Таким, как она, или даже сам Максим, нечего было делать в дешевой больничке, единственной на весь заводской район, где из медикаментов в изобилии присутствовал только йод старых, имперских запасов, а из персонала - дряхлые, бесполезные уборщицы с ужасающим характером и совсем юные врачи, практикующиеся на безответных пациентах.
- Тогда цепляйся крепче, - посоветовал Максим, сам плотно и сильно обнимая девушку за талию.
Кое-как передвигая ногами и постоянно цепляясь каблучками за трещины старого асфальта, Танька заплетающейся походкой зашагала рядом с Максимом подальше, подальше от продолжавших гореть обломков клуба. За спинами обнявшейся, будто настоящие влюбленные, парочки резко тормозили машины, водители которых остановились поглазеть на остатки строения, собирались кучками любопытствующие прохожие. Где-то далеко-далеко, едва ли не на границе промышленного района, послышались булькающие звуки пожарных сирен, а из-за поворота появилась тройка не спеша шагающих полицаев с короткими дубинками и блестящими, никелированными наручниками у пояса. Даже завидев пожар, обломки клуба и начинающуюся образовываться поблизости толпу, стражи правопорядка не стали торопиться… потому что первыми оказались на их пути и привлекли внимание Максим и Танька… но после короткого, профессионального осмотра издали, полицаи не стали подходить к парочке, привычно заметив облеванный край танькиной юбчонки, трезвые, злые глаза Максима и его неброскую, простую одежду пролетария. С таких, как эти, получить было нечего, даже если и прихватить в участок "за нарушение общественного порядка", да еще был реальный риск попасть под очередной блёв явно перебравшей дешевого вина или новомодной дури девицы, а это уже будет порча казенного имущества без особой на то необходимости, и химчистку начальник участка может и не оплатить…
Так что, Максим проволок девушку мимо полицаев без волнительных вопросов и разъяснений и тут же свернул за угол дома, чтобы уйти с центральной улицы и проходными дворами пробраться к своему жилью. Здесь, в пустоте едва освещаемых солнышком дворов, то и дело сходя хоть и с плохонького, но асфальта на утоптанную землю, Танька совсем сбилась с ноги, едва удерживаемая теряющим силы Максимом. Она вполголоса слабенько ругалась, но так, что ей мог бы позавидовать и иной мужик, то и дело сгибалась пополам, отхаркиваясь и кашляя, но все-таки упрямо передвигалась. "Оказывается, есть в ней что-то… упорное, нашенское… - с легким, абстрактным удивлением подумал пролетарий. - Подыхает, а ползет вперед… надо же, никогда бы не подумал…"
Когда Максим увидел в одном из двориков пустую, относительно чистую лавочку, он посчитал это подарком судьбы. Кое-как усадив Таньку и пристроившись с ней рядом, Максим достал свои хорошие сигаретки и с облегчением закурил, отдыхая и переводя дыхание. Танька, медленно то открывая, то закрывая глаза, но, похоже, ничего не видящая вокруг, принюхавшись, хрипловато спросила, не поворачивая головы:
- Куришь? дай дернуть пару затяжек, может, легче будет?
- Легче не будет, у тебя сотрясение, да еще и контузия, наверное, - ответил Максим, повторяя когда-то слышанные в каком-то фильме или вычитанные в какой-то книге чужие слова, но сигаретку девушке передал.
Она с трудом, едва попадая неверными движениями рук в нужное место, пристроила фильтр между опухшими от удара губами, затянулась, и тут же склонилась к краю скамейки, едва не выронив сигарету, под приступом удушающего кашля. Максим придержал Таньку, что бы она окончательно не сползла с лавочки, и перехватил из её рук и неторопливо докурил свою сигарету, ожидая, когда утихнет кашель, и девушка будет способна двигаться дальше.
- Пошли, что ли… - сказал пролетарий, через силу поднимая себя и следом девчонку с такой уютной и удобной лавочки. - Надо идти…
3
Привыкшая за пятнадцать последних лет своей богемной и разъездной жизни спать в чужих постелях, Ника отлично придремала на широком, в меру мягком, упругом и очень удобном гостиничном ложе и проснулась от неожиданного, громкого и почему-то тревожного грохота за двойной, звуконепроницаемой по обещаниям, рамой гостиничного окна. На обычный грозовой гром это было как-то не очень похоже, да и полуденное небо за окнами, пусть и подернутое осенней паутинкой облаков, казалось чистым и безмятежно спокойным. Лениво, как сытая, довольная собой и жизнью, маленькая, ухоженная кошечка, блондинка потянулась, разминая слегка застывшие во сне мышцы и прислушиваясь, как она привыкла, к собственным, первым возникающим после сна желаниям. Невнятная тревога, вызванная разбудившим её грохотом за окном, моментально спряталась куда-то на задворки сознания, и Ника почувствовала себя хорошо отдохнувшей, выспавшейся и - голодной. И это чувство, чувство голода, заставило её, будто и в самом деле маленькую хищницу, легко вскочить с постели, привычно зайти наощупь домашние туфельки на высоченных, так любимых девушкой каблуках и пройти в маленькую, пристроенную к спальне ванную комнатку, вторую в номере, оборудованную только умывальником, биде и унитазом.
