Дэниел толкнул Мэтью в плечо, и тот, сразу сообразив, в чём дело, замолчал. Но было поздно. Глаза Семимеса налились гневом. Он едва сдержал своё лицо от превращения в подобие ореха, расхваленного Мэтью. Он едва удержал в своей груди силу, порывавшуюся изнутри расколоть ореховую скорлупу, которую он ощутил на себе в это мгновение. Силу эту он вложил в свою палку. Он выхватил её из-за пояса и на том же движении запустил в крону баринтового дерева – пробитый орех Мэтью и палка Семимеса упали на землю.
– Забирай своего уродца – забавляйся, – проскрежетал Семимес, натужно, прерывисто, хрипло, и, подняв палку, быстро зашагал прочь.
– Да на что он мне нужен! – от досады Мэтью пнул орех и крикнул вдогонку Семимесу: – Виноват! Каюсь!
– Не расстраивайся, Мэт: наш Семимес вернётся. Пойдём, – сказал Дэниел.
– Я знаю, Дэн. Просто он так радовался, а я…
…Целый час, а может быть, и дольше того друзья шли по знакомым Семимесу лесным тропкам, шли ходко, не очень-то отвлекаясь на "пустяки" и не слишком забавляя лес Садорн "пустой болтовнёй"…
– Нора! Смотрите! Из неё кто-то выглянул! Точно, кто-то выглянул! Выглянул и спрятался!
– Нора как нора. Известное дело, из норы кто-нибудь выглядывает. На то она и нора, чтобы в ней таиться и из неё выглядывать…
– Это камень?! Посреди леса такая глыба! Как же он сюда попал?!
– Посреди леса оказаться дело нехитрое: для кого глыба, а для Шороша – песчинка…
– Ещё баринтовое дерево! Проверим способ?!
– Способы смекалистые головы придумывают для полезных дел, а не на потеху…
– Грибы! Что за грибы? Может, соберём по-быстрому?
– Известное дело, в лесу растут грибы, ягоды и орехи… и парат… и другая зелень, к слову сказать. Грибы как грибы – обыкновенные дуплянки. Я вчера целую сумку наломал. Брать не будем – оставим лесовикам: они любят дуплянки… Давно все знают, что за грибами, как и за ягодами, как и за паратом, нарочно ходят, а не походя сшибают да корчуют.
– А эти-то какие красавцы! Два боровика! Семимес, посмотри: боровик-папа и боровичок-сын, – Дэниел старался загладить ошибку Мэтью и пользовался любым случаем, чтобы размягчить сердце Семимеса.
Семимес подошёл и присел на корточки. Покачал головой и причмокнул (наверно, боровики ему приглянулись), но ничего не сказал. И только отойдя от места, где Дэниел нашёл их, повторил:
– Грибы как грибы: обыкновенные боровики. Брать не будем – оставим дорлифянам…
"Боровик-папа, а сын-то… Боровик-папа и орех-сын… орех-сын, – подумал он. – На Зеркальную Заводь не поведу вас, боровички мои, Мэт и Дэн: недосуг в зеркала пялиться. Напрямки пойдём… через овраг… через овраг"…
– Мэтэм, Дэнэд! На нашем пути овраг. Ступайте строго за Семимесом. От кусай-травы пощады не ждите. Схватит – пузырями пойдёте. Потом хныкать будете. Но чересчур не пугайтесь: Семимес вам дорогу проложит, – Семимес оставлял позади себя словесные зарубки в воздухе.
Семимес взялся за свою палку лишь тогда, когда окунулся в кусачую пасть оврага. До этого он не хотел попусту махать ей, потому что думал, что сильно напугал своих друзей, "убив" ею орехового короля, которого Мэтью решил взять на память. Теперь же, в овраге, где хозяйничала и никому не давала спуску кусай-трава, ростом выше человека, без неё было никак. Как только Семимес ткнул палкой в землю, чтобы почувствовать заросли, он услышал вместе с её пронзительным, тревожным голосом вскрики Мэтью и Дэниела, похожие на те вскрики, которые застают жизнь врасплох и пугают её. "Поздно!" – молнией промелькнуло в его голове. В тот же миг он ящерицей, готовой к броску, распластался по земле и напряг до предела все чувства. И увидел всё: шесть ног корявырей, защищённых железными поножами, клинок меча того из них, который стоял чуть позади двух других, затем Дэниела, сражённого стрелой в грудь и упавшего навзничь, и Мэтью, которого заставляла корчиться стрела, попавшая ему в живот. "У двоих, точно, луки, готовые к стрельбе". Семимес-ящерица вёртко проскользнул между стеблей кусай-травы к ногам лучников и вынырнул перед ними будто из-под земли. ("Если врагов больше одного, сынок, дроби внимание и силу меж ними так, чтобы тебя хватило на каждого из них", – не раз повторял ему Малам, когда Семимес и его палка привыкали друг к другу.) Головы двоих корявырей, не успевших ничего сообразить, были раздроблены в полмига. Третий удар Семимеса лишь заставил взвизгнуть стоявшую на его пути кусай-траву. Корявырь успел отпрыгнуть в сторону и затаиться в густой зелени. Палка Семимеса настигла бы его, если бы Семимеса прежде не поймала мысль: "Мэт и Дэн! Слеза! Слово!" Он быстро вернулся к друзьям и встал на колени подле.
– Мэт… Мэт… Как ты?
