На другой день Лука получил досочку, и молодой индеец-толмач сказал:
- Рисовать слово белый человек. Я нести твой люди, получать мушкет.
Лука понял, что от него требуется. Вздохнул, взял острую палочку, обмакнул в горшочек с краской и задумался. Что же писать? Да и пишет-то он с трудом. Индеец напряженно следил за ним. Следил и молчал.
Наконец Лука приступил к письму. С трудом, но всё же справился с этим непривычным делом. Он написал: "Я в плену у индейцев. Они требуют за меня десять мушкетов, пули и порох. Я не знаю, где нахожусь. Смотрите сами, как поступить. Лука".
Индеец внимательно смотрел за тем, как старательно Лука чертил буквы. Он взял дощечку, просмотрел ее, словно умел читать, потом глянул на Луку, спросил:
- Рисовать верно?
- Конечно! Что мне остается? Неси в усадьбу. Пусть сами решают, что делать, - ответил Лука, а в сердце защемило. Было неуютно и страшновато.
Индеец ушел, захватив дощечку.
Луке оставалось теперь только ждать.
Рука подживала, он уже мог свободно шевелить пальцами. Опухоль почти исчезла. А шаман продолжал смазывать и перевязывать руку, поить отваром и порошком, который уже не лез в горло, но так хорошо помог против лихорадки. Лука свободно бродил по деревне, но сзади обязательно маячили мальчишки с легкими дротиками в руках и луками за спинами.
От этих сторожей никуда не скроешься. К тому же они прекрасно знали местность, а у него было лишь смутное представление о ней. Правда, он заметил на юге вершину вулкана и по ней приблизительно определил свое местонахождение.
Проходили дни в томительном ожидании. И вдруг в деревне послышались голоса, явно не обычного характера. Судя по возбуждению, здесь ожидали скорого прибытия гостей.
Лука вышел встретить прибывающих в деревню гостей. Они показались на тропе в окружении толпы местных индейцев, а на околице их встречали старейшины и вождь.
Лука всматривался в лица прибывших и с волнением ожидал, что это может значить для него. Но о нем, казалось, все позабыли. Он огляделся и с сожалением убедился, что один сторож всё же остался.
Он проследил, как гости проследовали к большому дому, остановились у порога, обменялись подарками, выкурили трубку и уселись полукругом для беседы.
Лука всё же не смог приблизиться к беседующим. Воин преградил ему путь.
За час до заката пришел толмач и повел Луку к большому дому. Они не обменялись ни единым словом, и Луке показалось, что ему что-то угрожает. В голове мелькали отрывочные мысли, губы шептали молитву за молитвой, но страх в сердце не проходил. Он сжимал его, заставлял покрываться потом тело, замирало что-то в груди.
Перед домом сидели старейшины и несколько гостей. Горел костерок с душистыми веточками в нем, от которых шел приятный аромат. Москиты вились рядом, их отгоняли ветками и листьями. Все курили трубки и молча глядели на приближающегося белого человека.
Лука слегка поклонился, делая усилия, чтобы не выказать страха и волнения. И, подняв голову, вдруг остолбенел от неожиданности. Сердце заколотилось так сильно, что перехватило дыхание.
На него глядела своими синими глазами индианка Катуари. Он смотрел на нее и не мог отвести взгляд. Потом, словно опомнившись, поклонялся именно ей, но говорить поостерегся. Ждал, что будет дальше.
Вождь заговорил, его слушали внимательно, а Катуари, глянув на Луку, перевела бесстрастным тоном:
- Вождь спрашивает, белый человек, ты узнать я?
- Да, да, мадемуазель! - заторопился Лука и покраснел. - Как можно не узнать такую девушку?
- Я мадемуазель нет, Лука. Я мадам.
- Прощу простить, мадам! Я не думал, что вы… замужем.
Она отвернулась от него и говорила некоторое время с вождем. Потом обернулась и спросила спокойно:
- Ты жить здесь? Рядом?
Ее французский показался Луке немного лучше, чем раньше, на Доминике.
- Да, мадам. Мы купили землю и расчищаем ее для посадок.
- Купить у кого?
- У властей, мадам. В городе.
- Это наша земля. Продавать только мы.
- Я понимаю, но простите, мадам. Так узаконили французы. Мы должны подчиняться их законам.
- Я помнить, Лука. Ты француз нет, забыть я. - Она долго беседовала со старейшинами, потом обратилась к Луке: - Ты чертил буква. Ответ пришел? Что ты думать?
- Думаю, что мои друзья закупят оружие и скоро его пришлют.
- Хорошо, Лука. Быть ждать.
- Вы не собираетесь напасть на усадьбы? - осмелился спросить Лука.
- Мы война хотеть нет. Француз хотеть война. Мы хотеть защита свой земля!
При этих словах лицо Катуари показалось Луке злым, твердым и решительным.
- Мне это понятно, мадам, - торопливо ответил Лука. - Моя земля так же захвачена врагами, и ее у нас постоянно отнимают. Но что я могу сделать для вашего народа? Он слишком слаб против французов. Они не дадут вам жить на своей земле. Таковы законы белого человека, мадам.
