Бородин вынул из кармана пластиковую карточку с фотографией и данными – в конце двадцать второго века это могло бы уже стать пережитком прошлого, если бы не было символом принадлежности к самой мощной организации Солнечной системы. Повертев билет в руках и улыбнувшись бесполезности этого кусочка пластика здесь, на "Хламе", Михаил вернул его в карман и, разлив горячий чай местного производства по крохотным стаканчикам, вернулся к рассказам Черного Боба.
Да, вначале всё внутри него протестовало против этой глупости – в Солнечной системе давно уже победил материализм, – но игнорировать встречи со стариками Бородин не мог. Его словно магнитом тянуло в крохотную комнатку, к сморщенным и улыбающимся лицам, к добродушным шуткам и легендам вымирающих или умерших народов…
Самому себе Михаил объяснял этот интерес обыкновенным любопытством и тем, что он практически был лишен детства – нежный возраст Бородина прошел в лагерях, кампусах и муштре, ведь идеальных солдат СССР пестовал с самых ранних лет. Потом Доктор решил, что его увлечение есть не что иное, как эскапизм, ведь до попадания на "Хлам" всё в жизни Михаила было четко, ясно и понятно, а теперь он лишился всего – боевых товарищей, веры в себя, смысла жизни… Реальность окружавшего его мира дала трещину и разваливалась на куски, а он ничего не мог с этим поделать.
А что он получил взамен? Осколки древних легенд и истории, выдуманные кучкой выживших из ума мешков с костями. Да уж, равноценный обмен, ничего не скажешь!
Мятежники были вооружены кое-как. Подобно большинству отщепенцев в Солнечной системе. Глядя на сосредоточенные лица "цыплят", Доктор уже представлял, кого после операции будет "ломать" особенно сильно. Одно дело – стрелять по роботам на тренировке и ботам в виртуальной реальности, и совсем другое – по живым людям, чьим-то братьям, отцам, матерям. Да, кто-то будет действовать на автомате, как машина, полностью отключившись от происходящего; кто-то будет искренне переживать оттого, что лишил жизни разумное существо, еще недавно ходившее, дышавшее, любившее; кто-то поймает кураж… и вполне может быть, что станет жертвой собственной самоуверенности. Сам Михаил во время любой операции наблюдал за собой как бы со стороны – это не он сейчас скосил двух сопляков, возомнивших себя супергероями, это не он только что четким и выверенным движением проломил череп верзиле, напавшему на "цыпленка" со спины, это не он… это кто-то другой – жестокий, хладнокровный, умный и безжалостный. Идеальный солдат Советской Армии.
Хмыкнув, он кончиками пальцев прикоснулся к нарисованным на броне красным звездам. Ради них он готов и убить, и умереть. Для кого-то это всего лишь рисунок на броне, но Бородин был идеалистом, для него эти звезды олицетворяли Родину, и тут уже не было важным, где именно эта Родина: рядом с березками под Казанью, в пустыне Средней Азии, на обратной стороне Луны или под красноватой пылью Марса. Для кого-то Родина – это Земля, крохотная, затерянная среди звезд песчинка, для кого-то – великая страна, для кого-то – это город, где он прожил всю сознательную жизнь, для кого-то – семья… Бородин был идеалистом. Ради этих звезд он убивал и умирал.
Понимая, что находится на самой грани, что вот-вот слетит с катушек, Михаил до одури "прокачивался" в спортзале, тренировками и упражнениями заполняя всё свободное время, которого у него было в избытке, ведь на "Хламе" целыми днями можно было вообще ничего не делать. Пару-тройку раз в неделю Бородин шел на поводу у собственного любопытства и приходил-таки на посиделки к старикам. Тогда он с жадностью ловил рассказанные скрипучими голосами мифы о том, как Барон Суббота, вселившись в одного неплохого парня, превратил того в мошенника, элегантно и безнаказанно умыкнувшего у Соединенных Штатов Америки сотни миллионов долларов, и диктатора, запугавшего собственный народ настолько, что население и не помышляло ни о каком сопротивлении.
Барона Самеди Бородин не жаловал – ему не нравилась показушная театральность выряженного во фрак скелета, дух которого мог завладеть любым человеком, кого угодно превратив в "карманного Гитлера"… Гораздо большую симпатию вызывал проказник Локи, которому в наказание за злодеяния разгневанные коллеги по божественному цеху зашили рот. Африканские притчи о породивших Вселенную животных и насекомых Михаила занимали мало, хотя и в них при должном усердии можно было найти зерно разумного.
Они подавили мятеж менее чем за сутки. Сейчас разбрелись по колонии звеньями по два-три человека, зачищая территорию…
– Док, живо ко мне, я на втором подземном уровне, – голос лейтенанта заставил Михаила удивиться. Почувствовав напряжение напарника, Филоненко постарался успокоить товарища: – Не волнуйся, ничего опасного. Я тут наткнулся на весьма интересный сюрприз.
