- То есть… гм… никаких, что называется, встреч на тутовой меже? - вопросительно поднял брови Баг. - Никаких связей на стороне? - уточнил он, тактично сообразив, что ютайская девушка, в конце концов, может и не помнить "Ши цзин" наизусть.
- Именно так, - подтвердила Гюльчатай.
- Строго у вас… - покачал головой ланчжун, а про себя подумал, что Судье Ди, несмотря на его внезапно открывшуюся родовитость, с личной жизнью повезло гораздо больше; да хоть и знай Баг заранее родословную своего рыжего питомца, все равно не стал бы запирать его в четырех стенах и блюсти кошачью нравственность. Зато теперь Судья накопил такой опыт, что ему явно будет чем потрясти высокородную хвостатую даму Беседер. - Где-то даже и сурово… Вот, я смотрю, и про гостеприимство свое у вас ни единой афишки не вывешено…
- О, мы, горные ютаи, в слова не играем, - отвечала Гюльчатай. - Мы такие, какие мы есть, и нам не требуется вывешивать о том объявления на стенах и заборах.
- А вот некоторые вывешивают… - Баг отхлебнул чаю. Нет, отменный чай. Надо будет непременно прикупить с десяток лянов.
- …Нет, адон Симкин, нет! Говорю вам: сделать это просто необходимо! - вдруг послышался от входа звучный, чуть раздраженный голос. Баг аж вздрогнул. - Здесь не может быть никаких сомнений. - Голос приближался, но из-за ширмы говорившего видно пока не было. Гюльчатай улыбнулась.
- Да, но ведь вы таки знаете, что там происходит! - возражал некто не столь уверенно и громко. - Пятый день уже, мар Гохштейн, пятый… Как это может выглядеть со стороны, вы таки сами посудите, что будут говорить…
- Послушайте, адон Симкин, давайте уже прекратим эти бессмысленные споры. Вера есть вера, и мы обязаны позаботиться о единоверцах, попавших в такую, говорю вам, глупую ситуацию! Они не виноваты в том, что чужие люди заставляют их идти против заповедей! - Говоривший раздражался все более, возвышал голос. - Вам ли не понимать, что тем, кто их там запер, совершенно безразличны наши обычаи?! Они заняты своими мелочными дрязгами - а страдаем, говорю вам, мы… Как это будет выглядеть со стороны, говорите вы, - а я вам отвечаю: зато это будет правильно! И так уж слишком многие наши единородцы проявляют, говорю вам, преступное пренебрежение главным! И нас же еще смеют осуждать… В такое время надо быть особенно твердыми. Идите, говорю вам, и срочно начинайте готовить все необходимое.
- Вас не переубедить… - Во втором голосе явственно слышалось сомнение. - Я таки пойду, да. Но попомните мое слово: ничего хорошего из этого не выйдет. Нас таки опять поймут неправильно…
- Главное - чтобы мы сами понимали себя правильно. Не теряйте времени! Чем спорить со мной - побольше бы внимания уделяли изучению родного языка. Говорю вам: то, что вы не из репатриантов, а родились в Омске и сюда переехали лишь три года назад, не дает вам права всю жизнь не знать речи предков…
Вдалеке хлопнула дверь, а рядом с ширмой раздались тяжелые шаги и в круг света под висевшей над столом лампой ступил преждерожденный могучего телосложения и преклонных лет - в широкополой шляпе с высокой тульей, в долгополом черном сюртуке, под которым видна была жилетка и пересекающая ее серебряная цепочка от часов, в хорошо начищенных сапогах с квадратными носами; черные шаровары были заправлены в голенища. Лицо преждерожденного, вытянутое и бледное, украшенное длинными пейсами (правый, если так можно сказать, пейс был заложен за ухо), излучало чуть отстраненную благожелательность, сейчас, впрочем, несколько траченную раздражением, каковое вызвал, похоже, ненароком услышанный Багом разговор: подобное выражение можно частенько увидеть на лице человека мудрого и в своей мудрости к окружающему миру снисходительного, но - до определенной степени.
- Я вижу, у тебя гости, сестренка, - смягчаясь, изрек пришедший и устремил на ланчжуна взгляд черных проницательных глаз.
- Шалом, - уже вполне грамотно объявил Баг, вставая. Судья Ди тоже обозначил намерение встать, но потом, видя, что на него все равно никто не смотрит, вернулся к пиву.
- Додик! - Гюльчатай скользнула к преждерожденному и, поднявшись на носки, чмокнула его в щеку. - Все ссоришься с Лазарем?
