Зомбакам на улице было абсолютно не до людей в здании, их больше интересовали семь трупов. Хотя от первых двух бандитов зомбаки начали перебираться к застреленным Максом. Видать, те, укушенные, уже начали воскресать и абсолютно утратили какую-либо ценность в глазах голодной толпы.
Парни работали, как в тире, – только несколько особо шустрых мертвяков повернули вспять, уйдя с линии огня. Это могло говорить о том, что помимо скорости и ловкости такие шустрики набрались и ума. Или, по крайней мере, у них усилились природные инстинкты – как-то нужно было выжить.
Распахнутые настежь окна второго этажа пришлось подпереть книгами – чтобы не мешали и не сбивали прицел.
Мертвяки окончательно обезумели от вида, вкуса и запаха крови и плоти. Они пытались пробраться к заветной пище, наваливаясь сверху на своих собратьев по несчастью. А со стороны дороги еще и еще шли зомбаки, практически заполонившие весь проезд. Теперь и на БТРе не проберешься.
– Ребята, – крикнул Еж. – Хлыст на подходе. Уже подъезжают к "Моряку".
– Скажи Хлысту, чтобы не спешил, иначе эти твари его заблокируют. Пусть попридержит коней.
– Есть! Хлыст, как слышишь меня?.. – тут же забубнил в микрофон Еж, отойдя немного в сторону.
– Давай, Сашка! – подбодрил пацана Шамиль. – Не жмись. Это уже не люди.
– Да я и не жмусь, – буркнул через плечо пацан и сделал прицельный выстрел. В голову, правда не попал, но ничего – научится, набьет руку и глаз.
О том, что приближается Хлыст на БТРе, оповестили частые выстрелы с той стороны дороги.
– Еж, ты отвечаешь за связь с Хлыстом. Спроси, что там?
– Да и спрашивать не нужно – и так понятно, – чертыхнулся Ежов. – Сколько их там?
Шамиль снова выглянул через стеклянную часть ворот.
– До хрена!
– Понятно… Ладно, пойду Максу помогу. Ты здесь будешь?
– Да. Если что – дам знать.
Постоянная стрельба длилась чуть ли не полчаса и конкретно проредила боезапасы запершихся в пожарной части бойцов внутренних войск. Зато Сашка стрелял все более и более метко. В какой-то момент звуки стрельбы и в пожарной части, и на улице стихли, хотя в ушах так и продолжал звучать гул.
Тарахтение дизельного движка БТРа снова разлилось по опустевшим улицам брошеного города. Даже как-то странно. Если и были живые люди в городе, то теперь они передвигались чуть ли не на танках.
В динамике наушника Шамиля зазвучал бодрый голос Коли Нечуева по прозвищу Хлыст.
– Сова, открывай! Медведь пришел!
Парни, засевшие на втором этаже, цепочкой спустились во внутренний двор.
– Ребят, надо бы во-он те боксы проверить, – кивнул направо Егор. – Чует мое почти прапорщицкое сердце, что мы найдем там много чего интересного.
– Какое прапорщицкое? Ты где у себя звездочки увидел? – поддел того Шамиль.
– В мечтах, Вано… – вздохнув, ответил Гоша. – В несбыточных желаньях.
И действительно, чуйка не подвела сержанта Сергеева. В трех боксах из четырех мирно стояли пожарные машины.
– Вот так сюрприз! Прямо Новый год и день рождения в одном флаконе! – присвистнул Макс, с довольной физиономией разглядывая выстроившиеся в ряд бело-красные автомобили.
– О! Так это же совсем меняет дело…
– Хех, и кто поведет все эти чудо-агрегаты? – окинул взглядом собравшихся в полукруг парней Шамиль.
– Разберемся. Что имеет колеса, то у нас поедет.
– Главное, чтобы через вот то месиво, что мы дружно устроили, можно было проехать.
Железные ворота, ведущие с улицы во внутренний двор части, затрещали под напором БТРа. Парни, не ожидавшие подобного, резко дернулись, беря ворота на прицел. Наконец петли поддались напору бронированной машины, вывалились из бетонных оснований, и "коробочка" с легкостью въехала во дворик.
– Шамиль, мы вас заждались! – выглянул из водительского люка Хлыст, улыбаясь во все тридцать два зуба.
– Твою мать, Коля! Мы же чуть не обмочились! Тебя стучаться не учили?
– Учили. Но никто не открывал. Короче, мужики, давайте шустрее, а то мертвячки потихоньку начинают подтягиваться из жилых районов. А нам еще поликлинику шерстить.
– Да, ребята… Хлыст дело говорит. Так, Сашка, ты с машиной разобрался?
– Ага.
– Вести сможешь?
– Смогу!
– Тогда марш в нее, выгоняй ее на улицу, старайся в месиво не очень залезать – потом вонь стоять будет такая, что мама не горюй…
– Так можно объехать справа, как раз к поликлинике и выедем.
