзначай, сами собою, росли уединенные жилые дома и коттеджи, вот-вот собирался полыхнуть знойной, слепящей, как полдень, зеленью сикомор и смоковниц, и северное сердце Богдана заходилось от восторга - да тихой тоски по тому, что эта неистовая красота не его…
Не прошло и минуты, как с севера подкатил "цзипучэ", и то был Баг. "Как он осунулся!" - подумал Богдан. "Как он посолиднел!" - подумал Баг. Друзья, однако, не успели даже обняться; дверь ближайшего дома - скромного, в два этажа - отворилась, и явно поджидавший их Мокий Нилович, придерживая застекленную створку одной рукою, вышел на порог и проворчал: "Ну, вот. Дружба кочевых и оседлых в разгаре. Почему-то я так и думал, молодые люди, что нынче увижу вас обоих".
И вот теперь Богдан и Баг шагали по вечерним улицам Яффо молча. История, рассказанная Раби Нилычем, потрясла обоих.
"Так вот почему приглашены все Кормибарсовы, - думал Богдан. - Я-то думал, что это они из-за меня, - а на самом деле, похоже, я из-за них. Но почему бек никогда ничего не рассказывал? А знал ли он сам? Может, его отец, Измаил, и ему не поведал о своей великой роли?"
Так вполне могло статься. Старик был очень горд, а потому - очень скромен.
"Вот откуда его старая дружба с отцом Раби Нилыча…"
Баг тоже думал о сложных хитропутьях истории. Как мало порой надобно для того, чтобы все пошло именно так, а не иначе, как мало - и как, в то же самое время, много. Амитофо… Время от времени он искоса поглядывал на Богдана; давно же Баг не видел друга! Напрасно Баг так долго избегал с ним встреч… Совершенно напрасно.
Оба приятеля инстинктивно чувствовали, что разговор их, раз начавшись, будет долгим, и потому не хотели его комкать, начиная посреди веселой толпы. На завтра приходился праздник: Йом ха-Алия, День Восхождения из топких низин рассеяния. На рассвете исполнялось ровно шестьдесят лет с той поры, как первый ордусский транспорт с ютаями, бегущими из Европы, вошел в яффский порт, и сразу же (все уж было подготовлено, и ждали только этого события) Большой Совет Ордуси утвердил загодя подписанный императором указ об образовании на территории, специально выделенной из Тебризских земель, нового улуса с административным центром в Иерусалиме. Конечно, Иерусалим - особый город; но то, что там расположилось улусное правительство, никак не умалило его роли религиозного центра сразу трех великих религий; святыней многих Иерусалим был всегда, а вот столицею за всю свою историю служил только ютаям - так что решение выглядело вполне справедливым, и приняли его соответственно. В конце концов, для Ордуси с ее мешаниной вер и племен подобное не в новинку; стоит лишь то, что не может стать ни твоим, ни моим, сделать нашим - и многие проблемы отпадают сами собой; конечно, это наивный подход, но бывают в жизни положения, когда лишь наивность и выручает.