Связисты постарались и долго ждать не заставили. И десяти минут не прошло после того, как я съехал с дороги и загнал наш "Хантер" за уныло-грязную березовую лесополосу, как на связь вышел совсем недавно упомянутый мною Андрей Баранов, старший наших доблестных "в дождь и в грязь".
– Богатым будешь, Эндрю, – вместо "здравствуй" выдаю я ему. – Только-только тебя вспоминали.
– Тихим добрым словом, надеюсь?
– Ну, почти. Так и так, мол, пока одни целостностью организмов рискуют, другие сидят в тепле, баклуши бьют, чаи с пряниками гоняют.
– А это, Грошев, кто на что учился, – насмешливо хмыкает связист. – Вот были б вы не здоровые, а умные – тоже бы рядом с нами сидели. Ну а коль ничего, окромя бицепса, прокачать не смогли – так сами себе злые буратины. Короче, – тон Баранова становится серьезным, – связались мы со штабом бригады, вышли на первого зама комбрига полковника Раченкова Алексея Сергеевича. Знаешь такого?
– Знаю, взводным у меня по срочке был.
– Тем лучше. Подробности выяснишь сам, но коротко – там, походу, была натуральная попытка вооруженного мятежа. Отбились, но были серьезные потери. В основном – среди штатских в лагере беженцев, хотя и самим вэвэрам тоже перепало. Короче, вас ждут на первом КПП, на другие не суйтесь – народ на нервах, могут и пальнуть. Батя велел передать дословно: мол, задание его не просто осталось в силе, а что вся эта кутерьма может нам только в плюс выйти, как бы погано оно ни звучало. Ты вообще понял, о чем речь?
– Понял. Не вникай, это у нас за свое, за женское… за футбол. Спасибо, Эндрю, до связи!
Парни выжидающе смотрят на меня.
– Все, джентльмены, привал закончен. Продолжаем выполнять боевую задачу.
Доехать до первого, центрального КПП бригады – теперь тоже тот еще квест. Сначала вроде ничего, но метров примерно за сто пятьдесят началась форменная скотобойня: на дороге, на обочинах, в кювете, на небольших пустырях перед окружающими периметр бригады частными деревенскими домиками практически ровным слоем лежат кучи человеческих останков. Почти как у Пушкина: "О поле, поле, кто тебя усеял"… И именно, что "мертвыми костями". В основном – почти дочиста обглоданные и растащенные на отдельные кости скелеты. Все черепа, что я смог разглядеть, имеют очень хорошо заметные и весьма характерные отметины пулевых попаданий. Понятно: мертвяки перли к воротам части, а там им вованы обеспечивали "теплую встречу"… Из всех стволов. И так уже не один день. Непонятно только, почему весь этот тошнотворный "натюрморт" здесь догнивает, а не кучей под стенами?
Сначала я еще пытался объезжать гниющие, в свисающих лохмотьях тухлого мяса костяки, но очень быстро понял, что это невозможно. Плюнул на все и поехал напролом, только ребра грудных клеток да прочие крупные кости под колесами затрещали. Что странно – при таком обилии корма "живых" зомби мы так и не увидали. Впрочем, как раз тут удивляться особенно нечему: тупые "манекены" все перед воротами полегли давно. А "отожранцы" довольно быстро умнеют. Я это еще в Москве заметил. Машину услышали – попрятались. Благо в окружающем нас частном секторе это без проблем: деревянные заборы, какие-то сарайчики и хозпристройки, парники и теплицы, на крышах которых лежит не растаявший до конца грязно-бурый снег…
На КПП нас действительно ждут: едва наш ползущий со скоростью призовой черепахи "Хантер" поравнялся со стоящей на постаменте перед центральными воротами БМП, как на плоской крыше караульного помещения появилось сразу четверо бойцов и заняли позиции за выложенными из мешков с песком или землей брустверами. Лиц за забралами таких же, как и у нас, ЗШ не видно. Но по фигурам и повадкам – сильно сомневаюсь я, что это срочники. Или "контрабасы", или даже офицеры. Впрочем, думается мне, что сейчас в части и тех и других намного больше, чем солдатиков-призывников. Те почти наверняка по домам двинули. Вряд ли тут ситуация сильно отличается от того, что в Таманской и Кантемировской дивизиях или том же ОДОНе происходит.
– Кто такие? – глуховато, но вполне громко и отчетливо доносится до нас из-под опущенного забрала шлема.
