– Да ладно, не обижайся, – перестал смеяться дежурный. – Я ж так… не со зла. Ну так похож?
– Да я его толком-то и не видел. В палату меня не пустили – у меня ФЛЮ не сделано – некогда было, а из окна разве что-то разглядишь. Кулек какой-то…
– Ну ты, папаша, даешь! – хмыкнул Миха.
– Миха, так и хочется ответить тебе как по писаному…
– Ну-ка, ну-ка… – с интересом подался вперед Битковский, опираясь на согнутые в локтях руки.
– Приходит мужик домой после недельного отсутствия. Жена со злостью: "Ты где был?!" А мужик так сразу: "В кожно-венерологическом диспансере". Тетка в недоумении: "Ну ты даешь!" – а мужик ей отвечает: "Это ты даешь, а я лечусь".
– Да уж… Жизненно! – покачал головой Битковский, вздрагивая от очередного звонка.
– Ладно, пошел я к шефу за порцией причитающихся люлей, – махнул рукой собеседнику Никитин, разворачиваясь по направлению к коридору, ведущему к святая святых отделения – кабинету шефа и туалету, что располагался чуть дальше.
Подойдя к нужной двери, Никитин негромко постучал и сразу же зашел.
– Тащ полковник, разрешите?
Начальник РОУ МВД полковник милиции Смирнов, до сих пор довольно сдержанно, зато с характерной мимикой разговаривавший по телефону, устало махнул рукой, мол, присаживайся. Он всегда говорил: "Присаживайся, сесть всегда успеешь". Вот мозг по-другому уже жест и не воспринимал. Судя по всему, разговор происходил с вышестоящим начальством, которое чихвостило полковника – по-другому обычно начальство не умеет. Смирнов весь раскраснелся – видать, давление подскочило, – но своих позиций не сдавал, что-то пытался объяснить, хотя принципа "я – начальник, ты – дурак" еще никто не отменял.
Помнится, работала в отделении молодая лейтенантша – хулиганье всякое малолетнее курировала. Ольга девка была видная – высокая, ноги длинные и грудь пятого размера, а то и шестого, а уж на язык бойкая – палец в рот не клади. Ну Смирнов вызвал Ольгу на разбор полетов – что-то там ее подопечный учудил – и давай матами крыть против шерсти. Девчонка молчала-молчала, а потом что-то ответила. Что – до сих пор осталось тайной, покрытой мраком. Сама не признавалась, а шефа-то особо не поспрашиваешь. Но Сергей Сергеевич в итоге дико заорал и выставил ее за дверь, а перед тем как филейная часть молодой лейтенантши скрылась в проеме двери, запустил в нее снятой с ноги туфлей. Девица не растерялась, молча подобрала начальственную туфлю сорок третьего размера и вышла из кабинета – шеф же так и остался сидеть с раскрытым ртом и босой ногой в порванном носке. Это уже Битковский рассказывал – ему вечно везет на веселые дежурства. Он потом бегал, упрашивал строптивицу вернуть туфелю ее законному обладателю.
К слову сказать, Олька потом уволилась. Сама. Замуж вышла и укатила к милому куда-то на Север.
Писала потом кому-то из дамочек местных, что устроилась работать в тамошний то ли институт, то ли университет секретарем ректора. А что? Стрессоустойчивость у нее после малолеток как у киборга, в случае чего грудью встанет на защиту начальства или же словом осадит непрошеных гостей. Местные женщины потом долго еще рассказывали, как Ольга осадила какого-то мужичка, решившего покачать права. "Ну а что? – писала она. – Сидит, ждет своего времени. Я виновата, что ли, что он на полчаса раньше примчался? Сидел-сидел, и тут моча ему бросилась в голову – надменно так интересуется: "Вы мне ничего не хотите предложить?" Я ему предложила бы пройти по указанному адресу, но остановилась на предложении жениться на мне. Мужик шутку не заценил. Да я и не Петросян!" Как потом оказалось, ректор, не заимевший еще привычки швыряться в нерадивых подчиненных туфлями, только укоризненно покачал головой и проговорил: "Ольга, ну так же нельзя!" Разве что пальчиком не погрозил.
Полковник Смирнов был пятидесятилетним седым мужчиной с чисто буденновскими усищами и всегда гладко выбритым подбородком и предпочитал порядок во всем, что касалось работы. Невысокий, коренастый, с небольшим пузиком, выпирающим над брючным ремнем, он всегда пытался втянуть животик, как только в поле зрения появлялась более-менее симпатичная женщина, но в то же время мог вовремя вставить крепкое словцо, придавая ускорение или нужный вектор движения своим подчиненным.
– Придурок толстозадый! – в сердцах ругнулся Смирнов, как только бросил трубку, но потом вспомнил про Виктора. – Ты ничего не слышал! Чего пришел? Говори! Только быстро, потому как вызовов навалилось, а свободных людей практически не осталось.
– Да жена у меня родила сегодня ночью, Сергей Сергеич.
– Поздравляю. А кто отец?
