Дальше идем молча - говорить незачем и не о чем. По сторонам я не смотрю, все сосредоточено на том, чтоб на ногах удержаться. Шаг… Еще один… Движемся слегка в гору. Странно, степь такая ровная…
За спиной остался лагерный гам, в лицо ударяет ветерок. Мы на гребне высокой насыпи, которой обнесено становище кочевников. Чьи-то руки заставляют остановиться и обернуться. Где-то слева - то, что когда-то было Диксом. Вижу только чьи-то мягкие кожаные сапоги, на носке правого - свежая глина. Подняв голову, вижу, как один из полуэльфов проверяет пальцем сабельное лезвие. Вот так, значит. Решили пуль не тратить. Отмечаю это как-то равнодушно…
А потом вспыхивает на миг ослепительно перед глазами косая восьмиконечная звезда, вижу вдруг серенькое низкое небо, а в нем - клинок, он разрастается, закрывает собой все и сменяется плотной серо-багровой мутью, успеваю еще вяло удивиться, что не чувствую боли, а дальше со страшным грохотом обрушивается тьма.
ГЛАВА 31
Темнота не имеет цвета. Вернее, в ней множество цветов, в том числе и такие, которые не имеют названия ни в одном человеческом языке. Меняются они постоянно, никогда не повторяясь. неизменными остаются только неприятные, тревожно-красные ритмичные вспышки. Проходит вечность, прежде чем я понимаю, что они означают боль - и превращаюсь в бесформенный ком пульсирующей тупой боли, не имеющей какого-то местонахождения, я просто состою из нее.
А потом, через какое-то невероятно долгое время, боль локализуется, становится острой, начинает долбить в такт редким, скупым толчкам сердца. Значит, сердце у меня бьется?.. Основные источники боли - голова и левое плечо. Значит, у меня есть голова и плечи… И при этом еще невероятно холодно, и накатывается мелкая ознобная дрожь.
Кажется, я лежал еще долго, прежде чем понял - не почувствовал, а именно понял, - что я жив. Но если у меня и мелькнула эта мысль, то так отстраненно, что я даже не придал значения этому факту, и просто лежал, полностью отдавшись боли и холоду. Ощущения становились все острей, и у меня была единственная цель - снова притупить их, вернуться в спасительную темноту, тем более, что разноцветные пятна под веками причиняли просто невыносимые страдания. Слух, кажется, предельно обострился, но все заполнила медленная и неравномерная пульсация.
Мне уже почти удалось заснуть, когда сквозь нее прорезался посторонний звук. Жужжание. Смахивает на мотор дельтаплана. Значит, где-то поблизости дельтаплан…
Дельтаплан?! Слово мелькнуло вдруг так отчетливо, что я даже открыл глаза. Времени на это тоже ушло порядочно, я и не представлял, что веки могут столько весить. А когда наконец получилось, туман не рассеялся, просто стал чернее, а цветные пятна перед глазами - раза в два поярче.
Мне тут же стало совсем плохо, но глаза я не закрыл: именно в этот момент я уловил и другой звук - частое, захлебывающееся татаканье автоматов. Перестрелка.
Зрение потихоньку возвращалось, потом вернулось небо. Серое, в молочных разводах. Это я определил, несмотря на то, что на мозги продолжала периодически накатывать боль пополам с кровавым туманом. Потом по небу, как по экрану, проехал знакомый треугольный силуэт. Я не сразу сумел связать его с едва различимым насекомым жужжанием, тем более, силуэт сразу сменился другим - черным, уродливым. Дельтаплан! Это за мной! Сейчас, сейчас, перед тем, как сесть или хотя бы повернуться, необходимо сил подкопить… Пошел!..
С грехом пополам поворачиваюсь на правый бок, перед глазами все темнеет. Главное - не провалиться в черноту именно сейчас. Это наши. Они прилетели за мной. Они меня вытащат…
Повернувшись, все-таки на время исчезаю в зеленой тьме, прихожу в себя от того, что меня свернул в клубок приступ сухой рвоты, внутренности словно судорогой свело. Первое ощущение - омерзительная горечь во рту, потом возвращаются боль и холод. Я обнаруживаю, что абсолютно гол, в плечо впились какие-то колючки, на миг отвлекающие даже от боли в голове. Что ж там такое?
Снова открываю глаза, мой взгляд тут же встречается с чужим. Дикс! Он тоже здесь! Эта мысль заставляет меня приподняться, каким-то чудом остаюсь при этом в сознании. Он продолжает смотреть на меня, ветер треплет его соломенные волосы.
- Дикс! Вставай, пошли. Наши… - тянусь к нему, пытаюсь тряхнуть за плечо. Он подается как-то сразу весь, словно кукла из литой резины.
- Ты чего?..
И тут я как-то сразу замечаю все - и выцветшие, остекленевшие глаза, и прозрачно-восковой цвет кожи, и разваленное саблей горло с черной запекшейся кровью…
- Что ж ты… А еще друг называется…
Потеряв равновесие, падаю щекой на холодную липкую грудь трупа, и тут опять возвращается звук перестрелки.
На сей раз выстрелы звучат поближе, к ним приплетаются далекие очереди откуда-то из степи. гулкое буханье одиночных выстрелов. Не винтовка… Эриковская слонобойка. Значит, Эрик здесь. Надо выбираться.
