- Ну что ж, месье Назар, - усмехнулся капитан с веселым блеском в глазах, - поздравляю с назначением тебя на должность толмача и матроса. Иди, знакомься с народом и работами.
- Вот и устроилось, Назар! - воскликнул Губа, услышав, что произошло у капитана. - Интересно, что за контракт ты подпишешь? И что это такое?
- Это договор на участие в деле, - ответил Назар. - Там указываются твои права, обязанности, плата и наказания за невыполнение условий договора.
- Мы ничего не подписывали, - заметил Яцко.
- Вы пленные казаки, и вас просто использовали на бесплатной работе, - ответил Назар. - Но теперь, как вы говорите, вам необходимо это оформить. Я осмотрюсь здесь и попробую что-нибудь сделать для вас.
- А что за женщина у тебя была? - спросил Андрейко. - Рассказал бы, а?
Назар вздохнул, помолчал, словно не решаясь открыть тайну, но всё же молвил:
- Я с несколькими монахами был послан в Париж Петром Могилой для обучения европейской премудрости. Нас было восемь человек. Мы здорово взялись за учебу и два года корпели над книгами, изучая науки и языки.
- И ты всё это изучил? - ужаснулся Омелько.
- Какое там! Всего изучить и познать невозможно, Омелько. Но языки я знаю.
Назар замолчал. Было заметно, что он волнуется, переживает прошлое и не решается продолжать. И всё же, словно собравшись с силами, сказал:
- А потом я встретил женщину. Из старого рода, обедневшего, но знатного. И хоть ее отец был всего лишь шевалье, но это ни о чем не говорило.
- Погоди, Назар! - остановил того Лука. - Что это за шевалье?
- Вроде младшего дворянского титула, - ответил Назар недовольно.
- Лука, не перебивай! - озлился Омелько. - Пусть продолжает, пока нет работы и мы свободны.
- А я в сане, как вы уже знаете, - вздохнул Назар. - Долго колебался, сомневался. Так прошло с полгода. Знал я, что и она ко мне питает некоторые чувства, а потому решился и объяснился с нею. Она была в замешательстве, не согласилась, но не отвергла сразу.
- Вот стерва! - не выдержал Михай, с интересом слушая монаха.
- Зачем же так, - мягко ответил Назар. - Она не виновата ни в чем. А я после этого потерял голову, решив, что могу на что-то рассчитывать. Глупо, конечно, но я был так влюблен, что многого не замечал.
- Папаша заартачился? - вставил Терешко, как всегда со злобинкой в голосе.
- И не только, - вздохнул Назар. - Все родственники поднялись на дыбы. И теперь я их понимаю. Что я мог дать ей? Жил я на средства митрополита Могилы, а у самого ничего не было за душой.
- Ну и что! - воскликнул Петро. - Умыкнул бы - пусть тогда бы поплясали!
Назар снисходительно усмехнулся краем рта, помолчал, но отвечать не стал. Просто продолжил, как видно, желая сам побыстрее очистить душу от давно копившихся переживаний:
- Нет, так поступить я не мог. Я просто засел с головой за книги. Меня хватило месяца на три. Я опять искал встречи и нашел ее. Она была благосклонна ко мне, но я чувствовал, что это дается ей нелегко. Она понимала всю обреченность наших отношений. Понимал и я, но чувству не прикажешь. Около месяца мы тайно встречались.
Назар замолчал, отмахнулся ладонью от клубов табачного дыма, потом заметил:
- Как вы можете столько смолить этой дряни?
- Привычка, парень, - за всех ответил Макей. - Но продолжай, ты так гладко говоришь. Сразу видно грамотного человека.
- А что говорить-то? Расстались мы. Меня просто изловили, избили до полусмерти и бросили в Сену. Это река в Париже. Думали, что утону. Но я выбрался. Долго отлеживался среди нищего люда, пока не поправился. Но больше не пытался искать с этой женщиной встречи.
Назар замолчал. Казаки грустно переглядывались, не осмеливаясь нарушить горькие воспоминания нового товарища. И всё же Яцко не вытерпел и спросил:
- А как же учение?
- Бросил. Почти два месяца я провалялся больным. Деньги мои украли. Спасибо, что хоть подкармливали из сострадания добрые люди. Но жить мне не хотелось. Видимо, поэтому и долго не мог поправиться. Потом промышлял чем мог, используя те знания и умения, что приобрел в университете. Писал прошения, помогал в делах судейских, был секретарем одного скряги и вот подался сюда. Мне говорили, что здесь легче найти подходящую работу. Да, Париж мне больше не хотелось видеть.
- И давно ты тут, Назар? - участливо спросил Макей.
- С весны. Ничего путного мне найти не удалось. Зато встретил вас. А это мне так необходимо! Всё ж свои люди. Противно только то, что я не оправдал надежд моего учителя и благодетеля Петра Могилы. Стыдно и горько. Столько денег на меня было потрачено, а я так его подвел. Хотел на Украину пробираться, да как представлю себе встречу с учителем, так сразу же вся охота пропадает. Горько на душе, тяжело. Простить себе не могу!