– А есть ли смысл? Поликлиника-то не больница… Там вряд ли много медикаментов наберется.
– Ну там аптеки должны быть. Так что проверить не мешало бы.
– Хлыст! Кто у тебя там в десанте?
– Да молодняк в основном!
– Найди мне троих водителей, и пусть пулей летят сюда!
Хлыст скрылся в нутре БТРа, из которого буквально тут же выскочило трое человек – двое мужчин в районе сорока лет и молодой парень из студентов.
Мужчины подбежали к стоящим вэвэшникам и поручкались с каждым по очереди.
– Короче, мужики. Без обид, но стрелки вы хуже, чем вот эти парни. Поэтому вы за рулем. Сможете этих красавцев до базы доставить?
– А то! – кивнул один из мужиков.
– Справитесь?
– Да я в армии шоферюгой был.
– Так то когда было… – присвистнул второй.
– Ничего… Руки вспомнят.
– А вы как?
– Да не переживай, прапорщик. Доедем.
– Ну вот и лады! Тогда, мужики, по одному стрелку в кабину, бескабинные – к Хлысту в "коробочку". Сашка, ты в голове колонны, Хлыст за ним. Хотя… отставить. Я еду с Сашкой, Хлыст во главе колонны. Ну что стоите? По коням!
12.30. Севастополь. Инкерманский завод марочных вин
Катя Рогова
И снова Анжела вернулась только утром. Именно этим именем назвалась блондинка. Первое, что бросилось в глаза, это то, что девушка была чистой, и от нее пахло мылом, тогда как от Кати и двух ее сотоварок уже вовсю несло содержимым ведра, стоявшего в углу возле входа.
В первый раз сходить в туалет было ужасно стыдно. Ведь импровизированный "горшок" просто стоял в углу, не отделенный от основного помещения ни стеной, ни какой бы то ни было занавеской. Катя терпела, пока могла, но когда поняла, что больше терпеть нет силы, переступила через свои чувства брезгливости и стыда.
Девушка только потом поняла, что это один из приемов психологической ломки человека. Он был первым для нее, но далеко не последним.
– Чего уставилась? – раздраженно фыркнула Анжела в ответ на откровенно любопытный взгляд Кати.
– Ничего.
– Что, интересно, где я была?
– Абсолютно неинтересно.
– Ну тогда нечего на меня пялиться. Чай, я не картина Пабло Пикассо.
Катя нахмурилась и отвернулась. Девушка больше не кричала, только сидела и молча разглядывала место, в котором ей довелось пробыть вот уже два дня.
Завтракать она снова не стала – опять принесли непонятную липкую, быстро остывающую субстанцию с кислой капустой – разнообразным питанием пленниц не баловали.
– Сколько ты здесь находишься? – решила спросить блондинку Катя.
– Меня подобрали двадцать третьего числа. А сегодня какое?
– Когда меня привез сюда этот сученыш Москвин, было двадцать девятое… Я здесь второй день. Значит, сегодня тридцать первое.
– Получается, уже неделю, – усмехнулась блондинка.
– И что дальше? – продолжила расспрашивать девушку Катерина, потому как только она могла пролить свет на дальнейшую судьбу пленниц.
– А что дальше… Дальше либо тебя продадут в какой-нибудь бордель, либо здесь останешься – ментов ублажать.
– Почему ментов? – удивилась Катя, абсолютно пропустив мимо ушей информацию про публичный дом.
– Потому что нас, милочка, менты держат.
– Откуда ты взяла?
– Откуда-откуда… От верблюда. Я их знаешь сколько насмотрелась? – Блондинка скривила рот и похлопала себя ребром ладони по шее. – Во как! Я их с одного взгляда вычисляю. Так что поверь мне – менты это.
– И чего они от нас хотят?
– Слушай, подруга, ты, часом, не с Чукотки? Такая наивная… Я ж тебе сказала – в любом случае от тебя требуется немного – молча лежать, хотя можно и стонать, но все по желанию клиента.
– Какого клиента? – искренне удивилась Катя, вскинув тонко выщипанную бровь.
– От темнота необразованная… – вздохнула Анжела. – Когда поведут тебя на пробу – узнаешь.
– Никуда я не пойду! – замотала головой Катя, отчего волосы, наспех и кое-как уложенные в косу, окончательно выбились из прически.
– Кто тебя спрашивать будет, дорогуша? Все, дорогая, теперь твоя жизнь стоит примерно полтора рожка автоматных патронов… – зло усмехнулась Анжела, заметив испуг в глазах новенькой.
Катя практически весь остаток дня молча просидела в углу, к принесенной еде не притронулась, хоть желудок неумолимо бурчал от голода, но девушка, закаленная в боях с бесконечными диетами, оставалась безучастной к мольбам молодого дикорастущего организма.