Неотесанный мужлан, вломившийся в "Крыло сапсана" ранним утром и буквально выдернувший из-за стойки расплывшегося в улыбке Грега, даже второго взгляда не стоил. Как, впрочем, и первого. Ну, первый-то ладно, надо же посмотреть, кого принесли черти мешать честным пилотам расслабляться после смены. Но второй? Никогда. И поощрять предпринимаемые время от времени неловкие попытки поухаживать она уж точно не собиралась.
Всё изменилось год спустя, когда Тара выгуливала четырехлетнюю Кэти по знаменитому Парку Цветов. К немалому беспокойству матери, Кэтрин Теодора Донован не проявляла никакого интереса к преподаваемым в Учебном центре предметам. Нет, дочка училась вполне прилично, но и только. Вот растения - любые - интересовали ее непритворно, а основы физики, математика, логика и физподготовка… Испытания-то Кэти пройдет и в Корпус поступит (если переживет имплантацию), но первый пилот из малышки может и не получиться. А это плохо; что само по себе, что для репутации и рейтинга Линии Донован.
Ее размышления неожиданно прервал окрик:
- Мисс Донован! Какая приятная встреча! - и глазам матери и дочери предстал Тед, который пробирался к ним, на удивление ловко лавируя между гуляющими людьми.
Тара досадливо поморщилась, но тут же коварно усмехнулась, предвкушая развлечение. Уж кто-кто, а Кэти виртуозно умела отшивать материных поклонников. И точно: дочка, как обычно, с места взяла разгон, подпрыгнула и со всего маху боднула Теда головой в живот.
Результатом были изрядно озадачены оба. Совершенно одинаковым жестом потирая - одна лоб, а другой район солнечного сплетения - они с уважением уставились друг на друга.
- Ты кто? - спросил, наконец, улыбающийся мужчина, несколько раз сравнив взглядом плечистую светловолосую Тару и худую растрепанную девчонку, чьи черные, как смоль, волосы торчали во все стороны непослушными вихрами.
- Я Кэти. А ты?
- Я Тед.
- Мишка Тедди, мишка Тедди! - завопила девочка и тут же принялась трещать: - А ты молодец! Держишь удар! Никто не держит! А мама говорит, что они все слабаки! А правда, у меня лоб твердый? А…
- Мама правильно говорит, - серьезно кивнул Тед, присаживаясь на корточки. Его кельтик, поначалу совсем неразборчивый, был сейчас вполне на уровне. - Удар надо держать. И лоб у тебя твердый. А еще ты красавица. И твоя мама - тоже.
Спустя полгода Тара со скандалом забрала Кэти из Учебного центра. То, что дочка Испытания прошла так себе, ее не слишком обеспокоило. Формальное предложение о поступлении Кэти в Звездный Корпус было, к великому изумлению предлагавших, отвергнуто. Выставленный за обучение счет - не хотите, чтобы девочка служила Бельтайну? Извольте заплатить за пройденную подготовку! - погасили пополам с Тедом. И Тара даже немного растерялась, когда поняла, что не хочет возражать на категорическое: "Дело общее. Сама ведь понимаешь, что Катьке в Корпусе не место. А я помогу, чем смогу, не переживай".
А еще через два месяца они - все трое - прилетели на Новоросс. Тед, которому показалось мало поставлять на Бельтайн настоянный на травах дедовский самогон, решил начать производство поближе к потребителю и нуждался в консультациях.
Встречали их так, словно в гости пожаловал сам принципал Совета Бельтайна, не меньше. За баней ("Это как сауна, только лучше, тебе понравится!") последовал ужин, да такой, что Тара быстро устала удивляться скудости собственного воображения.
Набегавшуюся, а потом наевшуюся до отвала Кэти посмеивающийся Тед унес спать, а его матушка принялась расспрашивать приятельницу сына о ее житье-бытье. Ирине было интересно всё: и военная служба, и работа в полиции, и планы на будущее - Тед представил Тару как своего компаньона. И, конечно, дочь.
- Хорошая у тебя девчушка. Бойкая. И к травам тянется. Это хорошо, это правильно, женщине в травах разбираться - самое то.
Некоторое время назад Тара, как и Кэти, прошла гипнопедический курс русского, но разные слова, обозначающие одно и то же, все еще иногда ставили ее в тупик. "Девчушка", например. Уменьшительно-ласкательное от "девочка", кажется. А еще "девчонка" (уже не ласкательное); "девчоночка"; "девуля" и "девуленька" (но это может быть и обращение к молодой незамужней женщине); "девица" (то же самое)… ох.
- А отец-то ее где? Вдовеешь?
Задумавшись о слове "отец" (батюшка, батька, папа, папаша, папаня, папуля, тятя, тятенька…), Тара чуть не упустила смысл вопроса. Но не упустила, а значит, надо было отвечать. Вот только вряд ли в этом консервативном (патриархальном, старомодном) доме придется по душе ее ответ.
Она вдохнула. Выдохнула. Поймала неожиданно напряженный взгляд вернувшегося за стол Теда.
