Глеб Абрамов
В подмосковной Кубинке принимали пополнение лётчиков. Командир гвардейского отдельного авиационного полка дальней авиации принимал новичков в своём служебном кабинете. Последним вошёл статный лейтенант в новенькой офицерской форме.
- Товарищ генерал-майор! Лейтенант Абрамов, представляюсь по случаю прибытия к новому месту службы!
- Вольно, лейтенант!
Чкалов вышел из-за стола, протянул руку.
- С прибытием, Глеб Глебович! Поздравляю с вливанием в ряды тех, кто летает выше и дальше всех!
- Спасибо, товарищ генерал-майор!
- Представление окончено. Теперь будет просто беседа, поэтому можете обращаться ко мне Валерий Павлович.
- Слушаюсь!
- Расслабься, лейтенант, - улыбнулся легендарный лётчик, на кителе которого поверх орденских планок блестела звезда Героя Союза, - я же сказал: официоз закончен. Присаживайся, поговорим.
- Обратил внимание, Глеб Глебович, - спросил Чкалов после того, как они уселись по разные стороны командирского стола, - что ты единственный выпускник училища, который стал сегодня лётчиком нашего полка. Остальные новички – бывалые лётчики, которые переведены к нам из других авиационных подразделений. Как думаешь, откуда такая честь?
- А что тут думать, Валерий Павлович? - ответил Абрамов. - Этой чести я был удостоен как первый в выпуске!
- На том и стой! - одобрил Чкалов. - Говорю тебе это потому, что найдутся шептуны, а может, кто и в лицо сказать не побоится, мол, сыну маршала грязь месить не пристало, ему всегда под ноги ковровую дорожку постелют. Что ты на такое ответишь?
- Отвечу: лучше службу нести, чем языком плести!
- Вот это по-нашему! - рассмеялся Чкалов. - Всегда этого правила придерживайся, и тогда никто в тебя пальцем тыкать не станет. Ладно. Будем считать, что официальную версию твоего появления в полку мы согласовали.
Абрамов удивился.
- А что, есть и другая версия, товарищ генерал-майор?
- Есть, Глеб Глебович, - усмехнулся Чкалов. - И она, я тебе скажу, чуть ближе к истине.
Абрамов вскочил.
- Я не понимаю, товарищ генерал-майор, на что вы намекаете!
- Смирно, лейтенант! - прикрикнул Чкалов. - Горячку пороть приказа не было. И вы, кстати, не барышня, чтобы я вам на что-то намекал! Теперь отвечайте, лейтенант: вы знаете, в какой полк попали служить?
- Так точно! В гвардейский отдельный полк дальней авиации!
- Ну так я вам доложу: ни черта вы, лейтенант, в таком разе не знаете! Так вот, довожу до вашего сведения, что полк, в который вы попали служить, от других подобных полков отличается тем, что к слову "дальней" в его названии есть небольшая приставка "сверх". И эта приставка настолько секретная, что не упоминается ни в одном официальном документе. Вам – запомните это, лейтенант! - произносить эту приставку при упоминании названия полка запрещается категорически в любом месте и при любых обстоятельствах! Уяснили?
- Так точно! - ответил ошарашенный Абрамов, который всё ещё стоял навытяжку.
Чкалов отдал команду:
- Вольно, лейтенант. Садитесь. Продолжим прерванный вашей выходкой разговор. Не надо вскакивать и оправдываться, - сдержал Чкалов порыв молодого лётчика вновь оказаться на ногах. - Будем считать, что вы извинились, а я ваши извинения принял. Итак, мы остановились на том, что я сказал – не намекнул! - о наличии другой версии вашего появления в полку. Теперь скажу: то, что ты, Глеб Глебович, сейчас услышишь, и является вариантом полным и окончательным. Приставка "сверх", о которой я тебе сказал, означает, что помимо истребителей прикрытия и обычных дальних бомбардировщиков, в полку есть аппараты, высота и дальность полёта которых значительно превышает высоту и дальность полёта серийных бомбардировщиков. О существовании таких самолётов, кроме КБ, где их разработали, Генерального конструктора Сикорского, узкого круга весьма высокопоставленных персон, и офицеров нашего полка, не знает ни одна живая душа. Потому-то в наш полк берут только проверенных лётчиков, прошедших тщательный отбор не только на профпригодность, но и… Ну ты понимаешь…
- Понимаю, Валерий Павлович, - сглотнул слюну Абрамов.