- А! - отмахнулся названный Додиком. - В такое время нужно быть особенно твердыми. Пусть местные решают свои проблемы - у нас есть дела поважнее… Ну ладно, Симкин еще молод. Но вот кого я действительно не понимаю, так это Йоханнана!
- Будет тебе, будет! - прервала его Гюльчатай примирительно. - Выпьешь с нами чаю?.. - Преждерожденный степенно кивнул. - Это мой двоюродный брат, - объяснила девушка, оборачиваясь ко все еще стоявшему Багу. - Разрешите представить: Давид Гохштейн. Багатур Лобо. Из Александрии, - добавила она. - А это - яшмовый кот преждерожденного Лобо.
Баг аккуратно пожал протянутую ему руку - "очень, очень приятно" - и подивился силе пальцев Давида Гохштейна, а яшмовый кот, видя, что уж теперь никак не отвертеться, поднялся-таки на все четыре лапы, воздел к потолку хвост и произнес "мр-р-р" с таким благовоспитанным видом, что Гохштейн-старший аж крякнул от удивления.
- Редкий зверь, редкий, - определил он и опустился на, казалось бы, прямо из воздуха образовавшийся стул.
Обогатившийся почетным званием "редкий" - еще одним в ряду многих - Судья Ди тоже расслабился.
- Любому видно: очень умный. Очень. Поумнее многих… Так вы, драг прер мар, и есть тот самый Багатур Лобо… Ну да. Я о вас слышал. Вы просто наша ордусская редкая жемчужина. - Сообщив все это несколько удивленному сей нежданной характеристикой Багу, Давид Гохштейн принял из рук прислужника чашку. - Извините, что я вот так вторгаюсь, но это буквально на пару минут…
- Вы позволите? - ухватился за чайник ланчжун.
- Прошу прощения, - отказался от его простодушной заботы Гохштейн и улыбнулся, - но у вас тут некошер. Это сестренка у меня как бабочка яркая, порхает, о вере не думая, а я, знаете… - Прислужник поставил перед ним еще один, маленький, на одного человека, чайник. - Благодарю, Гиви.
- Гиви? - не сдержал удивления ланчжун.
- Ну да, Гиви. Гиви Вихнович, - степенно подтвердил Давид, наливая себе чаю. - Очень способный вьюнош. Его отец, покойный мар Вихнович, был знатный собиратель рукописей… А Гиви - что же, он еще молод, но уже преуспел в чтении манускриптов. Из него выйдет толк, говорю вам! - Гохштейн назидательно поднял узловатый указательный палец. Будто Баг с ним спорил.
- Гиви очень славный, - подтвердила Гюльчатай. Будто Баг в этом сомневался. Да он вообще видел этого Гиви в первый раз в жизни. Юноша и юноша. Шалом.
- А что же он… Почему в чайной? - поинтересовался ланчжун.
- Гиви хочет узнать не только прошлое, но и настоящее, - отвечал Гохштейн-старший. - А как можно понять людей, не общаясь с ними?
- Действительно, - кивнул ланчжун. Двоюродный брат Гюльчатай с каждою минутою вызывал в нем все большее почтение, а последние его фразы показались Багу признаком вовсе уж незаурядной эрудиции, поскольку явственно напоминали знаменитое изречение Конфуция "не зная жизни, как познаешь смерть?"; подобная образованность в ютае, в прошлом или уж, во всяком случае, в позапрошлом поколении - наверняка европейце, еще более подняла Гохштейна в Баговых глазах. И видом, и манерой разговаривать Давид Гохштейн напоминал человекоохранителю ветхозаветного пророка; впрочем, о ветхозаветных пророках ланчжун имел весьма смутное представление. Одно Баг понял точно: Гохштейн поговорить любит, и еще больше он любит, когда его внимательно слушают.
- Некоторые люди посложнее палимпсестов будут, - постаравшись сделать пророку приятное, не без лихости щегольнул Баг европейским ученым словом.
- Тут вы правы. - Гохштейн шумно потянул чай из чашки. - Никогда заранее не знаешь, что у них в головах, говорю вам… В наши дни, и я скорблю об этом, некоторые перестают заботиться о главном и мелкое принимают за важное, а суетное уподобляют вечному.
"Наш человек!" - окончательно умилился Баг. Впервые за весь день он ощутил себя, словно дома. Как все же славно, что повсюду в громадной стране хорошие люди, при всех своих различиях, в сути своей одинаковы: пекутся о главном и отметают суетное…
Если бы только не многословие!