- Предсказателей у меня достаточно - десятки и дюжины. Но никто из них не говорит правды. Они мечут жребий и изрекают затасканные истины: "Благоразумнее проявить осторожность. Наши судьбы в руках богов". Они немощны. Эней говорит, тебе подвластна сила.
- Великая госпожа, - сказала я осторожно, - я вместилище и голос моей Владычицы. Но я не могу повелеть Ей заговорить, так же как твои прислужницы не могут повелевать твоими желаниями. Возможно, Она обратится к тебе, прибегнув к моему голосу. Возможно, нет. Я не распоряжаюсь Ее волей.
Царевна отмахнулась от моих слов:
- Разумеется. Мне известно, что нельзя заставить богов говорить. Но я хочу услышать ответ. Попытайся.
- С радостью, великая госпожа. - Царевне и сестре фараона не отказывают. Как бы ни хотелось.
- Что тебе нужно? - спросила она стремительно. - Змею? Голубя для жертвоприношения?
- Мне достаточно лишь огня в жаровне, - ответила я, - мое действо не требует ничего иного. Либо Она заговорит, либо нет.
- В царствование великого Рамсеса был волхвователь, который говорил пророчества и превращал жезлы в змей, - сказала Басетамон. - Он сделал так, что вода в реке стала кровью.
- Я не собираюсь обращать в кровь что бы то ни было, - ответила я. Ничего себе волхвователь…
Я опустилась на подушки перед жаровней, сердце стучало сильнее обычного. "Терпение, - подумала я. - Если Она не заговорит, мне придется, по завету пифии, положиться на зрение и разум. Как нередко случалось и прежде".
Басетамон села напротив меня; я видела жилку, бьющуюся у нее на шее: беспокойство владело и ею тоже. Она нервно сцепила руки.
- Какого знания взыскует великая госпожа? - спросила я, понижая голос.
- Я хочу знать, что меня ждет. Хочу знать, буду ли счастлива.
- Разве ты несчастлива? - Никакой женщине в мире не могло бы выпасть лучшей доли. Красота, благородное рождение, власть, и почести, и слуги, и Ней в качестве любовника…
Басетамон покачала головой, глаза цвета меда смотрели вдаль.
- Я никогда не знала счастья. И со временем становится лишь хуже. Я вижу тревожные сны, я разучилась спать. Мне противна еда, кожа все время покрыта ознобом. Мне снятся змеи. - Она бросила взгляд на жаровню. - В девять лет меня выдали замуж за родного дядю. Мне было пятнадцать, когда он умер. Он хотел убить моего брата. Наш сын - мой сын - теперь у Рамсеса; ему тринадцать, его учат войне. Брат считает, что так нужно.
- Разлука с сыном, должно быть, тяжела.
Она покачала головой:
- Вовсе нет. Он никогда меня не любил. Мне нет от него радости. - Басетамон взглянула мне в лицо. - Я хочу знать, любит ли меня Эней. Он говорит, что да. Я люблю его больше неба и земли, в нем моя жизнь. Он единственный, кто принадлежит мне весь, душой и телом, я властна над ним без остатка.
Она протянула руку и тронула уши гепарда.
- Он будет со мной всегда. Пусть он не боится, что я его отвергну. Он будет моим вечно, и когда я умру, его положат в гробнице рядом со мной.
У меня по спине пробежал холодок. Но не тот, что бывает от Ее присутствия.
- Расскажи мне твои сны о змеях, госпожа, - негромко произнесла я.
- Я вижу змей - они обвивают мое тело, сдавливают руки и ноги; я слышу, как хрустят кости. Я не могу есть. Взглянув на меня, не скажешь, что когда-то я была тучной. - Она протянула к огню длинные тонкие руки. - В детстве. В замужестве. Но теперь я не могу есть - и я прекрасна. Не могу спать - и глаза сверкают огнем. Моя красота поражает и изумляет.
- Говорила ли ты царевичу Энею, что его упокоят рядом с тобой? - спросила я осторожно. Египтяне почли бы такое за великую честь, но Ней явно относится к этому иначе.
Басетамон улыбнулась:
- Да. Незадолго перед тем, как Рамсес приказал вашим кораблям отплывать. Я известила брата, что Эней останется при мне, ведь я не могу без него обойтись. И объявила Энею, что он удостоится погребения в моей гробнице и будет вечно лежать подле меня, чтобы наши ка могли вместе насыщаться пищей во тьме склепа. И велела ему возлечь рядом со мной и ласкать меня языком и сказала, что в мертвых телах мы будем делать то же.
Теперь ясно, почему он в ту ночь разыскал Ксандра. И отчего просил никому не говорить.
Я изо всех сил старалась выглядеть спокойно и скрыть тот ужас, что готов был прорваться и зазвучать в голосе.
- Госпожа, такая честь для него слишком велика. Твоя красота, должно быть, ослепляет его подобно красоте Исиды! Не забывай, что он смертен!
- О таком не забудешь. Мои ладони выжимают его досуха, и он не поднимается часами. Будь у него золотой фаллос Осириса - я властвовала бы над его мощью вечно.