- Для тебя сделали исключение. Скажу точнее: я сделал исключение! Потому как моя подпись под приказом о твоём назначении в полк стоит последней. Что заставило меня так поступить? Отвечу! Авиаторы, поставившие тебя на крыло, уверяют: из Абрамова получится выдающийся лётчик. Поверим! Но, как ты понимаешь, и проверим. Ну и то, что за тебя ходатайствовали такие люди, как командующий ВВС Алехнович и председатель КГБ СССР Ежов, тоже дорогого стоит. Нет, - прочитал Чкалов вопрос в глазах Абрамова, - твои родители за тебя не просили. - Заметив, как тот облегчённо вздохнул, улыбнулся. - Ладно, поговорим о другом. Что пока не женат – знаю, а собираешься ли? Девушка есть? Спрашиваю не из праздного любопытства. При хорошей жене службу вдвое легче нести. Да ты по своим родителям это знаешь.
- Знаю, Валерий Павлович, - кивнул Абрамов. - Девушка на примете есть, но о свадьбе пока гадать не берусь.
- Понятно…
Чкалов поднялся, следом вскочил Абрамов.
- Ладно, Глеб Глебович, будем считать, наше знакомство состоялось. Завтра в числе прочих новичков представлю тебя полку. А теперь иди, обустраивайся…
Лето
Ялта
Боже! Как прекрасен в лучах заходящего солнца её гордый профиль! Как восхитительны покрытые загаром обнажённые плечи и руки! И пусть остальное скрыто длиннополым сарафаном, разве можно сомневаться, что прочие части тела могут не быть под стать тем, что открыты теперь его нескромному взору…
Чья-то ладонь маячит перед глазами, закрывая обзор.
- Ау, папка, ты где?
Жехорский поймал вопросительный взгляд дочери, тщательно скрывая смущение, произнёс:
- Как где? Тут, перед тобой. Сижу на свежем воздухе в кафе, мороженое употребляю.
Машаня скептически качает головой.
- Ой ли? Тело да, вижу, а мысли, кажется, витают где-то за моим плечом. Интересно, чего ты там увидел примечательного, что совершенно перестал меня слушать?
Поворачивается. К счастью, прекрасная незнакомка только что покинула место, на котором стояла, и спешит теперь навстречу мужчине на вид лет пятидесяти с гаком, крайне невыразительной наружности. Отец? Муж? Любовник? Лёгкое соприкосновение губ. Не отец. И не любовник. Слишком страшен. Муж.
Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда; не боюсь
Ни ножа, ни огня.
Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя.
В сладкие грёзы Жехорского бесцеремонно ворвался голос дочери:
- Странно… ничего примечательного.
- Вот видишь, - улыбнулся Жехорский. - Тебе показалось.
- А то, что ты меня не слушаешь, тоже показалось?
- Угу.
- А докажи!
- А легко! Ты говорила о том, что получила письмо от Глеба Абрамова. Сетовала на то, что тот важничает и задаётся, не хочет делиться с тобой подробностями своей службы, ссылаясь на секретность информации. Всё верно?
- Всё верно, - вздохнула Машаня, - и это значит, что я возвела напраслину на родного отца.
Где ей знать, столь юной и неопытной, что отец её умеет делать несколько дел одновременно, а уж думать об одном, при этом слушая и запоминая другое – сущий для него пустяк.
- Папка, - голос Машани стал серьёзным, - а это правда, что служить в полку Чкалова доверяют только самым лучшим лётчикам страны?
- Скажем так: одним из лучших.
- И этот полк, правда, такой засекреченный?
- Как и любое воинское подразделение, входящее в состав ударных сил Союза, - уклонился от прямого ответа Жехорский.
- И что, военнослужащие даже с жёнами не делятся этой своей военной тайной? - лукаво улыбнулась Машаня.
- Военной тайной не делятся ни с кем, - ответил Жехорский. - Впрочем, жёнам, я думаю, кое-какое послабление делается. А почему ты об этом спросила. Замуж за военного собралась?
- Никуда я не собралась! - излишне поспешно ответила Машаня, при этом щёки её порозовели. - Давай вдарим ещё по мороженому!
- А давай!
Жехорский жестом привлёк внимание официанта.