Сюрприз и впрямь был более чем необычным…
Пил Михаил по-черному. Осознав, что всё потеряно безвозвратно, он понял тщетность своих усилий зацепиться за осколки реальности с помощью тренировок. Зачем держать себя в форме, если твои умения не нужны ровным счетом никому? Даже тебе самому они больше не нужны. И зачем тебе жить, такому никчемному и ненужному? Да, было время, когда страна доверяла тебе дорогостоящее оборудование, а идущие за тобой "цыплята", ни капли не сомневаясь, вверяли тебе свои жизни. И ты никогда не обманывал. Ни страну, ни "цыплят". А теперь он не нужен. Никому. Так зачем напрягаться, если жизнь стала всего лишь отсрочкой смерти?
Со стороны казалось, что Бородин задался целью выпить все запасы алкоголя на "Хламе". Ему было решительно наплевать на окружавший его мир, на звезды, на Родину, на самого себя. День за днем он проводил, опустошая одну бутыль за другой, пока старикам не надоело следить за этим вялотекущим самоуничтожением. Как сказал Черный Боб, небесные рыбаки против. Остальные согласились и с Бобом, и с рыбаками.
Первые попытки вразумить Михаила, естественно, никакого действия не возымели – Доктор соглашался со всеми доводами Черного Боба и компании, но твердо продолжал гнуть свою линию. Бородин был уверен, что очень скоро старикам надоест и они оставят бесплодные попытки вернуть Михаила к жизни, но упорные деды приходили к Доктору каждый день, и постепенно он начал с ними соглашаться уже не автоматически, а даже вникая в то, что они говорили.
В конце концов Черный Боб пришел к Бородину, устало посмотрел в глаза и просто сказал:
– Подумай о детях. Они ведь каждое твое слово ловят. Давай, сынок, возвращайся. Ты нам нужен.
Дети на "Хламе" были если не фантастической редкостью, то настоящим сокровищем, поэтому к их воспитанию подошли серьезно – Доктор и еще пятеро стариков организовали школу, где худо-бедно давали сорванцам минимум образования. В свободное от школы время Доктор ковырялся в саду, под который отдали один из проржавевших на нет космических грузовиков-дальнобойщиков.
Когда Доктор был не Михаилом Валентиновичем, а просто Мишкой – веселым мальчуганом и гордостью семьи, – вечерами бабушка садилась у его кроватки и бралась за очередной рассказ. Выдуманные истории разбавлялись воспоминаниями о собственной молодости, а приключения Никиты Кожемяки и Алеши Поповича перемежались красочными описаниями побед Красной Армии на Марсе и Луне, опасностей при колонизации планет Солнечной системы и невзгод первых поселенцев.
Как-то вечером, от нечего делать, Доктор сел за компьютер и записал одну из бабушкиных историй. Потом еще одну. И еще… Затем настал черед его собственных приключений. Для Бородина это превратилось в своеобразный ритуал, этакий фотоальбом с вставками из мифов и легенд. Когда запас историй иссяк, Михаил решил придумать что-нибудь сам. Стер запись сразу же по прочтении, потому что рассказ ему категорически не понравился. Потом Доктор вывел для себя формулу: он забивал в память компьютера различные "запчасти" и осколки истории, после чего планомерно и методично "причесывал" эти обрывки, собирая мозаику воедино, доводил до ума и всю оставшуюся неделю любовался созданным полотном очередного рассказа.
В конце концов Михаил решился.
Однажды Бородин принес на эти посиделки микрофон, вместе с Черным Бобом они подключились к системе общекорабельной связи и…
– Сейчас дядя Миша расскажет вам сказку на ночь.
Повстанцы спрятали своих детей в катакомбах под городом, снабдив их консервами, водой и прочими припасами примерно на месяц. Сейчас дети вжимались в угол, затравленно глядя на двух взрослых в доспехах и с бластерами. А взрослые пытались решить, что же делать с этой находкой. С одной стороны, приказ гласил, что город должен быть ПОЛНОСТЬЮ очищен от бандитов, включая стариков, женщин и детей, и если они с лейтенантом доложат о спрятанных в катакомбах детишках, то вердикт будет однозначен. С другой стороны, какими бы идеальными солдатами они ни были, Доктор с Тираном по-прежнему оставались людьми…
– Так, – Филоненко все-таки решился. – Ты сейчас берешь детей и сажаешь их в капсулу. Она рассчитана на один прыжок в подпространстве. Выбирай любую точку. Я вырезаю записи этого разговора, докладываю, что ты попал в ловушку в катакомбах, тебя включают в список потерь… Ситуация ясна?
– Так точно, лейтенант, – отчеканил Доктор.
Он посмотрел в глаза напарнику, кивнул…
– Чего расселись?! – гаркнул Тиран на ребятишек. – Бегом за этим чудовищем. Слушаться его, если жизнь дорога!
Можно сказать, что, оказавшись на "Хламе", Доктор нашел себя. Он вел тихую и спокойную жизнь, никто не интересовался, кем он был, чем занимался… А затем потихоньку стали уходить те, кто встретил его и детей, кто помнил, как он появился на этой дрейфующей куче мусора, кто рассказывал ему истории и легенды.