Услышав про кастрюлю, и про то, что в ней что-то испортили, Пифагор встрепенулся, как раненная птица, вспомнив про забытые макароны, которые было необходимо отбросить.
- А где? - задал он риторический вопрос, подбежав плите.
- Я их уже откинул, - раздался голос Комбата, из дальнего угла, откуда доносилось смачное чавканье.
- Копыта? - посыпались со всех сторон предположения.
- Холодец варится в отдельной кастрюле, - не растерялся добровольный помощник повара.
Пифагор взглянул на дуршлаг и задал второй риторический вопрос:
- А в чём это макароны? Как-будто кто-то чай просыпал. Крон, ты в кастрюлю трубку не ронял?
- Нет! Их Комбат, какой-то индийской присыпкой приправил.
- Вот отстой, - вздохнул Сутулый, стоящий рядом и отлавливающий картошку из грязной посуды, в котором кипел корень загадочного северного растения, не желавшего расти среди кустов средней полосы России…
Заглядывая в дуршлаг, в котором, вперемежку с макаронами, чёрными точками не вписывались в общую картину бытия инородные вкрапления, он добавил, к сказанному:
- Осталось, только, мантры спеть, в позе лотоса.
- Только эту позу и знаешь, из богатого арсенала индийских йогов? - укоризненно покачал головой Доцент, до этого момента, всё больше предпочитавший молчать. - Вон, наши туристы в палатках - не ограничивают себя в том, что знают и, судя по шуму, осваивают новые методы, которые принесли с собой современные структуры информационной войны, да мода - на восточные ухищрения. Да и баня не простаивает…
- Эх, молодо-зелено! - вздохнул Бульдозер. - Никаких ограничений.
- Это да, - поддакнул Крон. - Один сексопатолог вспоминал случай, из своей практики. Пришли к нему молодожёны. Начали они новую совместную жизнь быстро, много и с помощью тяжёлой артиллерии.
- Это как? - удивился Комбат.
- Как-как! Взялись за дело рьяно: не с обольстительного нижнего белья, и даже не с ролевых игр, а сразу с видеокассет. В результате, на приём пришли два выпотрошенных, не могущих видеть друг друга, пациента.
- В этом возрасте, желают всё много и сразу, - вынес свой вердикт Почтальон, вернувшийся с улицы, если лесную глушь можно так назвать. - Любовь это или нет - нужна проверка временем и, как это часто бывает, чувства не выдерживают, испаряясь на нет. Тема избитая и поэтому, хватит про…, у нас дел - невпроворот.
- Слушай-ка, Почта, - подал голос Бульдозер, - а при чём тут макароны?
- Да так - навеяло…
…
Кащей осваивал ремесло художника и гримёра, в одном лице. Пластмассовые манекены выходили, из-под его кисти партиями, местами напоминая покемонов, но, как сказал Комбат: "Мы не хохлому осваиваем, или городецкую роспись и, даже - не Палех. Так что, нелепые красные разводы на розовом пластике - то, что надо!"
- Почерней, только малюй, - добавил Крон. - Не на детской киностудии работаешь. Реализм нам тоже не помешает.
Уяснив для себя суть проблемы, Кащей старался, как мог и теперь, заглянув через плечо, Крон схватился за голову:
- Кащей! Ты что творишь?
- А что? - растерянно спросил художник, наивно моргая глазами, изображая из себя исключительную невинность.
- Это тебе не салон красоты, а театр ужаса! - пояснил главный критик. - Уберите его, пока он всех манекенов не перепортил.
- Это в каком смысле? - настороженно уточнил Комбат.
- Во всех…
Если бы Кащей знал, сколько времени ему будет сниться чёрно-синий фингал, с лёгкой примесью пурпура на пластмассовом лице, который он любовно выводил уже с добрых полчаса, то он бы ни за что не взялся за его исполнение. Просто бы вывалил на пустую голову банку с краской и сказал, что и так сойдёт. Что думал манекен, мастер не задумывался, справедливо полагая, что тому нечем осмысливать происходящее. Натягивая армейские штаны на очередную пассию, он поймал себя на мысли, что: "Вот ведь как получается: замерзают живые и по логике вещей, одевать бы их, но чаще возникает желание сделать всё наоборот. Неживой материи одежда ни к чему, а я тут мучаюсь, пытаясь приладить на пластиковую тётеньку мужские портки".