- Я линейный пилот, Ирина. Наши дети - плод искусственно созданного генетического композита. У них не бывает…
- Я - отец! - рявкнул Тед, поднимаясь на ноги и упираясь в потемневшую от времени столешницу крепко сжатыми кулаками. - Ясно?! Молчи, потом спорить будешь. Я отец. И точка.
Опешившая Тара словно со стороны услышала, как кто-то растерянно произнес - ее голосом! - "Ладно, как скажешь…", и тут же ее ребра обреченно пискнули в объятиях Ирины.
- Ну, слава тебе, Господи! - во всеуслышание провозгласила матушка Теда. - Догадался-таки, дубина стоеросовая! И малявка - Катерина Федоровна, как по заказу! А то ишь, выдумали: "компаньон"!
Теперь, три с лишним года спустя, помимо Кэти был еще Гэбриел ("Гаврюха - голова два уха!" - гремел Тед, подкидывая хохочущего сына к потолку). И у Тары были веские причины полагать, что этим дело не ограничится. Во всяком случае, один месяц ее работающий как часы организм уже пропустил.
Сегодня, правда, Тед попросил ее отвезти детей к соседям. Чем-то не нравился ему предстоящий визит соотечественников. И, похоже, правильно не нравился - на браслете коммуникатора вернувшейся от Робертсов Тары замигал тревожный красный огонек. Муж сообщал об опасности и призывал соблюдать осторожность.
Собственно, он и ей велел остаться с детьми, но у отставного капитана Донован имелась своя точка зрения на смысл обещания "в горе и в радости". А повиноваться супругу Тара с самого начала не собиралась. Поэтому, оставив машину, она еще до получения сигнала пустилась напрямик через поля. Если тревога ложная, можно будет притвориться перед Тедом, что своевольной женушки тут и не было. Но что же там происходит? Ладно, сейчас разберемся.
Проверив пистолет и прихватив из тайника в кадке с пинией запасной, Тара привычно сунула в уголок рта тонкую металлическую пластинку и решительно направилась к дому мимо чужой машины. Вот ведь засранцы! Хорошо хоть Кэти не видит, куда сел этот неумеха…
Разговор довольно быстро зашел в тупик. Сначала Одинцов виртуозно валял дурака, делая вид, что совершенно не понимает, о чем идет речь. И вообще он контуженый, страдает провалами в памяти, судорогами и ночным недержанием. А тут пристают! Хоть бы пожалели инвалида!
Потом здоровенный "инвалид" то ли понял, что от цирка нет никакого проку, то ли ему просто надоело, и началось откровенное, с точки зрения капитана третьего ранга Лукошникова, хамство. Он давно заметил, что чем ниже располагается человек в армейской или флотской иерархии, тем меньше склонен понимать необходимость работы контрразведки. Тяжелее, чем с сержантами десанта, приходится разве что с тамошними же рядовыми.
Выслушав очередной, …надцатый по счету, отсыл к Службе безопасности, которая и получила все материалы по операции на Черном Кряже, капитан не выдержал:
- Послушайте, Одинцов. Вы не хуже моего понимаете, что с СБ по данному поводу разговаривать бесполезно. Они графиню Корсакову прикроют всегда. "Крестная внучка" князя Цинцадзе, племянница по жене генерала Зарецкого… кто ж ее в обиду-то даст! Полицию Орлана как генерал Тедеев напугал, так они до сих пор трясутся… а ведь речь идет о серьезном преступлении! Об убийстве двух человек, следы которого вы - ну, или ваши сослуживцы - попытались скрыть, взорвав помещение, в котором были обнаружены трупы.
Одинцов, скривившись, почесал бровь и тоном престарелого профессора, утомленного тупостью студентов, произнес:
- Господин капитан третьего ранга, я еще раз вам повторяю: при мне никто ничего не взрывал. Если мы говорим об одном и том же помещении - в чем я не уверен, - то когда я уходил, там все было в полном порядке.
- Это ты помнишь, сержант, а описать комнату не можешь? - взорвался напарник Лукошникова, каплей Малыгин.
- Так вы ж должны знать, господин капитан-лейтенант, что при контузии "тут помню, тут не помню" - обычное дело! - не к месту развеселился отставной десантник.
И тут у Геннадия Лукошникова лопнуло терпение.
- Вот что, Федор Григорьевич, - негромко заговорил он, и Одинцов сразу и заметно насторожился. Ага, проняло! То ли еще будет! - нам нужны эти сведения и у нас не так уж много времени. Правда, и не настолько мало, чтобы не дождаться возвращения вашей супруги из гостей. Не поселится же она там навечно… а дом ваш стоит уединенно, до ближайшего жилья - километров пять по прямой…
Пистолет был уже в руках Лукошникова.
- Ты мне угрожаешь, капитан? - хрипло, словно ворот рубашки душил его, поинтересовался сержант.
- Угрожаю, Федя. Угрожаю. И тебе, и твоей жене, и деткам, если понадобится… - сочувственно покивал тот и вдруг замер.
Потому что предельно холодный женский голос отчетливо произнес за их с Малыгиным спинами:
- И совершенно напрасно.