Как и стадион с парком, в воскресенье вестибюль пустовал. Мраморные чёрные плиты, по которым Матиас прошёлся утром, ведя перед собой полотёр, казались чистыми и блестящими, словно зеркало: так за весь день никто толком и не потоптался. Сквозь подёрнутые изморозью стёкла входных дверей, вниз от которых спускалась широкая лестница, были видны забелённая снегом, с уже блёкло зажегшимися фонарями округлая ухоженная площадь и три расходящиеся от нее дорожки, мощёные камнем: к больничным корпусам, к стадиону и парку, в город. Городские огни тоже были видны отсюда: здание Организации стояло на холмах.
- Твой код, - начал было Рик снова, но Ян перебил его:
- Посмотри, какой город красивый. Праздничный. Для тебя он тоже должен быть…
Заместитель поморщился, как будто услышал непристойность.
- Что мне до него за дело?
- Не можешь попасть, так просто взгляни. Не отказывайся. Это - дар прорехи, не проклятие.
- Я и не хочу никуда попадать. Мне хорошо тут.
- Рик. Мы обязательно найдём способ.
- Способ - чего? Зачем? Ян, перестань. Я не какой-нибудь неофит, пускающий сопли на вершине холма…
Ян вежливо замолк. Город мирно светился в наступающих сумерках - разноцветные огни, много-много крыш…
- Как ты видишь его? - от последнего директор всё-таки не удержался. - Какой он для тебя, Рик?
- Непонятный и ненужный, - равнодушно ответил друг. - Декорация. Ну, прореха, ну и что…
Он вяло баламутил воду, будто всё никак не мог смыть что-то с пальцев. Размышлял о своём. Перебирание воды было того же рода отстранённым действием, как бросание в неё монет.
- Что случилось? - спросил директор.
- Код, - сказал Рик. - Я из-за него наорал на Капитана.
- Поссорились, - сочувственно отметил Ян.
- Ну, вроде того. Хотя уже помирились. Я извинился.
- Тогда чего киснешь?
- Всё тот же код, представь себе, о чём я и хочу тебе рассказать. Его ведь не Капитан брал.
Ян глубоко вздохнул и зажал в кулаке оставшиеся монетки - стоящие на бамбуковых сваях дома за дверью, которая давно закрылась. Что бы он делал с этой деревней - рис в ней выращивал на продажу, стал местным купцом? Там же вся земля радиоактивная, и вода, и коровы…
- Хорошо. И кто его брал?
- А то ты не знаешь, - ответил заместитель.
- Я поговорю с ней, - терпеливо произнёс Ян. - Только скажи, что она там искала.
- Ничего нового. Читала про Креймера.
- Тогда я не понимаю твоей укоризны.
- Читала про Креймера. Теперь ей это стало интересно. Вот так, вдруг, внезапно… Ян, - заместитель поднял на него глаза, - с чем может быть связан такой интерес?
Директор постарался отреагировать мирно:
- Просто интересуется своими корнями. Семьёй. Она ведь, наверное, даже помнит его…
- Да? - Рик иронично вскинул брови. - Что это за интерес к семье такой, если называется - "спонтанный переброс?" Или это интерес к смерти?
Ян разжал пальцы и высыпал ли в воду - все, до одной, неслучившиеся плантации на заражённой земле. Потом повернулся.
- Извини, - сказал Рик.
- Рассказывай.
Пока снег мёл в наружной загустевающей тьме, Рик рассказывал. Он рассказал всё, что увидел сегодня в базе, но добавил, чтобы успокоить: "Оно не допустит". Ян невесело рассмеялся.
- Не допустит очередной переброс? - сказал он. - Отчего бы?
- Хотя бы оттого, что для спуска на нулевой этаж необходимо "золото". В оба предыдущих раза переброс запускали Идущие, уполномоченные на владение "королевским".
- Может случиться так, что в третий раз "золото" не понадобится. Отключение системы, крупный форс-мажор… Я не вечен, в конце концов.
- Не вечен и слишком добр, да, но как раз на подобный случай у тебя есть заместитель.
- Ты тоже не вечен. Не обижайся.
Рик улыбнулся.
- На это мне нечего тебе возразить. Что тогда - может, ко всем дверям зальём нулевой этаж бетоном?
- Ага, погоди, только я туда перееду, и заливай.
- Оно так без тебя не может? - серьёзно спросил Рик.
- Именно. Без цикличного взаимодействия с человеком потеряет и себя, свою форму… Исчезнет контакт. И никаких больше дверей и нас.
Рик сказал тихо, но так, чтобы Ян услышал:
- Зато ты знаешь, как при случае со всем покончить.
Ян долго смотрел на фонари округлой площади и дальше, на городские огни. Он знал.
- Я не могу ей это запретить, понимаешь? - наконец произнёс Ян. - Не могу сказать: "не ищи себя". Целых четырнадцать лет, которые куда-то пропали.
- Методы у неё противоправные, - заметил собеседник.
- А других и быть не может. Как ещё узнать?
- Вспомнить. Со временем.
- Ну, вот ты же не вспомнил. Хотя для тебя прошло уже почти двадцать.
- Дело в том, что я не хочу вспоминать, - сказал Рик. - Совсем не хочу. Мне понравилось родиться сразу совершеннолетним.