Мэтью не отвечал. Палка шепнула Семимесу, его пальцам, что жизнь его друга на исходе.
– Не торопись умирать, Мэт. Для твоего полного счастья Семимес ещё не подарил тебе коробочку вспышек, сработанную лесовиками. Они украшают коробочки камешками, которые находят только они. А чтобы твоё полное счастье было ещё полнее, Семимес подарит тебе шкатулку, тоже сработанную лесовиками, в которую положит баринтовый орех, и он будет ещё корявее твоего орехового короля… Не торопись умирать, – Семимес прикоснулся рукой к холодной щеке Мэтью…
– Дэн, – обратился он к Дэниелу после того, как поговорил с другом, которого обидел больше.
– Слово, – прохрипел Дэниел. – Доставь Слово в Дорлиф.
– Держись, Дэн.
– Слеза, – прохрипел Дэниел. – Возьми. Она теперь твоя.
– Нет, – сказал Семимес, хотя всё в нём замерло в это мгновение, и слова тоже замерли. И как он только смог выдавить из себя это "нет"?!
Дэниел закашлялся – брызги крови пронизали воздух и окропили зелень.
– Держись, Дэн. Ты ещё не видел Дорлиф. А дорлифяне ещё не видели того, кто принёс им Слово, от которого будут зависеть судьбы многих.
Вдруг лицо Дэниела перекосило, и глаза его, смотревшие на Семимеса, наполнились ужасом, как будто Семимес в одно мгновение обернулся ореховым королём, который вот-вот добьёт его и Мэтью и завладеет Слезой и Словом. Семимес разгадал беззвучный крик Дэниела и успел сделать то единственное… что спасло его и его друзей: стоя на коленях, он резко отклонился в сторону и рассёк палкой воздух над собой – раздробленная рука корявыря, подкравшегося к нему сзади, выпустила меч, а сам корявырь бросился наутёк в кусай-траву. Разъярённый Семимес – за ним. Он шёл широким упругим шагом, круша палкой пространство перед собой…
Сквозь свист травы, рваный, яростный, до Семимеса долетели звуки, на которые что-то в нём, то, что в эти мгновения было неглавным, привыкло отзываться:
– Семимес! Семимес!
Он прекратил преследование и замер. Свист оборвался. Шаги заглохли.
– Семимес! Семимес!
"Живы! Живы боровички!" – воскликнула душа Семимеса, и он оглянулся.
Мэтью и Дэниел стояли на краю оврага и в изумлении смотрели на него. Семимес тоже как-то странно посмотрел на них: они это или не они? Конечно, это были они, его друзья, Мэт и Дэн. Но как они, сражённые стрелами корявырей, почти бездыханные… перед лицом смерти возложившие на него своё бремя, могли стоять как ни в чём не бывало в самом начале оврага, махать ему руками, звать его и таращиться на него… словно на лучезарное слузи-дерево?! Семимес взобрался к ним по склону оврага.
– Семимес, мы с Мэтом остались здесь… – Дэниел запнулся. – Ты шёл как-то… ну, в общем, не поперёк оврага… и даже не вдоль него, а как-то…
– И слишком сильно махал палкой, – добавил Мэтью.
– В общем, мы немного растерялись и решили переждать…
– Пока ты не скосишь кусай-траву, – продолжил мысль Дэниела Мэтью. – Лучше сам посмотри.
– Да. Лучше сам посмотри.
Семимес так и сделал. Оглядывая овраг, он мог бы сказать три вещи, о которых тотчас подумал… но говорить о которых всё-таки не стал. Кусай-траву и вправду кто-то "косил" и было "скошено" много кусай-травы, очень много кусай-травы, и поделом ей. "Выкос", который пролёг по дну оврага, при доброй воле можно было бы назвать дорожкой. Но дорожка эта петляла так, словно преследовала зайца и в конце концов сама потерялась в кусай-траве. Семимес привычно покачал головой.
– Простите меня, друзья мои, Мэт и Дэн. Я немного замечтался.
Дэниел и Мэтью привычно переглянулись.
"Ничего себе замечтался!" – подумал Мэтью.
"Ничего себе замечтался!" – промелькнуло в голове у Дэниела.
– Если бы Семимес был целым человеком, он бы сказал, что дороги нужны нам для того, чтобы идти за мечтами, но не для того, чтобы предаваться им, – сказал Семимес и, разглядев в своей дорожке-лабиринте ещё что-то, добавил: – Нам всем надо быть помягче. Очень помягче.
Пока шли через овраг, Семимес без видимой воинственности (помня о своём предложении быть помягче), но с усердием прокладывал путь. Между делом, с оглядкой на свою мечтательность, он окликал Мэтью и Дэниела.
– Дэн, как ты?
– Всё в порядке, Семимес. У тебя классно получается – идём как по тракту.
– Мэт, не отстаёшь? Кусай-трава не кусается?
– На оба вопроса – твёрдое "нет". Может, нам с Дэном взять по дубине и сменить тебя?
– На оба вопроса – твёрдое "нет". Чтобы кусай-траву валить без риска быть прихваченным её острыми зубками, нужна кое-какая сноровка. Могу сказать про себя. Недавно я ходил за паратом. Искал не здесь (в овраге парат не растёт, хотя прячется он как раз за кусай-травой, но и не там, где вчера, это отсюда вправо, а у Зеркальной Заводи, это много левее) и малость погорячился. Вот все руки пузырями и пошли.
– Больно было? – спросил Дэниел.