– Что прикажешь, сын Тьмы? Я хочу, наконец, избавиться от этой ноши, которая не давала мне свободно дышать все эти годы.
– Я назову тебе три имени. Не сомневаюсь, ты слышал об этих людях. До Нового Света ты встретишься с каждым из них и передашь весточку от меня. С кем-то из них разговор будет короткий, с кем-то подлиннее и посердечнее. Все трое живут в Дорлифе и отмечены любовью дорлифян.
– Но за два дня туда никак не успеть, – обеспокоился Надидан.
– Пусть тебя не заботит это. Добраться к сроку до тех, кто мне нужен, я тебе помогу. А теперь то, от чего будет зависеть, жить ли дальше твоему сыну и твоей жене.
– Ты не тронешь их! Ты обещал! – забыв об осторожности, вскричал Надидан.
– О твоём обещании толкуем мы здесь – не забывайся!
Надидан понурил голову. Гость, который был хозяином положения, достал что-то из-под полы плаща и протянул ему.
– Властна ли твоя рука над этим предметом? – спросил он.
Вслед за своими руками, которые остыли от бессилия и не знали, куда им деваться, а теперь, когда прикоснулись к предмету, вспомнили себя, Надидан оживился.
– Да, ведь я родом из Парлифа. Мой отец – охотник, отменный охотник. Он брал меня на промысел, когда мне не было ещё и десяти. Он умел всё и многому научил меня. Он научил меня брать медведя на рогатину и свежевать его. Да, рука моя в ладах с этой штукой, – сказал он с чувством какой-то значительности, но, заметив за собой, что это чувство на какие-то мгновения выпятилось и заслонило и страх, и стыд, осёкся… – Но зачем она мне для разговора с теми тремя?!
– Успокойся!.. Ты ещё не ведаешь о том, что тебе понадобится для разговора. Но я тебе подскажу.
Вдруг Надидан оторопел: ему показалось, что с ним творится что-то неладное.
– Я не вижу его! Моя рука держит его, и пальцы чувствуют его, но я не вижу его! Я вижу всё, насколько позволяет ночь. Я вижу тебя, сын Тьмы. Я не вижу только его, – с этими словами он разжал руку и был готов избавиться от того, что раздражило его своей обманчивостью.
– Держи! Крепче держи! – приказал гость. – Не то потеряешь.
Надидан снова сомкнул пальцы.
– Почему я не вижу его? Скажи мне!
– Он фантом.
– Почему же мои пальцы слышат его?
– Он притягивает кровь, бегущую в твоих жилах.
– Но я видел его, когда принял из твоих рук.
– Потому что он в моей власти, и я хотел, чтобы ты увидел его. Вот его брат – возьми.
– Ещё один? – растерялся Надидан, но покорно принял и его.
Через несколько мгновений второй предмет, ничем не отличавшийся от первого, тоже стал невидимым.
– У тебя мало времени, Надидан, но твои руки должны обрести власть над ними. Ещё важнее, чтобы твоя душа не противилась им и сердце твоё не трепетало, когда придёт час беседы с теми, о ком я говорил тебе. Ты поможешь братьям-фантомам – они помогут тебе.
– Как? – почему-то шёпотом спросил Надидан.
– Как? Слушай. В канун Нового Света в Дорлифе будет много всякого народа. Среди них будет Надидан из Хоглифа. Ему не надо прятаться и тушеваться. Он придёт туда как гость. Он будет помнить, что дома его ждут сын и жена, живые сын и жена, и он будет радоваться празднику. Незаметно он высмотрит тех, чьи имена я назову ему перед дорогой.
– Но если я не знаю их в лицо?
– Поверь мне, Надидан: к ним будут обращены взоры многих в этот день, и на устах у многих будут их имена, и тебе не понадобится много времени и усилий, чтобы узнать их. Когда найдёшь их, сразу вспомнишь о своих помощниках. На одного человека – один помощник, один из братьев-фантомов. Укажешь помощнику, которого будешь сжимать в руке, но не будешь зреть, человека, как стреле указываешь взором косулю, и, разжав пальцы, оставишь его висеть в воздухе. Его брату укажешь другого человека. С третьим встретишься и поговоришь сам. Ступай, Надидан. Я скоро приду за тобой.
Надидан не удержался от вопроса:
– Ты отпустишь нас, если я…
– Вернёшь долг, и мы с тобой поладим.
Надидан спрятал предметы, которые всё время сжимал в руках, за пояс за спину, как будто кто-то мог увидеть их и уличить его… в связи с Тьмой. На душе у него стало легче, когда он сообразил, что должен сделать только полдела – только указать. Перед тем как открыть дверь своего дома, где его ждала жена, он успел подумать, что "только указать… стоит жизней Сордроса и Тарати".
* * *
– …Когда мы спустились с гор, мы увидели человека в чёрном плаще. Он сидел на камне. Он поджидал нас. Мы поняли это позже, – продолжал Дэниел общее с Мэтью и Семимесом повествование об их приключениях, которое морковный человечек участливо слушал.
После ужина беседа перенеслась в гостиную. Дэниел и Мэтью отдали свои тела креслам, на которые положили глаз, как только увидели их. Малам и Семимес расположились на диване.
