Не мешай! А мы с чем едем? С мешками картошки, что ли? Уходи отсюда! - Он сказал это с такой решимостью и злостью, что машинист поперхнулся и отступил.
- Чего ты на меня окрысился? - уже тише и примирительней проговорил он. - Я же не за свое страдаю...
- А я за чье?
Машинист огляделся - в темноте различил танки справа, один танк, под откосом, слева, - и присвистнул озабоченно.
- Так мы можем простоять до утра... - Ветер рвал с него шапку, он придерживал ее обеими руками. - Утро настанет - самолеты могут заприметить состав и расшибут его вдребезги. Эх!..
- Не расшибут, - сказал Оленин. - Через полчаса тронешься. Время - еще полночи нет. Успеешь.
Свалившийся танк зацепили тремя тросами. Оленин крикнул собравшимся на полотне людям:
- Отойдите! Может лопнуть трос. - Он взмахнул рукой, подавая команду.
Машины мощно взревели, тросы натянулись туго, до звона, как струны. Танк из-под кручи медленно пополз вверх, гусеницы его вспахивали мерзлую насыпь. Вскоре показался над полотном высоко вскинутый зад машины; еще полметра, и танк опрокинулся всей своей тяжестью на пути. Теперь он сам чуть подался назад, ослабляя тросы. Их отцепили, и танк, загребая одной стороной гусениц, развернулся, чтобы двинуться к мосту. Командир бригады пригрозил лейтенанту Лаптеву:
- Еще раз упадешь - несдобровать тебе! - И тут же развеселился: вся эта история осталась уже позади, - хлопнул лейтенанта по плечу. - Давай кати!..
Метель утихла. Студеный ветер раскидал тучи, по черному небу щедро рассыпались звезды, крупные и спелые, и на какой-то момент ночь показалась мне мирной и празднично прекрасной.
Но вот ниже звезд повисли два осветительных снаряда, они загасили живое мерцание звезд, залили все вокруг мертвенным, тревожным сиянием. В темной вышине ходили вражеские самолеты. Торопливо, захлебисто, обгоняя друг друга, били зенитки, сплошным кольцом обложившие мост. Но самолеты все же изредка прорывались и бросали бомбы. Одна из них, разрубая темноту, упала в реку, взорвалась с глухим всплеском, и до нас долетело крошево льда и холодные брызги воды.
Машинист паровоза отчаянно крикнул - он сознался потом, что вел состав к фронту впервые и впервые встретился с бомбежкой.
- Видишь, теперь видишь! - Верткий, он наскакивал на Оленина и кричал: - Разнесут эшелон, с чем приеду в Тулу? Черт бы тебя взял с твоими танками! Куда тебя понесло!..
Командир бригады не слушал его. Он следил, как выползали на насыпь машины, разворачивались и уходили в темноту моста. Машинист сплюнул в сердцах, выругался и потрусил к паровозу.
Я не стал дожидаться, когда переправятся все танки, спустился с насыпи и полез по снегу, выбираясь на дорогу. За мной шумно валили бойцы, которые выравнивали въезд для танкистов. Через некоторое время автоколонна тронулась и по деревянному мосту перешла на правый берег Оки.
3
К рассвету мы достигли переднего края обороны Тридцать восьмой стрелковой дивизии. Выбиваясь из последних сил, она вела тяжелые бои с превосходящими силами врага. Морозный, как бы разреженный воздух полнился гулкими орудийными раскатами, пулеметной скороговоркой и одиночными ружейными выстрелами.
Еще в пути мы встретили конную разведку сержанта Мартынова. Покрытые плотным мохнатым инеем, лошади в темноте казались серыми и огромными. Сержант спешился и, передав коня Пете Куделину, впрыгнул ко мне в кабину грузовика. Он коротко, точно и, как всегда, немного хмуро доложил о том, что ему удалось выяснить. Самый ближайший от нас пункт - Монино. Вечером противник выбил из него один стрелковый батальон Тридцать восьмой дивизии. Батальон отступил к лесу в километре от села и сейчас готовится к отражению вражеской атаки.
- Я подбирался к селу, товарищ капитан, - заключил Мартынов. - У немцев танки, артиллерия, минометы и до полка солдат. Между селом и лесом - чистое поле.