Тщательно и неторопливо умывшись, Ника ощутила, что готова сейчас слопать целиком жареного бегемота небольших размеров и, чтобы не откладывать исполнение такого экзотического желания в дальний ящик, она поспешно прошла через спальню в небольшую, уютно оформленную пусть и все в том же "техно"-стиле гостиную.
- Интересно, что это тут грохочет средь бела дня, как бутылки в мусоропроводе? - лениво, изображая из себя избалованную людским вниманием, капризную блондиночку, спросила Ника, едва появившись на пороге гостиной.
Расположившийся на удобном кожаном диванчике, которому предстояло стать его основным пристанищем на ближайшие дни, Мишель неторопливо отложил в сторонку книжку в ярком, пестром переплете и поглядел на девушку. Спала Ника всегда голой, каким-то загадочным образом ухитряясь раздеться даже после самой жуткой, кромешной пьянки, и сейчас, ни мало ни смущаясь присутствия Мишеля, она даже не подумала накинуть на свое точенное, изящное тело хоть какую-нибудь одежку. Впрочем, обнаженную Нику навидалась большая часть совершеннолетних и не очень мужчин и в метрополии, и в провинции, но вот такой - без сценической раскраски лица и, зачастую, тела на нее могли посмотреть разве что очень близкие друзья.
- Не искушай меня без нужды… - чуть насмешливо пропел Мишель строку старинного романса, разглядывая девушку без того особого "возжелания", что обыкновенно зарождалось в глазах большинства мужчин, и только после этого ответил на вопрос: - Похоже на какой-то взрыв на окраине городка… тут же огромная промзона, оставшаяся с лучших времен Империи… военное производство… надеюсь, на наших планах этот взрыв никак не отразится…
- Ну-ну, - кивнула привычно взлохмаченной головкой Ника. - А ты читаешь Карева? Почему не новый роман?
Фамилия автора и название произведения, несмотря на пестроту обложки, были хорошо видны на отложенной в сторонку книге.
- Новый роман я уже читал, - деловито и сухо ответил Мишель. - А сейчас почему-то захотелось перечитать "Намордник для зверя". А ты, как всегда, очень хочешь кушать спросонья?
- Я хочу не кушать, а жрать, - задорно подтвердила Ника, пересекая комнатку изящным шагом профессиональной танцовщицы и бросая свое тело на диванчик рядом с Мишелем.
- Это нормально, - рассудительно кивнул поверенный в делах. - Вечером в поезде ты едва что-то поклевала в тамошнем ресторане, а сейчас уже далеко за полдень перевалило…
- Вот только не утомляй меня точным временем, - предостерегла его блондинка. - Давай хотя бы здесь, в провинции, чуток абстрагируемся от хронометража, ладно?
- Хорошо, - скупо улыбнулся Мишель. - Кулинарную разведку я уже провел и даже заказал для себя обед, а для тебя завтрак, больше похожий на обед. Как оказалось, здесь очень неплохой выбор морепродуктов…
- …и ждать этого заказа придется до морковкиных заговоров, - в тон мужчине продолжила Ника.
- А вот и нет. Еще три четверти часа назад все было готово, - порадовал девушку Мишель. - За пару минут наши блюда разогреют, ну, те, что надо разогревать, и подадут. Осталось решить - куда? Хочешь спуститься в ресторан?
- К черту! - решительно замотала головой Ника, обдавая Мишеля легким ветерком с ошеломляющим запахом волос, женского тела и еще чего-то трудноуловимого и вовсе не передаваемого словами. - Это ведь - худо-бедно одеваться надо…
- …конечно, желательно было бы, - без тени улыбки съехидничал поверенный в делах. - Провинциалы могут тебя неправильно понять, но, что еще хуже, могут понять совершенно правильно и выстроиться в очередь к дверям ресторана…
- Не ерничай, а то сожру тебя самого и не посмотрю, что костлявый и жесткий…
Худощавого и жилистого Мишеля назвать костлявым можно было лишь в дружеской шутке, дозволяемой близким людям. Да и вообще, шутить с поверенным в делах вряд ли пришло бы в голову кому-то из посторонних, настолько холодным и равнодушным, далеким от мирских удовольствий выглядел обыкновенно этот седой, строго и скромно одетый мужчина.
- Хорошо-хорошо, - усмехнулся Мишель. - Не ешь меня, Красная Шапочка, я тебе пригожусь… вот, позвоню сейчас и попрошу, чтобы наш завтрак-обед накрыли здесь, в столовой, ну, а ты, пожалуйста, в процессе обслуживания не рассекай голышом перед официантками…
- А ты уже выяснил, что это будут официантки, а не официанты? - засмеялась довольная предвкушением скорого обеда Ника. - Ладно-ладно, я пока займусь собой, ведь после еды найдутся, как всегда, неотложные дела…
- Найдутся, - согласился Мишель, подымаясь с диванчика и отходя к угловому маленькому столику на тоненькой металлической ножке, к телефону. - Надо бы с контрактом разобраться, это ведь я отдыхать приехал, а тебе - работать…