Она пристально вглядывалась в его лицо, словно пыталась проникнуть в самые сокровенные мысли. Потом спросила жестко:
- Ты хотеть мы покорность?
- Мне трудно теперь советовать, мадам. Я сам пленник. Но думаю, что вам ничто не поможет. Смирение лишь продлит ваше существование. Французам нужны земли и рабы. Или вы подчинитесь, или они вас уничтожат.
- А ты? - спросила индианка с каким-то странным оттенком в голосе.
- Я готов жить с вами на правах соседей. Я не питаю к вам ничего плохого, но вы не сможете принять условия французов. Их жизнь далека от вашей, и ужиться будет невозможно.
- Ты француз помогать?
- Нет, мадам, но и вредить вам у меня желания нет. Я хотел бы быть с вами в дружбе.
- Я вера ты. И ты быть свобода. Когда мушкет быть мы.
Лука понял, что аудиенция закончена. Он поклонился и удалился со смутным предчувствием чего-то необычного и томительного одновременно.
Гости пробыли в деревне еще два дня. Лука так и не понял, для чего они приходили.
В день их ухода Лука наблюдал за сборами в дорогу, потом, определив, что индианка не появляется, направился к своей хижине и ощутил чей-то пытливый взгляд. Он быстро обернулся и успел заметить, как Катуари отвернулась, явно не желая, чтобы Лука заметил ее движение и взгляд.
"Почему она так резко отвернулась? - подумал он, и сердце его тревожно забилось. - Что может означать это?"
Потом Катуари ни разу на него не взглянула, хотя гости прошли в шести шагах. Он проводил ее глазами. Лицо было у нее бесстрастное, гордое, независимое. А Лука подумал, что она и здесь, на Гваделупе, пользуется почему-то немалым почетом.
Он не отрывал глаз от стройной фигуры, пока та не исчезла за поворотом тропы и не скрылась в зелени подлеска.
Остаток дня Лука часто возвращался мыслями к индианке. Это были волнующие и томительные размышления. Ему было жаль снова расставаться с этой странной и гордой женщиной.
Потом его кольнула мысль, что она вовсе не мадемуазель, как он считал. Но где же ее муж? Он ничего и никогда о нем не слышал.
Теперь он решил расспросить молодого индейца, что перетолмачивал его речь. Найти того было просто.
- Окуопа, - спросил Лука, остановив индейца у большого общего дома, - я бы хотел задать тебе несколько вопросов. Ты можешь со мной говорить?
Тот некоторое время смотрел на Луку.
- Что хотеть белый человек знать?
- Кто эта Катуари? И почему она здесь была?
- Зачем белый человек хотеть знать?
- Мы с ней встречались на Доминике. Расскажи о ней.
- Окуопа плохо понять ты, белый человек.
- Ну, кто она такая? - не отставал Лука. - Поведай! Прошу тебя.
Индеец помолчал, словно обдумывая, стоит ли продолжать разговор. И всё же ответил, тщательно подбирая слова:
- Катуари, племянница вождя с Доминики. А приплыть они туда с остров на север, - и индеец махнул в нужную сторону, - с Лиамуиги. Их выгнать оттуда три или четыре года англичанин.
- Я не слыхал такого острова, Окуопа. Где это?
- Белый человек звать остров Сент-Киттс, белый человек.
- Что-то припоминаю. И кто муж Катуари?
- Муж уходить в рай. Так говорить белый человек. Два год, - и индеец показал два пальца. И добавил: - Война с белый человек. Британ убил.
Эта новость почему-то отозвалась в душе Луки спокойствием и радостью. Настроение поднялось. И он спросил торопливо, заметив, что Окуопа намеревается уходить:
- А почему у Катуари синие глаза и светлая кожа, Окуопа?
Индеец призадумался, но ответил:
- Мать Катуари быть белый человек. Быть плен. Умерла давно.
Лука проводил индейца благодарным взглядом. Теперь он многое знал об индианке.
Но долго раздумывать о своем ему не пришлось. Уже на следующий день прибежал в деревню индеец, и жители с повышенным интересов стали поглядывать на Луку.
Вскоре Окуопа позвал его к старикам и вождю.
Выслушав вождя, он перевел:
- Твой друг дать лист, белый человек. Разрешать смотреть, - и протянул клочок бумаги.
Назар писал, что мушкеты закупаются, и скоро можно будет обменять его на них. Просил не волноваться и сообщал, что в усадьбе пока всё спокойно.
- Белый человек говорить, - напомнил Окуопа задумавшемуся Луке.
- Да, да! Прости. Тут написано, что оружие и припасы закупаются, и скоро они будут здесь у вас. Несколько дней надо подождать.
Лука хотел спрятать записку, но Окуопа забрал ее и передал вождю.
- Быть ждать, белый человек, - перетолмачил индеец, выслушав слова старцев.
И потянулись дни томительного ожидания. Правда, за это время он выведал у Окуопы, что затевают индейцы с Доминики.