- Я был уверен, Сергей Петрович, что встречу вас, - сказал я. - У меня все время было такое предчувствие.
- Предчувствия такого у меня не было. Но думал я обо всех вас часто... - Дубровин налил в рюмки вина. - Желаю вам жизни долгой, дружной, счастливой. Уж больно вы хорошие люди, чтобы не жить вам вместе. И долго... Ты что загрустила, Нина?
- Война ведь, Сергей Петрович. - Глаза ее наполнились дрожащей рябью слез.
- Разве ты не веришь в удачу?
- Удачи достаются всегда почему-то другим.
- Она у меня фаталистка.
Нина резко повернулась ко мне, почти крикнула:
- Если бы у меня были запасные такие, как ты, - тогда другое дело. А ты у меня один.
- У меня тоже запасных нет... - Волнение вдруг стиснуло мне горло.
Сергей Петрович, кажется, пожалел о том, что заговорил о счастье, - сам понимал: время неподходящее.
- Что это вы, друзья, Нина? Как это на тебя не похоже...
- Николая Сергеевича Столярова убили, - проговорила Нина, печально качнув головой.
- Что? - Сергей Петрович, привстав, встряхнул ее за плечи. - Что ты сказала? Где убили? Когда?..
- Вчера. Я сначала не поверила своим глазам: лежит на земле, не дышит...
- Это правда, Дима?.. Случайно при бомбежке или в бою? Как он попал в бой?..
Сергей Петрович отодвинул наполненную вином рюмку и надолго замолчал. Потом встал и принялся ходить по комнате, крепко скрестив на груди руки. Остановился лицом к окну. Слышно было, как в стекла ударялись капли дождя. Он незаметно дотронулся до щеки, должно быть, смахнул слезу.
- Старый друг, - произнес он, не оборачиваясь. - Всю гражданскую войну прошли вместе. Ни одна пуля даже не царапнула. Молодые были, задорные... Он взглянул на часы и сказал мне: - Пошли Чертыханова за комиссаром. Скоро приедет командующий.
Я выбежал, не одеваясь, на крыльцо. Чертыханов, увидев меня, кинул в грязь окурок и схватил автомат, висевший на столбике изгороди.
- Найди комиссара, - сказал я. - Только быстро.
Чертыханов сорвался с места и побежал вдоль улицы, скользя и взмахивая рукой, чтобы не упасть...
Я вернулся в избу. Нина сидела неподвижно, как бы оцепенев, глядела в одну точку немигающими, непроглядно потемневшими глазами.
Сергей Петрович, просматривая бумаги, спросил, не глядя на меня:
- У тебя ко мне какие-нибудь вопросы есть, просьбы? Я могу их разрешить у командующего... Между прочим, в письме, которое ты вручил генералу, сказано, что ваш батальон следует оставить в резерве, как наиболее боеспособную и оперативную часть... - Он не поднимал головы, должно быть, стеснялся или страшился взглянуть мне в глаза: а вдруг я буду просить у него содействия в чем-то таком, что пойдет вразрез с честностью и прямотой, какие давно установились в отношениях между нами. Я это понял, обиделся и проговорил с вызывающей резкостью:
- Будет просьба. Одна. - Он отложил бумаги и обернулся ко мне. Бросить мой батальон на самый тяжелый участок фронта.
- Закусил удила?
- Да, закусил. И, пожалуйста, без жалости и без снисхождений.
- Видела, Нина, как он голову вскинул, что тебе конь!
В сенях хлопнула входная дверь, потом отворилась дверь и во вторую половину избы, и за перегородкой зазвучал приглушенный рокочущий голос.
- Командующий вернулся, - отметил Дубровин и опять взглянул на часы.
В это время вошел, задыхаясь от быстрой ходьбы, Браслетов.
- Здравия желаю, товарищ дивизионный комиссар! - переводя дух, проговорил он.
Дубровин пожал ему руку.
- Подкрепления получили, комиссар?
- Благодарю вас. Получил.
- Это бывалые и грамотные ребята. Опытные политработники.
- Я сразу понял, товарищ дивизионный комиссар. Я уже распределил их по ротам, познакомил с командирами.
- Раздевайтесь, - сказал он Браслетову. - Пошли. А ты, Нина, посиди тут пока.
У командующего мы пробыли совсем недолго.