– Шеф, очень смешно! – поднял брови Виктор. – Оборжаться можно…
– Ладно тебе, Никитин, – примирительно улыбнулся полковник. – Что, даже пошутить нельзя? Ну родила жена, а я-то тут при чем? – задал он резонный вопрос, взяв со стола лист бумаги и приступив к внимательному чтению текста. Это было одно из качеств начальника – делать несколько дел одновременно, чтобы все успеть.
– Да мне бы отгул, жену навестить.
До этого красное лицо полковника, не успевшего окончательно отойти от выволочки начальства, сделалось и вовсе пунцовым. Приветливость и доброта слетели одним махом. Он рывком подскочил со стула, невольно смяв лист бумаги в руке, да как гаркнул:
– Какой, в крыскину норку, отгул, Никитин?! Ты че, охренел?!!! Ты видишь, что у нас творится?! Телефон у дежурного красный, как нос у алкабота, мужики все в поле, а еще только утро. На вокзале вообще непонятно какая хрень произошла. – Полковник только сейчас заметил, что лист превратился в смятое нечто, и начал его старательно расправлять, все еще продолжая ругаться, хотя уже и не так интенсивно. – А он – отгул! Какой, на хрен, отгул? Вали отсюда, капитан, пока я тебя на ноль не умножил!
Виктор встал и, скрипя от злости зубами, вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Оказавшись в коридоре, капитан Никитин сделал три глубоких вдоха и попытался успокоиться. "Ладно, если не получается в лоб, мы его на кривых объедем. Нормальные герои всегда идут в обход!" Виктор развернулся и пошагал обратно к дежурному узнать, что за ахтунг такой творится, о котором шеф обмолвился между нелицеприятными эпитетами в адрес подчиненного. Практически подойдя ко входу в "аквариум", капитан услышал какую-то возню и крики – тонкий фальцет, звеневший на пределе ультразвука, и голос Михи, который крыл всех тринадцатиэтажными матюгами. Опер поспешил на шум. Оказалось, в "обезьяннике" потасовка. Один – седой дядька лет пятидесяти в дешевом костюме с оторванным рукавом – бросался на второго. И не просто бросался, а пытался укусить.
– Эй, а ну угомонись! – сквозь стекло кричал дежурный, но слова проходили мимо ушей дебошира. – Уймись, урод!
Второй же, классического вида бомж с нечесаной бородой и засаленными лохмами седых волос, орал, как павиан в брачный период, и пытался увернуться от нападавшего, прыгая из угла в угол в четырех квадратных метрах клетки.
– Мих, что опять? – дернул на себя дверь в дежурку капитан, заглядывая внутрь.
– Да я знаю?! – повернул голову к Виктору Мишка. – Этот лежал себе спокойно на лавке и никого не трогал – его сегодня утром доставили. А потом поднялся и начал кидаться на бомжа. Слышь, ты, я не знаю, что я сейчас с тобой сделаю! – ударил кулаком по столу оперативный дежурный и тут же скривился от боли – не подрассчитал слегка, и удар получился весьма болезненным.
Его терпение кончилось, потому как без помдежа, который не явился на службу (нового так и не назначили), приходилось трудновато, а тут еще и эти идиоты потасовку устроили. Битковский, схватив наручники, вышел из "аквариума", отстранив Виктора, практически дошел до решетчатых дверей и застыл как истукан, увидев, как умалишенный дядька в драном костюме загнал бомжа в угол и, схватив того за руку, смачно впился в нее зубами, абсолютно не обращая внимания на вонь, идущую от бомжа, и грязную одежду.
Бомж заорал во все горло – хоть на нем и была куча разномастных тряпок, но псих все же добрался до плоти – на куртке проступили кровавые пятна.
– Где ключи от "обезьянника"?! – гаркнул Виктор остолбеневшему с наручниками Битковскому.
– Черт! – плюнул в сердцах Миха и, буквально в два прыжка добравшись до дверей, ведущих в кабинет дежурного, чуть не снес капитана, который двигался к клетке. В этой суматохе он просто забыл взять ключи, когда выбегал в холл.
А нападавший оттолкнул руку истерично орущего бомжа и, хватко вцепившись тому в плечи, уже грыз горло. Кровь так и брызнула фонтаном, щедро окрашивая в алый цвет пол и решетки "обезьянника" вместе с нападавшим и его жертвой. Помещение тут же наполнилось тяжелым запахом, как на скотобойне. Бомж уже перестал орать. Поскользнувшись в собственной крови, он свалился на пол и просто булькал, пока псих, весь измазанный в крови, с чавканьем глотал куски. Да-да… именно жрал – судорожные глотательные движения были видны очень четко. Виктор чуть не блеванул – всякого повидал на этой работе, но такого… Ком подступил к горлу, стало дурно.
Из кабинета выбежал Миха и остолбенел, мгновенно изменившись в лице.
– Т-твою налево! Че з-за хрень? – От перепуга капитан начал заикаться, испуганно таращась на кровавую картину и не находя сил отвести взгляд.
– Миха, бегом к Сергеичу, зови его. А я щас.
– Ага, – кивнул дежурный, выходя из ступора. – Только в туалет заскочу.
А ненормальный продолжал жрать бомжа, отрывая зубами плоть, будто бездомный пес. Все вокруг было в крови: видать, первым укусом повредил артерию, потому как фонтан бил изрядный.