– Ладно, как в Москву выбираться будем? – Батоныч, покряхтывая, встал и протянул мне руку.
– Это ты меня спрашиваешь, как выбираться? – опираясь на руку друга, я тоже принял вертикальное положение и машинально принялся отряхивать гимнастерку. – Это ты здесь абориген, в моем мире всё по-другому.
– Мы, похоже, где-то между Рославлем и Обнинском… – зачем-то взглянув из-под ладони на солнце, сказал Батоныч.
– Между… Хорошо сказал! – восхитился я. – Километров триста… между… Хорошо хоть, что с направлением не ошибемся – надо просто вдоль "железки" идти.
– Тогда пошли! – решительно сказал Володя и бодро двинулся в сторону насыпи. Я попытался последовать его примеру, но на третьем шаге ноги подломились.
– Эх, да ты совсем какой-то… дохлый! – проворчал Бат, помогая мне подняться. – В прошлый раз вроде бы такого не было – я себя просто "огурцом" чувствовал.
– Так и я тоже! – обиженно отвечаю я. – Хрен его знает, с чего так торкнуло…
Закинув мою руку на плечи, Володя буквально потащил меня на себе. К счастью, нам сразу повезло – далеко идти, а вернее, брести, не понадобилось: по железной дороге проезжала мотодрезина с ремонтниками. Увидев нас, мужики притормозили и самый здоровенный крикнул:
– Помощь нужна?
Эх, хорошо, что здесь Советский Союз "кончился" всего пять лет назад – люди до сих пор сохранили чувство взаимопомощи! Дрезина (открытая платформа размером с кузов грузовика и будочка машиниста) остановилась, когда Батоныч ответил "да".
Парни в оранжевых жилетах (а в моем мире это были бы сорокалетние тетки) помогли нам залезть на платформу и усадили на бухты провода. Я думал, что сейчас начнутся расспросы: кто мы такие и как дошли до жизни такой, но, к моему удивлению, ребята только поглядывали с любопытством на нашу военную форму. Вопросов никто задавать не стал, даже бригадир ограничился фразой:
– Аптечку достать?
Батоныч молча мотнул головой, и весь дальнейший путь мы проделали в тишине. Впрочем, ехали недолго – всего полчаса, до ближайшей станции при городе Угра. Там нам помогли спуститься с платформы и дойти до здания крохотного вокзальчика. Здесь Бат, достав из заначки несколько сотенных купюр, приобрел два билета до Москвы. В столицу мы добрались к вечеру, на Белорусском вокзале нас встречал знакомый "Гелендваген" (я вспомнил свой "субарик" и загрустил), ведомый Очкариком. Ему полковник позвонил из Угры.
– Борис, в каком году война закончилась? – не успев залезть в салон, спросил Володя.
– В сорок четвертом, Владимир Петрович! – четко ответил Очкарик.
– Число, месяц? – уточнил я.
– Девятого апреля тысяча девятьсот сорок четвертого года, – блеснул стеклами очков Борис.
Мы с полковником Батом переглянулись. Перед нашим отъездом на фронт День Победы отмечали первого апреля 1944 года. Это что же, это наше путешествие, проведенный бой с превосходящими силами фашистов, разгром целой танковой дивизии повлияли на историю отрицательно? Что могло произойти?
– Непоня-ятно! – протянул Батоныч. – А ядерная война в пятидесятых была?
– С кем? – удивился Очкарик.
– С блоком НАТО! – пояснил я.
– А что это?
– Э-э-э… – завис я, и Батоныч решил прийти мне на помощь:
– С западными странами! С США, Англией, Германией и присными.
– Нет, мы с ними не воевали никогда! – на секунду задумавшись, Очкарик решительно мотнул головой.
– Никто на наши города атомных бомб не сбрасывал? – все же решил уточнить я.
– Не было такого! – твердо ответил Борис. – Да и кто на нас полезет, мы же самая мощная держава на свете?!
– Что, и Советский Союз не распался? – усмехнулся Батоныч.
– Распался! – понурился Очкарик. – Три года назад!
– Твою мать! Стараемся, стараемся… – в сердцах сказал я.
– Ладно, не будем мельтешить под клиентом. Доедем до офиса и все узнаем! – сказал Володя.
Однако дальше пошли новые странности: улицы Москвы выглядели если и не празднично, то светло и чисто – не сравнить с предыдущей "версией" мира. Но и это оказались еще не все сюрпризы – штаб-квартира ОПГ Владимира Бата оказалась совсем в другом месте и другом здании. Володя, выйдя из машины и оглядев четырехэтажный дом, декорированный в стиле ар-нуво, только фыркнул и почесал затылок.