– Он поджидал Дэна, отец, – уточнил Семимес. – Ему нужна была Слеза Дэна.
– Но откуда он узнал про Слезу? – заметил Мэтью. – Ведь мы пришли только вчера.
– И только горы успели разглядеть и расслышать нас, – добавил Дэниел.
– Ему нужна была твоя Слеза, – повторил Семимес.
– Это так, я не спорю. Но откуда он узнал про Слезу?! – недоумевал Дэниел.
– Откуда же он узнал про Слезу? – повторил Малам, задавая вопрос себе.
На лице Семимеса нарисовалась сосредоточенность: он силился что-то вспомнить.
– Тот человек сказал, оборотившись к Дэну… оборотившись к тебе, Дэн: "Я знал, что ты придёшь".
– Точно, Семимес, он сказал так, – подтвердил Мэтью.
– "Но Путь, приведший тебя сюда, – продолжал Семимес, напрягая мысль, – Её Путь, но не твой. Мой Путь, но не твой".
– Путь, говоришь? – Малам нахмурился и покачал головой, а потом добавил:
– Странно… Откуда же он взялся?.. Откуда пролегает его Путь?
– Странно, – повторил Семимес за отцом и взглянул на Дэниела и Мэтью так, словно заподозрил их в том, что они замалчивают что-то.
– Каков же он из себя, этот человек? – спросил Малам.
Мэтью и Дэниел посмотрели друг на друга в некотором замешательстве. Они не знали, как сказать о самом приметном в его внешности. Дэниел всё-таки решился.
– Он маленького роста и…
– Отец, он, как и ты, горбат, – выручил его Семимес. – Издали я принял его за тебя. Но его чёрный плащ отстранил меня от этой мысли.
Малам невольно встрепенулся: какая-то догадка заставила его немного приподняться и заёрзать.
– И ещё он… – хотел было добавить Дэниел, но морковный человечек опередил его.
– Оранжев, как и я? – вырвалось у него.
– Да, отец.
Малам поднялся с дивана.
– Это… Зусуз, – сказал он с крайней серьёзностью в лице и голосе и принялся ходить по комнате, останавливаясь и вспоминая что-то.
– А волос у него как у меня: жёлтыми кудряшками? – Малам повертел рукой над своей головой, чуть касаясь волос.
– Нет, – ответили Мэтью и Дэниел разом.
– Волосы у него чёрные и вовсе не кудрявые, – сказал Дэниел. – И длинные, до плеч.
– Это не Зусуз, – поменяв своё предположение на противоположное, Малам снова сел на диван.
– Отец, у него палка, как у тебя.
– Как у меня? – переспросил Малам. – Ты не ошибся, сынок?
– В точности как у тебя. Я хорошо её разглядел.
– И не только разглядел. Да, Семимес? – сказал Мэтью, чтобы добавить веса словам того, кто защитил его и Дэниела от страшной палки.
– Да, – вполголоса проскрипел Семимес и, бросив осторожный взгляд на отца, пояснил: – Она такая же сильная, как твоя: мы с ним схлестнулись.
– Зусуз, – решил Малам. – Таких палок по эту сторону – две, с его – три.
– По эту сторону? – спросил Мэтью, опередив Дэниела, у которого этот же вопрос подкатил к языку.
– Я сказал: по эту сторону? – морковный человечек сморщился… – Да-а, я сказал: по эту сторону. Я почему-то сказал: по эту сторону.
– Потому что он против нас, – поспешил на выручку отцу Семимес, несмотря на то, что сам задался тем же вопросом, что и его друзья.
– Нос у него длиннющий и горбатый, – сказал Мэтью, возвращая всех на эту сторону с какой-то другой.
Малам взглянул на него с удивлением.
– Будто пришитый и замазанный глиной, да так, чтобы детей пугать, – добавил несколько мазков к длиннющему горбатому носу Дэниел.
– Не Зусуз, – снова перерешил морковный человечек. – Кто же тогда?.. Похож на Зусуза… Не похож на Зусуза… Кто же тогда?
– Отец, нам преградил путь тот, кого ты называешь Зусузом, – Семимес потупил взор и с неохотой дрожащим скрипом произнёс слова, которые запали ему в душу и не давали покоя: – Он сказал, что он твой старинный приятель и просил передать, что ты… был достоин лучшей участи, но выбрал не тот девиз и пошёл не по тому пути. Отец?
– Это Зусуз, сынок. Теперь у меня нет сомнений. Это правда: нас ведут по жизни разные девизы, и пути наши давным-давно разошлись. Но, видно, приближается то время, когда они пересекутся.
Семимес не стал ни о чём допытываться у отца – он довольствовался той решимостью, которую увидел в его глазах и услышал в его голосе.
– Малам? – вдруг взволнованным, нотой выше обычного, голосом сказал Дэниел и тут же остановился.
– Что, Дэнэд? Что смутило твой слух: наша беседа или слова, которые ты услышал в себе? – спросил его Малам.
Дэниела поразило чутьё морковного человечка, а его слова помогли ему говорить.
– После того как мы повстречали горбуна… Прости, Малам…
– Как есть, так и говори. Повстречали горбуна, так и говори: горбуна.