- Нас предупредили о вашем прибытии, - сказал чиновник по-английски. - На автобусной остановке в зелёном секторе вас ждёт машина - синий "Песчаный леопард" номер 22\116. Она запрограммирована на доставку вас к месту назначения.
- Благодарю вас.
- Желаю хорошо провести время на Марсе и решить все дела.
- Обязательно…
Все преграды пройдены. Вот она, автобусная остановка, о которой рассказывал китаец.
Вот зелёный сектор. Вот синий "Песчаный леопард" - каплевидный, новенький скоростной марсоход.
- Двадцать два-шестнадцать, - сказал Шестернёв. - Наш.
Я провёл по гнезду детектора идентификационной карточкой. Дверь марсохода съехала в бок, открывая проход.
- Садись, - кивнул я Шестерневу.
Тот устроился на переднем сиденье. Я же на миг задержался. На меня нахлынуло какое-то неопределённое, трудноуловимое чувство. Предчувствие опасности? Не пойму. Меня отучили легкомысленно относиться к движениям своей души - она воспринимает волны, идущее из будущего. Итак, есть опасность или нет? Не могу понять… Я прикрыл глаза. Вроде чисто… А, была не была.
Я устроился в кресле. Оно не было жёстким и неуютным, как то, что досталось китайцу-контрабандисту.
- Добро пожаловать, - послышался голос бортового компьютера. - По программе администрации внешних поселений Марса вы будете доставлены в Олимпик-полис. Расчётное время в пути - три часа тридцать минут. Температура поверхности за бортом - минус тридцать пять градусов. Ветер - пятнадцать метров в секунду. Вероятность пыльной бури - два процента.
Незначительная. Однако вы можете ждать в космопорту более благоприятного прогноза.
- Сколько ждать?
- От пяти часов. Дальнейшее прогнозирование затруднено.
- Поехали, - сказал я.
- Просьба надеть защитные скафандры.
Только после того, как мы облачились в стандартные марсианские скафы, машина двинулась с места…
Красный и чёрный - главные цвета на Марсе. Свой кровавый, пугающий многие поколения землян цвет Марс получил благодаря изобилию гидратированных окислов железа. Чёрный базальт и серый снег придавали пейзажу только большую мрачность. Вдоль дороги из стеклобетона, очерченной светящимися линиями, шли трещины, кратеры, скальные обломки. На горизонте маячил гигантский горный хребет.
Вскоре смотреть на однообразный ландшафт надоело. Действительно, привыкаешь ко всему моментально. В том числе и к мысли, что находишься на другой планете.
- Резкое осложнение метеорологической обстановки, - проинформировал бортовой комп. - Мы с вероятностью в восемьдесят процентов войдём в зону пыльной бури.
- Вот чёрт!
Марсианская пыльная буря - это нечто из ряда вон выходящее. Впрочем, раньше они были обычными бурями, но с изменениями плотности атмосферы стали просто ужасающими.
- Буря - семь баллов по восьмибалльной шкале Годунова-Базеля, - продолжал радовать комп.
- Где можно переждать бурю?
- Посёлок "Рудник-никель". Находится на расстоянии часа тридцати пяти минут езды с максимально-возможной для данных дорожных условий скоростью. В случае расчётной динамики бури вероятность достижения посёлка - восемьдесят шесть процентов.
- Рискнём…
Однако вскоре стало ясно, что нам достаются те самые несчастливые четырнадцать процентов. Буря развивалась совершенно не так, как прогнозировали метеостанции Марса. Впрочем, что они твердили, мы вскоре перестали узнавать связь намертво заглохла. Чёрная стена, надвигавшаяся справа, теперь была с двух сторон. Она менялась очень быстро. Что-то от конца света было в этой пляске огромных масс камня, песка и снега. Квантовый увеличитель показал, как вместе с пылинками буря без труда катит огромные валуны, будто они бумажные.
- Красный ифрит, - произнёс я. Это же надо случиться - попасть в первый день пребывания на планете в поле "красного ифрита".
Так поселенцы называли наиболее разрушительные, непредсказуемые, возникающие, будто джинны из бутылки, и пропадающие так же неожиданно бури.
- Влипли, - выдохнул Шестернёв.
- Теперь только держись, - приказал я бортовому компу.
- Остановка. Закрепление…
***
Марсоход плавно опустился на относительно ровную каменистую площадку. По салону пошла вибрация. Сделанные из сверхпрочного состава вибробуры вгрызались в камень, чтобы пробить его на три метра и превратить "Леопард" во вросшую в землю неприступную крепость, способную выдержать любой удар стихии. Почти любой…
Красная тьма навалилась мигом - будто разъярённое гигантское животное прыгнуло на жертву, подминая её под себя, рвя когтями и клыками.
- Сожми зубы, - крикнул я.
Болтало совершенно немилосердно. Волны вибрации пробирали насквозь, миксером взбивали каждую частичку тела. Из желудка поднималась тошнота. Зубы, казалось, сотрутся в порошок. Пыль отвратно скрежетала по корпусу, будто какой-то гигант решил протереть ею броню марсохода насквозь. Сила напора не спадала, а только росла.