– Торговали – веселились, подсчитали… – сказал Батоныч, входя в довольно роскошно обставленный вестибюль, с деревьями в кадках и зеркалами от пола до потолка, но с неизменными Коляном и Димоном у стойки ресепшена (правда, облаченными в приличные костюмы старомодного покроя). – Пойдем под душ, перекусим и ныряем в Библиотеку.
Помылись, оделись в чистое и перекусили всего за полчаса, такой странный сдвиг даты окончания войны в обратную сторону просто жег душу. Дожевывая на ходу бутерброды, мы вернулись в кабинет директора и сразу прыгнули за мини-ЭВМ, которых здесь насчитывалось аж три штуки.
На первый взгляд изменений по сравнению с прошлой ситуацией было очень немного. Из более-менее существенных мы смогли обнаружить только "Операцию "Встречный пал", начавшуюся 7 июля 1941 года, в ходе которой наши войска разгромили более сотни немецких аэродромов. Причем атаки производились и с воздуха, и с земли. В наземной фазе операции задействовали не только диверсионно-разведывательные группы Осназа НКВД, но и выброшенные в тыл врага подразделения воздушных десантников. На вражеские аэродромы нападали даже окруженцы – к ним за сутки-двое до начала операции отправились делегаты связи на "У-2" и парашютах с приказом прекратить пробиваться на восток, а вместо этого выдвинуться в указанный квадрат и всеми силами атаковать расположенный там аэродром.
Это сработал конверт с картами, переданный мной сержанту Гаврилову, на которых Очкарик нанес координаты вражеских объектов.
Оценки уровня подготовленности и проведения "Встречного пала" в среде профессиональных историков были диаметрально противоположными: от "чудовищного бардака и неразберихи, приведшими к умопомрачительным потерям задействованных в ее проведении сил и средств" до "блестяще проведенной операции стратегического масштаба, подготовленной в рекордно короткие сроки". Но, как бы там ни было, в результате масштабной операции Люфтваффе на порядок снизила свою активность на Восточном фронте. Ну вот буквально: по сравнению с концом июня следующие полтора месяца количество самолетовылетов немецкой авиации в день упало в десять раз.
Более того, существенная часть исследователей утверждала, что Люфтваффе так никогда и не смогло оправиться от тех потерь, которые оно понесло во время "Встречного пала". И, похоже, это утверждение оказалось близко к истине. Особенно в том, что касалось личного состава. Я аж тихонько застонал от восторга, прочитав список немецких асов, которые погибли во время атаки на аэродромы: Ганс Филипп, Герман Граф, ярый нацист Рудель, Гейнц Бэр, Вильке, Друшель… Всего на том сайте, где я раскопал эту инфу, упоминалось около сорока имен, большую часть из которых я не знал. Причем подавляющее большинство этих "рыцарей неба", "экспертов" и "королей" лишилось жизни на земле, под бомбами, осколками минометных мин или от пуль десантников и окруженцев.
Но и наши потери во "Встречном пале" действительно оказались очень большими. В этом отношении критики были правы: из трех с половиной тысяч самолетов, задействованных в этой операции, безвозвратно потерянными оказалась половина, а из тех, кто принимал участие в наземной фазе, не выжил практически никто…
Однако крутого перелома в 1941 году не произошло. И даже резкое снижение активности Люфтваффе не слишком помогло. Более того, по сравнению с предыдущим (альтернативным самому исходному) вариантом истории немцам даже удалось замкнуть парочку довольно значительных котлов. Хотя тот Минский котел, из-за которого мы с Батонычем и рванули в прошлое на "Т-72", удалось-таки не допустить.
Общие потери Красной Армии вследствие снижения наступательного порыва немецких войск из-за резкого падения авиационной поддержки все-таки снизились. Точных цифр ни "моего", ни даже "предыдущего" варианта я не помнил, но ощущение присутствовало…
И к сожалению, первый год войны прошел по очень похожему на все предыдущие сценарию. Только исходные рубежи декабрьского наступления оказались в очередной раз сдвинуты на запад. Километров на пятьдесят – семьдесят… Следовательно, вся остальная информация, скрупулезно подготовленная нами, так и не дошла до адресата, сгорев, вероятно, вместе с танком.
Впрочем, никакая информация не может быть воспринята и использована мгновенно. Даже если все полученные от нас сведения смогли бы быстро проанализировать и принять к исполнению (а судя по операции "Встречный пал", все так и было), то и тогда не факт, что изменившаяся, и весьма существенно, обстановка соответствовала бы нашим "разведданным".
Хорошо еще, что "работали" две первые большие посылки: войска освоили новые уставы и наставления за несколько месяцев. А промышленность сумела пустить в производство новые образцы боевой техники и насытить ими войска примерно за год-два. Впрочем, далеко не все…