- А я бы искал своё детство, - ответил Ян. - Но это я. Ты не настолько подвержен сантиментам.
- Это хорошо или плохо?
- Главное, что это не мешает тебе жить. Не мешает же?
- Ничуть.
Ян лукаво сощурился, глядя на друга.
- А, может, на самом деле ты всё помнишь, только не признаешься? Рик?
- Может, - смиренно согласился тот. - Ни себе не признаюсь, ни тебе… Разум - странная штука. Запечатывает во много коробок. Дай мне тоже монетку. Или ты что - все их высыпал?
- Все, которые с собой брал, но в ящике стола есть ещё. Рик, вот насколько я помню, ты монеток сюда никогда не кидал. Даже когда был командиром действительной группы и ходил через двери. Почему?
- Просто я не суеверен, - Рик всё же склонился и зачерпнул горсть монет вместе с водой, побежавшей по пальцам. - Да и жалко. Красивые ведь, заржавеют…
Один из брошенных Яном ли лежал как раз поверх блестящей горки.
- Мне везёт, - довольно отметил Рик. - А ещё, Ян… Рядом с тобой, на ёлке, конфетка в красной обёртке. Не эта, карамель… Вот, да. Можно мне её? Интересно, какое предсказание на этот раз попадётся…
VIII
Иногда ему случается заметить их в толпе. Части привычного, памятного в лицах и облике незнакомых людей, эхо-воспоминание, похожее на внезапный укол или яркий проблеск в тумане - то, что можно назвать отзвуком прошлого, его приветом, улыбкой, подмигиванием. Водопад светлых волнистых волос, катящийся по спине женщины, стоящей впереди на эскалаторе, её ладони в карманах брюк - так, подавшись к окну, стояла лет десять назад безымянная уже одноклассница, глазея на первый снег, а Роман был влюблён в неё, невзаимно. Выходящий из автобуса очень высокий мужчина в светло-сером пальто - прямоугольная, будто искусственно деланная узость его плеч, сутулость и ещё то, как он чуть набок и вниз наклоняет свою большую голову, пробуждают картины о давно брошенной секции биатлона и приятеле под два метра ростом. Мелькнувшие во встречном потоке толпы острый небритый профиль и клетчатость шарфа - точь-в-точь учитель рисования. Сигаретно-гаражный, мастеровой, ремесленный дух, где табак смешивается с машинным маслом и канифолью, тянущийся за каким-то усталым работягой… тянувшийся когда-то за отцом, как метка рук, умеющих чинить и создавать, научивших и сына. Сдавленный, краткий, словно силком загоняемый обратно кашель, отрывисто рванувший воздух внутри вагона метро. Когда мать болела, она не любила, чтобы её слышали, и делала так же. Они реют повсюду в звуках и красках, в случайно учуянных запахах, в манере походки или движении женской руки, что машинально поправляет выбившуюся из-за уха прядь - они, моменты прошлого, бывают неожиданны, бывают радостны или даже смешны. Но этот не забавен ни капли. Худые скулы, надменная холодность, некрасивая бледность лица. И волосы - ржаво-рыжие. Да что за ерунда здесь творится?
Этот облик не из ряда частей и частиц, потому как идентичный полностью и цельный. Но чувство всё то же - здравствуй, дружище. Сто лет не виделись. Роман замирает и обращается в слух. Ободок чашки приникает к губам, но раскрыть их и сделать глоток - невозможно. Ему кажется, что он видит сон: острые черты-штрихи, белая с синевой кожа, усмешка. Или же они здесь добавляют в кофе опиаты.
- Неделю тебя не было. Дела?
- Дела.
- Как твои поживают?
- Неплохо. Луч просила передать благодарность за кексы. Сладкоежка мелкая…
- Хе… Очень рад. Спеку ещё.
- Спасибо, Джерри.
- Не за что, искорка, не за что. А дядя?
- Всё мечтает заманить тебя обратно на нашу столовскую кухню. Только тшш… я ничего не говорила, не то ему будет неловко.
- Хе-хе… ладно, ладно, сохраню это в тайне. Но пусть тоже как-нибудь заглянет. Он же знает, что я всегда рад его видеть. Мёд?
- Да, ложечку. Джереми… модный галстук.
- Дать поносить?
- Только в комплекте со штанами.
Двое смеются. Рыжеволосая перекрещивает ноги в аккуратных темно-жёлтых ботинках, заводя ступни за одну из перекладин табурета. Роман тупо отмечает: подошвы ребристые. Бармен извлекает откуда-то из-под стойки блюдце с нарезанным лимоном. Поискав, достаёт к нему шпажки и втыкает пару в яркие полумесяцы. Маркиза Дрю пьёт чай. От той, нарисованной, она совсем не отличается - разве что одежда и прическа другие. Натурщица трехсотлетней с лишком давности. Что она здесь делает?
- Просто шла мимо, - отвечает она на незаданный вопрос.
Роман, всё-таки заставивший себя выглядеть чуть более естественно, чем застывший от изумления истукан, цедит кофе маленькими глотками.
- Почаще так ходи, искорка, - добродушно улыбается бармен. - А вообще гулять в дождь - это на любителя, конечно. У меня вот начинают ныть все кости.