Я сначала было тянусь к микрофону СГУ, но, буквально мгновение подумав, открываю дверь и, высунувшись по грудь на улицу, так же громко рапортую в ответ:
– Посадский ОМОН, прибыли к полковнику Раченкову! Нас должны ждать!
Вместо ответа говоривший с нами вэвэшник лишь согласно кивает и, перегнувшись через невысокий кирпичный парапет крыши, дает отмашку кому-то внизу. Темно-зеленые ворота с крупной овальной эмблемой внутренних войск и "белым попугаем" на черном треугольном щите начинают неторопливо отползать в сторону по зубастой рельсе направляющей, пропуская нас на территорию.
– Еще раз, парни: ведем себя дружелюбно, но бдительности не теряем…
– Не учи отца, Борь, – хмыкает Солоха.
– Да это я так – для проформы. Чисто на всякий пожарный.
– Угу, – практически хором ответили мне сразу три голоса. Ага, такой вот у меня "стереозвук"…
– Машину на мойку сперва. Нечего по территории эту дрянь растаскивать, – вместо "здравствуйте" с ходу начинает отдавать указания разговаривавший со мной дюжий майор, уже спустившийся с крыши КПП (теперь его звание известно – защитного цвета звезда на погоне из-под плечевой лямки бронежилета видна отчетливо).
– Ну, извини, братское сердце, не мы этот могильник на подъезде устрои…
Майор бросил на меня настолько хмурый и тяжелый взгляд, что я осекся на полуслове. Ну да, учитывая ночные события, они тут вряд ли к шуткам сильно расположены. Скорее – строго наоборот.
– Куда отогнать?
– Сразу после нашей будки – налево, между стеной и вот этим зданием…
– Понял, к старой штабной курилке.
Теперь майор смотрит уже удивленно.
– Служил я тут, – развожу руками в ответ. – Давно. Как раз в те времена, когда штаб еще тут был. А в нынешнем штабе – учебный корпус.
– А, так вот откуда ты Рача знаешь…
– Еще лейтенантом застал.
– Понятно… Ну тогда заезжай на мойку, – майор коротко машет рукой себе за спину, в ту сторону, где лет пятнадцать назад стояла беседка-курилка, – сполоснем твой "пепелац".
– Слушай, а с чего это почти все покойники так далеко от ворот лежат? Вы их как вообще отстреливали? Тут же прямой видимости вообще нет, дома́ все закрывают.
– У-у-у… – тянет он, – тут вообще все странно. Их туда сами мертвяки оттаскивают.
– В каком смысле? – сперва не понял я.
– В самом прямом, они ж друг друга не трогают, только пока ходят. Стоит кому окончательно боты закусить, остальные его через несколько минут точить начнут, только кости захрустят…
– Это видел. И что?
– Так мы просто, когда вонь прямо перед воротами достала, перестали отстреливать этих, которые пошустрее, если они труп за дома тянут. Вот они их всех и перетаскали понемногу. И "утилизировали". Розами, конечно, пахнуть не стало, но было уже вполне терпимо.
– Блин, парни, рискуете. Они ж, отожравшись, шустрее становятся.
– Не-э-э, это они если живого… ну, в смысле, обычного человеческого мяса нажрутся – натуральные "Чужой против Хищника" и резкие, как понос, а которые своих, мертвяков, едят – так… Нет, в чистом поле я с ним "раз на раз" сходиться не стал бы, но вот через забор перепрыгнуть им силенок и мозгов точно не хватит. Так что – нормально, управимся, если нужно будет.
– Ну, не знаю, глядите – вам жить.
Оставив старшим рачительного и хозяйственного Солоху, давно самозахватом занявшего в нашей группе пост внештатного старшины, присматривать и руководить процессом приведения УАЗа в божеский вид, а парней – ему в подчинение, отправляюсь в сторону штаба, где и ждет меня мой бывший взводный Леха Раченков. Который, в отличие от меня, раздолбая, успел сделать за прошедшие годы вполне внушающую уважение карьеру.
– …Вот такая у нас петрушка и приключилась, Борисян Михалыч, – тяжко вздыхает Раченков, заканчивая свой короткий, но весьма экспрессивный и наполненный настоящими шедеврами матерной словесности рассказ. – Проглядели, мля, под самым носом… И ведь даже Грушин, уж на что волк стреляный, и то – опасность почуял, а вот откуда ждать – не угадал. Только зря на горцев собак спустил, получается. Честно говоря, я б и не подумал никогда… Вот от кого-кого, а от них – вообще не ожидал. Скажи, ты бы заподозрил?