Так, все, довольно терять драгоценное время на никому не нужные размышления! Идет война, страшная война на выживание, и дорог каждый час. Будет время – чтоб тебя, снова время! – он еще поразмыслит над этим, но сейчас нужно заняться делом. Например, дать задание "генералам промышленности", благо технической документации – подробнейших чертежей, технологических карт сборки, характеристик необходимых материалов – в посылке из будущего предостаточно. Разумеется, в этом году армия вряд ли получит новые образцы вооружений, между даже самыми подробными чертежами и выполненной "в металле" машиной, проходящей полигонные испытания, лежит целая пропасть, но главное – начать их разработку. А пока необходимо научиться максимально эффективно использовать то, что есть – во время одного из разговоров Дубинин упирал на то, что нынешние танки и самолеты РККА могут успешно противостоять технике Вермахта, главное, правильно их применять. И переданные комиссаром новые полевые уставы должны в этом помочь.
А сейчас стоит переговорить с Молотовым: есть кое-что, о чем Вячеслав Михайлович пока не знает, но что ему обязательно нужно узнать. Пожалуй, отношения с американцами и англичанами стоит строить на несколько иной основе, нежели в том варианте истории, о которой рассказывал товарищ Дубинин.
Подтянув поближе телефон и дождавшись ответа секретаря, Иосиф Виссарионович распорядился соединить его с председателем Совнаркома. Несколько мгновений в трубке раздавались длинные гудки вызова, затем незнакомый мужской голос ответил, непривычно растягивая слога:
– Аллё?
Помолчав несколько секунд, Иосиф Виссарионович спросил:
– С кем я разговариваю?
– А сам-то ты кто, дядя? – развязно осведомился абонент. – Номер не попутал по пьяни?
– С вами разговаривает товарищ Сталин! – отрубил Вождь, уже начавший понимать, куда он, собственно, попал.
Ответ ошарашил:
– Слышь, фраер, у меня было тяжелое детство, высокая няня и каменный пол, так что шуток я в упор не понимаю. Особенно таких. Еще раз позвонишь – ноги переломаю и скажу, что так и было.
– Ви не поняли, – в голосе Иосифа Виссарионовича прорезался ощутимый грузинский акцент, что свидетельствовало о сильном волнении и раздражении. – Миня зовут Иосиф Виссарионович Сталин! Нимэдлэнно пазавите к тэлэфону полковника Владымира Пэтровича Бата или таварища Виталия Дмытрыевича Дубинина!
Глава 11
1 июля 2015 года, Москва
Разговор со Сталиным у нас прошел (ну, или как минимум начался) очень похоже на то, как это бывает, когда пятилетние пацаны прибегают к кому-то из взрослых пожаловаться на хулигана. Все эти "а он…", "а мы…", "а они…" и поток неструктурированной информации насчет того, чего там натворил хулиган. И вот тут-то Иосиф Виссарионович показал нам с Батом класс руководителя высшего ранга, всего парой фраз приведя наши мозги в порядок и направив разговор в конструктивное русло.
– Так, я понял! Попрошу вас, товарищи, прэкратить истерику и сообщать факты четко и по существу!
После этих слов Сталина мы с Батонычем, резко замолчали и переглянулись. А потом одновременно вздохнули. Ну да… истерили. Не по-женски, конечно, но – истерили. Было б кому – и морды бить начали, не потому, что заслужили, а так – стресс снять. Ибо мужская истерика, она именно так и проявляется…
А Иосиф Виссарионович между тем продолжил:
– Во-первих, как я понял, ми и в этот раз немного приблизили победу? – Сталин сделал короткую паузу, и не успели мы, обменявшись взглядами, договориться, кому отвечать, добавил: – На этот вопрос пусть отвечает Виталий Дмитриевич.
– Так точно, товарищ Сталин, – тут же отозвался я.
– Хорошо. Тогда будем считать, что, несмотря на все негативные изменения, наша с вами предыдущая работа все-таки принесла положительные результаты. Что же касается… – тут Сталин слегка запнулся, но затем твердо произнес, – ядерной войны, то… это, конечно, плохо. Но ми с вами и без нее знали, что мировой империализм будет делать все, чтобы уничтожить первое в мире государство рабочих и крэстьян. Тем более что, как я понял из… – тут Иосиф Виссарионович явно нас пожалел, очень аккуратно обозвав наш "поток сознания", – той не слишком внятной информации, которую ви довели до меня к настоящему моменту, ми эту ядерную войну все равно вииграли. Или как минимум нэ проиграли. Так?
– Так точно, товарищ Сталин, – снова повторил я.
– Поэтому я не вижу повода для той паники, которую ви тут мне устроили. Нет, ядерная война, это, как я понял, очень плохо. Но сам факт нашего текущего разговора говорит о том, что у нас есть как минимум еще один шанс попытаться как-то исправить ситуацию. Нэ так ли? Более того, частично она уже исправлена. То, что ви смогли мне сообщить об этой войне – уже меняет положение дел. Совершенно понятно, что теперь ми будем уделять развитию ядерного оружия куда больше внимания, чем ранее. И несомненно, сумеем стать сильнее. А кстати, в каком году оно появилось у СССР в текущей истории?