Прихожу в себя настолько, что чувствую под щекой холод мертвой плоти. Надо идти. Или ползти, только подальше отсюда. К своим. А Дикс? Умер? Поднимаю голову. Да, умер. безнадежно. Или пошевелился? Нет, это снова ветер играет его шевелюрой.
Да не может этого быть! Не мог же он себе позволить умереть именно сейчас, а значит, он жив! И пойдет со мной.
Обхватываю его поперек груди правой рукой, чувствуя пальцами ледяную кожу. Мы еще вылезем… Осыпаю его ругательствами, требуя, чтоб он встал и шел, ухитряюсь, отталкиваясь локтями и коленями, проползти два невероятно длинных метра - и падаю лицом в землю, в сразу сомкнувшуюся хищную черноту.
Снова мучительный процесс возвращения в реальность. Первое, что вижу - неподвижный взгляд Дикса, мы лежим почти нос к носу.
- Дикс, ты как?
- Хорошо, Мик. Только идти не могу.
Воздух, прорываясь со свистом сквозь сжатые зубы, обжигает гортань:
- Ничего, потерпи, уже скоро… - выдыхаю так тихо, что сам ничего не слышу. Снова проползаем мизерно короткое расстояние, нелепо отставленная рука Дикса постоянно цепляется за все, что встречается на пути. Снова утыкаюсь носом в колючую траву, грудь вот-вот лопнет от нехватки воздуха.
- Все, Дикс, не могу…
- Надо идти, Мик, - голос Дикса предельно ясен, но почему-то отдается в голове эхом: "идти, идти…" И опять со звериным упорством ползу вперед, ослепнув и оглохнув, бормоча бессмысленные и яростные ругательства. Мир вокруг - сплошное вращение без направления, но мы все равно доберемся!
И тут меня подхватывают чьи-то руки, переворачивают… Я пытаюсь отбиваться, хриплю какую-то ругань, но сверху опять обрушивается глыба мрака - и прямо по голове.
- Очнется - будет жить.
- Слушай, Торан, может, пока его в чувство не приводить? Пусть себе отдыхает… - знакомый голос, только где я его слышал - вспомнить пока не получается. Башка трещит и дико кружится, однако при этом неожиданно ясная. А вот общее самочувствие… Если одним словом - похабное. И холодно.
- Я сказал: очнется - будет жить, - а вот этот голос мне не знаком. Равно как и Сила, с помощью которой неизвестный пытается привести меня в порядок. Но не из Серых, это точно… Поглядим, кто это такой.
Впервые вижу: длинное лицо с унылым носом, запавшие глаза, торчащие скулы, и сплошь в вертикальных складках - от носа к углам рта, между бровями…
- Пить…
Кожаный рукав с испачканным в глине отворотом, рука подносит флягу, глотаю, закашливаюсь. Складки на незнакомой роже перемещаются ближе к горизонтали:
- Говорил же - будет жить…
Перемещаю взгляд в сторону знакомого голоса - с натугой, как тяжелый груз:
- Эрик?.. Выпить есть?
- Торан, ты гений! Вот теперь ясно: будет жить, - Эрик расплывается в улыбке. - Вот сукин сын! Живой!
- Не дождетесь… Шнапс.
- Нельзя.
- Надо.
- Ладно, не помешает, - это тот, со складками. Который Торан.
- Ладно, получай, - ожог вниз по пищеводу. Головокружение, кажется, увеличивает амплитуду, зато теперь могу разглядеть общую картину. Около меня Торан и Эрик. Дальше - ступеньки, выход, в дверях гостеприимно пристроился пулемет, а возле него на корточках… Глазам своим не верю!
- Миллер?
- Смотри-ка, узнал… Не все у тебя из головы выбили, - он улыбается мне, потом снова поворачивается к двери, почти физически чувствую цепкость его взгляда. И еще чувствую, что лежу на чем-то сыром и холодном.
- На вот, укройся, - незнакомый хрипловатый баритон справа. Чья-то черноусая физиономия. на плечи мне набрасывают кожаную куртку, сразу становится куда теплей.
- Кстати, рекомендую, - Эрик кивает на Торана. - Из ваших. Мастер Лиги.
Торан с достоинством наклоняет голову, покрытую чем-то вроде ермолки. На вид ему - лет сорок пять, в темно-каштановых волосах заметная седина. Снова смотрю на Эрика:
- А Дикс?
Он на секунду отводит взгляд:
- Мертв. Ты еще его труп зачем-то на себе тащил, помнишь?
Вот такие, значит, пирожки, брат Дикс…
- А тебе, Меченосец, свезло, - с оттенком одобрения отвечает Торан. - Клинок скользом прошел…
Эрик усмехается:
- Я всегда знал - голова кость… Ты как вообще?
Я сказал - как. Потом потребовал выпить. Кой черт, в башке все равно раскардаш полный… Даже тот факт, что Дикс погиб, меня сейчас как-то удивительно мало трогает… И ботинок почему-то до слез жалко. Новые почти…
Получив просимое, я вдруг сообразил:
- Да, а вы-то здесь откуда взялись? Да еще вместе с Тораном…
- Долгая история.
- Да вы не бойтесь, скоро закончится, - в дверь проскальзывает еще одна фигура в камуфляжке. - Чует мое сердце, скучать нам долго не дадут.
- А этот чуткий называется Шифман.
- А вообще-то, где мы?