- Но металл вместо плоти был у мертвого, не живого Осириса! И лишь потому, что Исиде не удалось отыскать всех частей его тела, расчлененного Сетом и разбросанного по земле.
- Эней тоже когда-то умрет. Как и я. От нас останется лишь мертвая плоть, но и тогда он будет прекрасен. Я сказала Энею, что случись ему умереть раньше меня, я положу его набальзамированное тело в своей спальне, и когда я умру, нас упокоят рядом.
- Великая госпожа, ты оказываешь ему небывалую честь. Он никогда не смел мечтать о том, чтобы сопутствовать тебе в загробном мире. - Я, впрочем, изрядно сомневалась, так ли сильно он этого желал в мире здешнем.
- Почему?
- Ты вознесена над ним, словно солнце над земными горами. В Египте нет женщины выше тебя по рождению. Я уверена, Эней чувствует себя недостойным.
Басетамон отбросила косички с высокой смуглой шеи, ее руки не находили покоя.
- У него тело молодого льва. Он прекрасен, как сокол пустыни. Он мой. Одно мое присутствие делает его достойным. Теперь же приступай к предсказаниям, прорицательница. Скажи мне, буду ли я счастлива!
Я склонилась над жаровней, бормоча бессмысленные слова; мой мозг лихорадочно работал. Вряд ли ей быть счастливой: змеи снедают ее изнутри, не извне. Она ступает путями тьмы, непроницаемой даже для меня.
- О Владычица, - произнесла я на языке Вилусы, - исцеляющая души и сердца, дающая нам рождение в глубинах твоей тьмы! Сопутствуй властительнице Египта, укажи ей дорогу к нолям отдохновения.
Басетамон смотрела на меня, глаза гепарда сверкали в темноте.
Я взглянула в огонь.
- Что тебе видно? - требовательно спросила она.
Будь я у себя, я бы поставила ее на место: попробуй увидеть, если тебе не дают сосредоточиться и на миг. Но здесь ее владения. Поэтому я глубоко вдохнула. Затем выдохнула.
- Я вижу огонь, - сказала я.
- И что? - Она затаила дыхание.
- Я вижу языки огня и вьющийся в воздухе дым. - "От жаровни, - мысленно добавила я. - Которая горит напротив. Неужели она не замолчит - ей ведь нужно, чтобы я видела?"
- Как жертвоприношение у нашей с Энеем гробницы? - не унималась она.
- Как жертвоприношение. - Я помедлила. - Дым насыщен запахом драгоценных смол.
- Что еще ты видишь?
- Стенающих плакальщиков. Толпы скорбящих людей. С ними жрецы и музыканты. Даже сам фараон. - Я никогда прежде не произносила выдуманных пророчеств. Но пока я говорила, я видела картину почти как наяву - фараон, стоящий рядом в льняной юбке, с траурным лицом.
- Он печален? Очень? - спросила она жадно.
- Неизмеримо. Он страдает, его лицо сурово и горестно.
Басетамон всплеснула руками:
- Восхитительно! Жертвоприношение у нашей с Энеем гробницы! Правда ли, что в вашей земле мертвых сжигают?
- Правда. Мы не возводим надгробий, как вы. Мы сооружаем погребальный костер.
Царевна повела плечами:
- Неслыханно! И что - вы смотрите, как они горят?
- Мы поем. И славим умерших. Возливаем вино и воскуриваем благовония. А потом танцуем.
Она покачала головой:
- Что за диковина! Но бедному Энею не грозит такая участь. Он будет лежать рядом со мной вечно. - Поднявшись, она вложила мне в руку мешочек. - Ты оказала мне великую услугу, прорицательница! Я благодарю тебя. - Она стояла посреди комнаты, ее льняные одежды казались пламенеющими. - Теперь ступай! Тебе предстоит путь в Саис - отправляйся с моим благословением.
- Великая госпожа, - произнесла я, внезапно увидев выход, - не пожелаешь ли ты прибыть в Саис, где царевич Эней мог бы свершить для тебя подвиги доблести? Лишь воинской славой он подтвердит, что достоин твоих щедрот - он, кого ты зовешь соколом пустыни. Позволь ему доказать, что он заслуживает дарованных тобой почестей.
Она обернулась:
- В самом деле?
- Именно так, моя госпожа, - ответила я. - Мне известно, что он чувствует свое недостоинство рядом с тобой. Пусть же его гордость утешится доблестными деяниями, свершенными в твою честь, и пусть слава его подвигов останется навечно запечатлена на стенах вашей гробницы!
Басетамон улыбнулась:
- Он свершит подвиги ради меня?
- Только ради тебя, великая госпожа.
- Тогда решено. Мы отправляемся в Саис. - Наклонившись, она достала из-за подушек еще один мешочек и втиснула его мне в руки. - Возьми, ты сумеешь ими распорядиться.
Я взглянула. Мирра и ладан - столько, что хватит даже на царское погребение.
- Благодарю тебя, великая госпожа.
При всей ценности даров я не могла отделаться от чувства, что они таят в себе дурное предзнаменование.
Мы отплыли в Саис. Ней, вместо того чтобы стоять у кормила "Семи сестер", плыл на огромном корабле царевны - рядом с ней, как она и желала.