На каком-то этапе вдохновение покинуло мастера, повергнув последнего, в неконтролируемую ипохондрию.
- Как бы у него творческий застой, плавно не перешёл в творческий запой, - высказал опасение Крон, озабоченно посматривая на сиротливо стоящий в углу бидон и на мастера художественной росписи, по-пластмассе.
Сутулый слонялся рядом, поэтому опасения были не беспочвенными, на что Комбат высказал свою точку зрения:
- Надо что-то решать!
- С бидоном? - наивно переспросил Крон, удивлённо поглядев на друга.
- С обедом.
Из города вернулся Дед, с целым рюкзаком драных лифчиков и чулок. На какой свалке он побирался, добытчик так и не сказал. Привезя новые порции амуниции для манекенов, он занялся делом, которое не требовало отлагательств. Почёсывая бороду, он принялся сортировать товар. Торчащие из рюкзака руки и ноги, делали Деда похожим на особо опасного маньяка, а пламенный революционный взгляд, мобилизующий остальных на воплощение идеи в жизнь, окончательно убеждал в этом. Подвалив Кащею дополнительную халтурку, он, с чувством выполненного долга направился к столу, а художник возмутился. На помощь ему пришлось срочно выделять дополнительные людские резервы, без дела шляющиеся по избе и работа закипела, пока на стол накрывались харчи.
После обеда все пошли разносить манекены по местам боевой славы. Как сказал Дед: "Кому бесславие, а кому ещё хуже!" Торчащая из ямы окровавленная нога в камуфляже, присыпанная прелой листвой, даже у инициаторов действа оставляла в душе неизгладимое впечатление, так что тогда говорить о девичьих душах, в хрупкой оболочке, наивно пробегающих мимо с игрушечными автоматиками. Разорванная снарядом рука, в нужный момент, с помощью лески приходила в движение. Это на тот случай, когда статические визуальные эффекты не возымели нужного действа и, приходилось прибегать к динамическим. Вообще-то, Дед не был кровожадным человеком, но, на войне, как на войне и, к сказанному выше, из ямы доносился душераздирающий стон, извлечённый из недр братской могилы замаскированным динамиком. По признанию одного из игроков, в этот момент он подумал о том, что это их предшественники, из первой игровой партии, а они попали в руки опасных преступников, не оставляющих сомнений в маниакальной наклонности к убийствам организаторов шоу. Один игрок побелел, когда вошёл в избу и увидел, стоящий на столе безобидный утюг. Выжигательный прибор, с помощью которого Крон делал карбонизацию трубки собственного изготовления и, принятый посетителем за паяльник, добавили седых волос страйкболисту, а ведь мастер только имитировал обкуривание табачной камеры чаши - реактора, как он сам её называл.
Комбат с Доцентом минировали поляну. Провалиться по колено в навоз, может быть, и не самый страшный испуг, но приятного мало, да и в городе, ещё долгое время за агронома принимать будут.
- Много не сыпь, - сказал Комбат, критически оценивая качество органического удобрения.
- Чего - дерьма жалко, что ли? - удивился Доцент проявлению бережливости друга.
- Ловушки будут пополняться по мере срабатывания, - пояснил минёру партнёр. - Как бы они не демаскировали себя, раньше времени - полнотой содержания и запахом колхозных угодий.
- Ты лучше подумай о том, чтобы края ям были пологими, - выдвинул свои соображения Доцент. - Не хватало нам, чтобы игроки ноги переломали.
Отойдя в сторону и оценив проделанную работу, друзья убедились в том, что ловушки замаскированы надёжно и обнаружить их, можно только методом тыка, то есть личной проверкой. Постояв ещё некоторое время, удовлетворённо любуясь результатом, компаньоны понюхали воздух и направились к избушке, предвкушая сытный ужин, со всеми вытекающими.
Осень накрыла полигон, как всегда, внезапно. Не успев удивить пронзительной желтизной листьев, она уже сбрасывала их с деревьев, а промозглый ветер гнал коричневый мусор, по своей прихоти, вдаль. Убийственно-пораженческие настроения завладели умами и осеннее обострение полностью распоряжалось ристалищем. Никакие средства, от межсезонной хандры, не помогали. Взоры отдельных индивидов, всё чаще обращались к одиноко стоящему бидону, как к единственному действенному средству, по их убеждению. Сороковка с ног уже не валит, а вдруг в нём - крепче?