Марсоход тряхнуло, и эласторемни так впились в мои плечи, что, казалось, они острыми лезвиями пронзят меня.
Дзин… Лопнула высокая струна. Тонкий такой звук. Стоп, какая такая струна? Это не струна. Кое-что другое.
- Разрушена опора "Б", - уведомил бортовой комп - таким голосом на фуршетах предлагают шампанское. - Самовосстановлению не подлежит. Рост нагрузок на остальные опоры - двенадцать процентов.
Я предусмотрительно опустил шлем скафандра, и теперь голос компа звучал из динамика в шлеме.
Титанокерамическая опора разлетелась, как перетянутая струна гитары. Бог мой, вот так выглядит ад. Я понимал, почему бури назвали "красными ифритами". Мистический кошмар марсианских красных пустынь. Неуёмная сила. Если напор не ослабнет в ближайшее время - нам конец.
Марсоход тряхнуло покрепче. Куда там стихать? "Ифрит" только входил во вкус. Он набросился с новой силой.
Дзинь… Лопнула вторая струна - очередной аккорд похоронного марша. Когда я услышу последний, "ифрит" сорвёт вездеход с места и покатит его по камням, как фольгу ломая и корёжа броневое покрытие.
Дзинь… Третья опора. Слетела к чертям собачьим! Осталось две опоры. Последняя - базовая, самая основательная, продержится дольше всех. Но не намного.
Скрежет достиг немыслимых высот. Так, наверное, хохочут черти в аду. Скрежет проникал сквозь скафандр, терзал жилы и нервы. Он пел какую-то свою, дикую песню. И вместе с ним приходило что-то неописуемое, вне звуковых волн, вне диких всплесков электромагнитных волн, мелькавших в моих глазах кроваво-красными полосами. Из недр планеты вырывалась первозданная, неумная, не знающая удержу сила. Сила, более мощная, чем хлещущий по броне воздух с песком…
Дзинь… Предпоследняя опора попрощалась с нами.
- Опора "Д" разрушена, - вежливо уведомил комп.
- Заткнись!
- Ресурс опоры "А" - семьдесят секунд, - закончил комп.
Господи спаси. Что остаётся мне, кроме как молиться Богу. Сделать я не в силах ничего. Все удивительные способности супера не значат ничего перед лицом разошедшихся стихий. Что супер, что грудной ребёнок в этом кресле - исход один.
- Напряжение критичес…
Голос компа захлебнулся. На этот раз лопнула базовая струна…
Сознание я не потерял. Я оказался в баскетбольном мяче в разгар матча.
- Системы обеспечения вы… - что-то хотел сообщить комп, но вновь отключился. Теперь, похоже, навсегда.
Где верх, где низ? Что происходит? По "Леопарду" будто палили из крупнокалиберных орудий. Кракк!.. По куполу пробежала трещина, и воздух вырвался из кабины. Бух. Марсоход налетел на скалу. Скольжение в никуда прекратилось. Сверху что-то рушилось на нас… Ещё некоторое время вездеход трясло. А потом явилась оглушительная тишина.
"Ифрит" ушёл от нас. Будто и не было его.
Некоторое время я сидел, боясь двинуться и глубоко вздохнуть. Кажется, жив. Уже подарок судьбы. Потом пошевелил пальцами. Рукой. Повернул голову это движение отдалось болью в спине и руке… Точно, живой. Прикрыл глаза, попробовал оценить своё состояние. Не такое плохое, как могло бы быть.
- Володя, - произнёс я.
Нет ответа.
С трудом я повернулся. Шестернёв висел на ремнях без сознания. С трудом я стянул с себя ремни. Марсоход был наклонён носом вперёд, снаружи была тьма.
- Володя, живой?
Я тряхнул его за плечо, и голова за шлемом мотнулась, лоб бессильно ткнулся в стекло.
Я взял его за руку. Индикатор внутреннего диагноста скафандра работал. Пульс - ноль. Дыхания - нет. Моего напарника прибрала смерть.
- Володя, дружище, - прошептал я, сжал его руку под перчаткой скафа и откинулся в кресле. Нет, костлявая, мы ещё побьёмся с тобой.
Жизнь ещё теплилась в теле Шестернёва. Мне нужно было раздуть затухающую искорку. Я мог это сделать. Но мне самому плохо. Ох как плохо. Мне хочется откинуться в кресле и лежать, прикрыв глаза. Но надо работать. Глубокий вздох. Теперь собраться. Почувствовать биение внутренней энергии.
Войти в резонанс с биополем Шестернёва. Что же с тобой, Володя? Внутренних повреждений, переломов нет. Нет ничего, от чего может умереть человек. И всё-таки ты умираешь. Мне это очень напоминает нечто. Да что там напоминает так оно и есть!..
Моё сознание уплывает. Я стою на краю пропасти. Того и гляди - сам рухну в неё. Искра жизни, того, в чём заключена сущность Володи Шестернёва, ускользает от меня вдаль. Я шагаю за ней. Это опасно. Я вторгаюсь в царство смерти. Ничего, не впервой…
Хрустальная прозрачность запредельности. Движения рук и ног заменяет движение силы неуничтожимого "Я".