- Э, парень! Это дело поправимое, - Макей выбил трубку о каблук. - Руки-ноги целы, голова на плечах вертится, а остальное приложится, даст Бог! Казаки потом целый день перетряхивали историю Назара, а вечером Омелько с Губой заявили всем остальным:
- Ладно, казаки. Будет горевать и лясы точить! Пошли в кабак, что под ивовой веткой. Там, может, в последний раз отведем душу в кружке с пойлом, каким нас потчует хозяин. Кто со мной? Назар, мы угощаем. Собираемся, гроши еще остались, а в море с ними делать нечего!
Человек восемь расселись в шлюпке, и весла дружно ударили по воде…
"Лис" неторопливо держал курс на юго-запад. Вторую неделю шло плавание, а подходящего приза не попадалось. Капитан де Казен злился и с удовольствием отводил душу на матросах, гонял их нещадно, раздавая оплеухи.
Зато частенько вел беседы с Назаром, увлекая его в каюту, где капитан напивался до чертиков, и Назар каждый раз опасался, что тот прикончит его за настойчивые попытки уложить в койку.
Ближе к осени всё же удалось взять два приза. Пустили на дно одного испанца, а португальца с грузом ценных пород древесины из Бразилии захватили.
- Этого отбуксируем в порт, - распорядился капитан. - Судно крепкое, его можно легко сбыть в любом порту.
Когда через две недели "Хитрый Лис" был уже недалеко от Нормандии, его встретил английский военный корабль.
Капитан сразу же понял намерения англичан и приказал готовиться к бою.
- Мы попытаемся уйти, - заметил он лейтенанту Реше. - Позиция у нас предпочтительней. Ветер нам благоприятствует, да и до вечера недалеко.
Оба судна подняли все паруса и попытались уйти от англичан. Те разгадали намерения французов и попытались отрезать им путь к берегу. Это им в какой-то степени удалось сделать. Расстояние сильно сократилось. Бортовой залп англичане произвели достаточно удачно. Два ядра угодили в борт ниже ватерлинии, а книппель - спаренные цепью ядра - повредил бегучий такелаж.
- Заделать пробоины! Приготовиться к залпу! - голос капитана был уверенным, зычности ему не занимать, а в хитрости он был вполне достойным соперником англичан.
Им повезло, что всё внимание англичан было приковано к основному противнику. А призовое судно тем временем оказалось в непосредственной близости и сумело залпом из трех пушек малого калибра сбить фок-мачту противника ниже марса. Она медленно завалилась, запутав снасти и частично порвав паруса грот-мачты. Вопли радости с бывшего португальского судна донеслись и до "Хитрого Лиса".
- Вот не ожидал от Ферона такой прыти! - гремел голос капитана. - Теперь у нас появился шанс, ребята. Огонь, пока мы не изменили курс!
Борт "Лиса" окутался дымом. Два ядра слегка задели рангоут галеона, не причинив никакого вреда, но тот уже был не в состоянии ответить. Поврежденное судно стало плохо слушаться руля. Этим воспользовались французы и отвернули в сторону.
Матросы с трудом заделали пробоины, истово работали помпами. Ход был сохранен. Надвигался вечер, море темнело.
Англичане сделали еще один залп. Ядра пролетели мимо, вспенив волны. Французы и казаки орали восторженно, радуясь, что им удалось избежать серьезных неприятностей.
Четыре дня "Хитрый Лис" добирался до ближайшего порта Лорьян. Дальше капитан не рискнул идти с повреждениями. Слишком трудно было откачивать воду, которая постоянно поступала в трюм.
Городок оказался мал, и экипажу едва удалось своими силами обеспечить ремонт судна.
Зато раненых удалось пристроить к хорошему лекарю. Их было мало, но один из них, Губа, был тяжел. Потом он больше месяца выкарабкивался из настойчивых лап костлявой, пока не стал на ноги и не окреп.
Капитан сумел продать захваченный португальский корабль, а груз отправил в Нант на мебельные фабрики и в мастерские. Остальное он оставил для поздних и более прибыльных торгов в Булони.
В Булонь пришли уже поздней осенью. Несколько раз спасались от шторма в разных портах. У Гавра их едва не выбросило на берег. Потом пришлось спасаться от четырех испанских кораблей, загнавших "Хитрого Лиса" в Дьеп.
В этом давнем пристанище корсаров и каперов всех мастей судно надолго задержалось. Капитану пришлось рассчитываться с давним кредитором, которого он неожиданно встретил в порту.
Назар потом рассказывал, что эти давние приятели оказались злейшими врагами.
- Выходит, наш капитан нечист на руку, - прошептал Лука зловеще.
- Еще бы! - воскликнул Назар. - Ему едва удалось откупиться от бывшего друга и собутыльника. Он считал его погибшим и не вернул долг семье.
- Этак и нам ничего не перепадет от этого, - опечалился Макей.
- Поглядим еще! - бросил Лука.
- Чего тут глядеть, хлопче! Тебя не спросят, - ответил Макей. - Сам знаешь, как требовать денег у панов.
- Ничего, и у нас теперь есть некоторые права, дядько Макей! - огрызнулся Лука.