Мы остались одни: я, Браслетов, Тропинин и Чигинцев да в темном углу на корточках - Прокофий: по шумному, со всхрапами дыханию я догадался, что он спит. Я взглянул на Браслетова.
- По-моему, друзья, все идет хорошо. Кончились наши мытарства...
- Лучшего и желать нечего, - охотно согласился комиссар. - Могли прямо с марша, без передыху, кинуть в бой - с оружием ты или нет...
9
Батальон был готов к переброске в район обороны к шести утра. К этому времени рота, расквартированная в соседней деревне, прибыла в Батурино. Мы ждали автоколонну...
Было еще темно, мутно и спросонок ознобно. Сочащаяся влага осела, прибитая косым, с завихрениями ветром. Ветер, как бы расчесывая, прореживал и сушил тучи, сквозь них несмело сеялся блеклый свет. Бойцы толпились у изб, хмурились, поеживаясь и позевывая...
Грузовики опоздали на сорок минут, и подано их было вдвое меньше. Командир колонны старший лейтенант Гремячкин, злой, издерганный, уже немолодой человек, с лицом, испещренным морщинами, с выпирающими скулами, опередив мои вопросы, мрачно спросил:
- Двумя рейсами не обойдемся?
- Обойдемся, - ответил Тропинин.
- Тогда устанавливайте очередность, - сказал Гремячкин. - Я не могу задерживаться.
Я сказал Тропинину:
- Грузите в машины разведчиков, первую роту и часть второй. Сопровождать колонну будешь ты и Чигинцев. Выгрузка в совхозе, не доезжая Тарусы. Там же командный пункт командира Шестой дивизии. Свяжись с ним. По прибытии выслать разведку в направлении юго-западней и западней Тарусы.
- Когда машины могут вернуться назад? - спросил я начальника колонны, провожая первый эшелон глазами.
- Часа через полтора. Не раньше. А то и позже. Им чего стоит добраться только до Серпухова! Там дорога мощеная, но вся в рытвинах - не очень-то разгонишься.
- Это называется - срочная переброска войск, - сказал я с невеселой иронией. - Так мы к обеду едва-едва доберемся. Может быть, двинуться пешим маршем? За два часа мы сократим путь на десять километров, а то и больше. Как ты считаешь, комиссар?
Браслетов свел брови - две круто выгнутые скобки, уронил взгляд на носки сапог, на скулах проступил румянец, губы подобрались в узелок, - такое выражение лица я замечал у него в минуты решимости.
- Мы сократим путь на десять километров, а людей утомим маршем на целые сутки. - Он взглянул мне в глаза, все так же хмурясь. - А усталому бойцу всегда кажется, что противник сильнее его. Подождем колонну.
Гремячкин не отрывал взгляда от поворота дороги, куда ушли машины, и страдальчески морщился.
- Он правильно подсказывает: нечего ноги людям ломать, коли есть колеса.
- Колеса! - крикнул я. - Зашились мы с вашими колесами! На полдня опаздываем. Через два часа нужно будет докладывать о выполнении приказа, а мы только с места стронулись!
Начальник колонны скрипуче засмеялся и помотал головой.
- Куда вы опоздаете, разрешите вас спросить?.. Удивительный народ! К дьяволу в пасть никогда не опоздаешь... Ты думаешь, у командования только и забот, что о вашем батальоне? Направление указали - ну и рой землю носом. Я тут давно и повидал кое-что... - Он раздраженно сплюнул и замолк, морщины на его лице скорбно застыли. Он думал, должно быть, о судьбе своей колонны, стоял, переминаясь с ноги на ногу на одном месте.
Мы вернулись в штаб. Я достал карту, разложил ее перед собой на столе и всматривался в район Тарусы, в населенные пункты, окружавшие ее. Браслетов писал в блокноте, помечая каждую строчку цифрой. Хозяйка варила для нас картошку.
Открылась дверь, и в избу вошел Тихон Андреевич. На овчинном воротнике его полушубка, на валенках застряли соломины и остья мякины. Раздеваясь, он сказал хозяйке:
- Есть-то дашь, мать?
Занавесочка колыхнулась, и из чулана высунулось сухонькое личико хозяйки.
- Сейчас сварится. Умойся сперва... - И скрылась.