Мы с Батонычем опять переглянулись, после чего он распахнул дверь дежурки и со всех ног дунул по коридору к своему кабинету. За ноутбуком. Не обратив никакого внимания на ошалелые глаза мнущихся в коридоре сотрудников из состава дежурной смены, которых мы выставили из их "кабинета", едва в него ввалившись. Я нервно хмыкнул. Да уж, недаром армейская мудрость гласит: "Генералы не бегают, потому что в мирное время это вызывает смех, а в военное – панику…" Вот интересно, а какое у нас сейчас время – мирное или военное?
– Виталий Дмитриевич?
Я поспешно прыгнул к двери, закрыв ее, ибо сразу по появлении в дежурке мы, чтобы иметь возможность говорить обоим, перевели телефон в "громкий" режим. И нам с Володей совершенно не нужно было, чтобы личный состав задавался недоуменными вопросами насчет того, почему это их великий и грозный начальник бегом носится по коридору, повинуясь указаниям какого-то клоуна, разговаривающего по телефону голосом Сталина…
– Слушаю, товарищ Сталин?
– Как ви считаете, какие технологии необходимо освоить СССР кроме атомных, чтоби нэ допустить развития ситуации, которая привела к ядерной войне?
– Ну-у-у-пф… – мои мысли нервно заметались в голове. – В первую очередь – ракетные. Мы пока не до конца разобрались с тем, какие решения привели к началу той войны, но я не сомневаюсь, что ключевым было решение американцев. В моей истории… ну той, первой, к ней еще очень сильно призывал Черчилль, но именно призывал, потому что собственных ресурсов для ведения подобной войны у Англии не было. Так что американцы – ключевой фактор. А они это решение приняли потому, что были уверены в том, что их территорию достать невозмож… – и тут я осекся. Интересно, а когда в этом варианте истории были приняты на вооружение самолеты "Ту-95"? Или что-то похожее… И не послужило ли принятие их на вооружение неким спусковым крючком, некой последней "соломинкой, переломившей спину и так тяжело нагруженного верблюда" и приведшей к принятию решения о начале этой войны? Интересно, а кто там у США президентом был в это время-то? А директором ЦРУ? Как у них мозги работали? Как они реагировали на то, что считали вызовом? Ой, сколько вопросов-то…
В этот момент в дежурку влетел Бат и, усевшись за стол, разложил ноут… Черт! Не ноут, а микроЭВМ! Все время лезут на язык старые названия. Настольные рабочие станции здесь именовались мини-ЭВМ, а ноуты – микроЭВМ…
– Я слушаю, – напомнил о себе Иосиф Виссарионович.
– А? – вздрогнул я. – Прошу простить, товарищ Сталин, тут одна мысль пришла… Вполне возможно, что война разразилась именно в этот момент потому, что у СССР появилось средство доставить бомбу непосредственно на территорию США. То есть реальный стратегический бомбардировщик. Вот они и решили жахнуть – пока мы не развернули массовое производство этих самолетов, и их стратегическая неуязвимость окончательно не ушла в прошлое. Но я вот думаю, что если у СССР такая возможность благодаря ракетному оружию окажется гораздо раньше – начать войну они уже не рискнут.
– Прошу прощения, разрешите обратиться? – подал голос Володька, забавно совместив в одном и военное, и гражданское обращения.
– Слушаю вас, Владимир Петрович, – отозвался Сталин.
– Я бы еще предложил постараться взять под себя Европу. Ну, по максимуму. Чтобы у американцев аэродромы оказались только в Англии и чтобы подлетное время до наших границ и промышленных центров от этих аэродромов было максимальным.
– Хм, значит, ви считаете, что теперь ключевым моментом войны становится нэ всемерное снижение потерь, а получение контроля над максимально возможными территориями?
– Нет, ну и с потерями тоже бы хотелось поменьше… – слегка смутился Батоныч, – но… да, вы правы. Важнее сделать социалистическую систему значительно, а лучше всего даже кратно сильнее, чем она получилась у нас. Тогда СССР точно…
Я вздохнул.
– Должен тебе сказать, Володь, что У ВАС она и так получилась кратно сильнее, чем была У НАС. И, как видишь, все равно развалилась. Лишь чуть подольше протянула…
– А все потому, что после Сталина к руководству всякие идиоты пришли, – мгновенно разъярился полковник Бат. – Вот если бы не это…
– Так они из той же партии вышли, что и Иосиф Виссарионович, – парировал я. – И как раз его доверием пользовались. Причем У ВАС никакого двадцатого съезда не было…
– Чего не было? – недоуменно переспросил Володька.