Реутов полюбил наблюдать за сутолокой городской жизни, и временами становилось стыдно. Он пришел поработить этих людей, лишить их свободы, заставить работать на шахтах, сделать их детей мутантами. Вроде тех, что встречаются в подворотнях…
А иногда люди раздражали Реутова. Иль слышал неповоротливые, злые, гадкие мысли и не находил причины их ненависти. Ему, рожденному в стерильных отсеках гигантского корабля, претил серый грязный снег с пятнами помоек в закоулках. Раздражали синие от холода шлюхи, прячущиеся в нишах дверей при появлении патрулей. Было мало понятно, что же держит их в поселении, если приходится зарабатывать на жизнь таким способом.
Реутов шел по улицам, напряженно вслушиваясь в мысли. Просыпающийся город выпихивал из холодных лачуг новые порции людей…
Реутов:
Я переоценил свои силы. Их было слишком много. Слишком много людей, слишком много мыслей. Создавалось впечатление, что в многотысячном городе никто не заметил моего возвращения. Время шло, приближался рассвет. Мы с Ларри были уже часов двадцать в городе и никаких проблесков.
Каморка, где мы поселились, никак иначе называться и не могла. В ней еле поместились детская кровать, стол и кушетка вдоль стены. Кроме того, еще был постоянный грохот шагов, идущих сверху по лестнице людей.
Ларри спала с того самого момента, как мы нашли эту лачугу, и я не торопился ее будить. Но она, наконец, настолько проголодалась, что даже вопреки приказу - внушению, проснулась. Хорошо хоть, что это случилось, когда я был рядом.
- Реутов, я хочу есть! - сказала она, как только открыла глаза.
Я прислушался к себе и, оценив обстановку, ответил:
- Если не считать нескольких сотен насекомых, здесь нет животных, способных утолить голод.
- Ты больше так никому не говори, ладно?
- Почему? Разве здесь едят насекомых?
- Здесь едят совсем другое, Реутов. Но для того, что бы получить пищу, нужны деньги.
- Разве здесь едят эти пластиковые пластинки, в ожидании которых разрисованные красками женщины синеют от холода на улице? Я не могу переваривать пластмассу, и у меня нет времени стоять…
Ларри смеялась. Она просто задыхалась от смеха. И я, в конце концов, начал тревожиться. Уж слишком долго это у нее продолжалось.
- С тобой все в порядке?
- Прости. Нет, здесь не едят пластмассу. Здесь…. Хотя нет. Иди, Реутов. Принеси денег, только никого не убивай.
- Как много тебе их нужно?
- Ну… если они будут золотистые, то штук десять.., а если другие, то побольше.
- Я пошел.
- Не задерживайся слишком долго.
- Хорошо, - послушно согласился я, за одно выясняя у девочки в голове, что сколько по ее мнению "слишком долго".
Я запахнулся поплотнее в подаренные Паханом одежды и вышел на улицу.
Идти далеко не пришлось. Уже скоро, за ближайшим поворотом, увидел стеклянные витрины какого–то места скопления туземцев и в мыслях выходящих оттуда услышал, что все деньги оставили у бармена. Мысли были не особо добрые, и я решил, что некто "бармен" попросту обирал этих людей. Значит, я имел право взять пластиковые карточки у "бармена". Цель была выбрана, оставалось ее обнаружить и осуществить экономическую атаку.
В помещении было тихо и спокойно. Одинокий человек потягивал какое–то пойло из бутылки. В дальнем углу, замышляя какую–то шутку с чужими деньгами, темнокожий человек раскладывал по столу карточки с картинками. На маленькой сцене раздевалась, словно здесь было жарко, с кожей, покрытой пупырышками от холода, костлявая, сильно накрашенная девица. Еще пара женщин сидели на чьих–то коленях, хотя стульев было предостаточно. Человек, стоящий за невысокой стойкой, разливал по стаканам вино. О бармене никто не думал.
- Послушай, приятель, - обратился я к одинокому. - Кто из этих людей "бармен"?
"Псих какой–то" - подумал алкаш, но сказал другое:
- Ты где так нализался?
Интересно, что такое "нализался"?
- В Баттер–тауне. Так который?
- Вон, за стойкой, - ответил алкаш и подумал:
"Может, он сбежал откуда? Пойти что ли, позвать стражу?"
- Забудь! - приказал я мысленно и он успокоился.
А я пошел к низкому ограждению, отделяющему "бармена" от остальных.
У него действительно было много денег. Наверное, сегодня он уже очень многих обобрал. Пластинки стояли ровными рядами в специальной коробке. Сам бармен не был особым силачом и не умел управлять людьми мысленно. Почему же люди отдавали ему местный эквивалент пищи?
- Давай деньги! - обратился я мысленно к бармену.
- Вы что–то сказали, мистер? - сказал он вслух.
- Давай деньги! - не разжимая зубов, повторил я приказ.
- Все? - подумал он.
- Хватит и золотистых.
Он молча сложил золотистые пластиковые квадратики на стойку, и я распихал их по карманам.
- Забудь про меня.
Бармен вернулся к своим делам.
Пока я занимался добыванием еды, у темнокожего не получилась задуманная шутка. И теперь пятеро соседей по столику собрались разбить "его черномазую харю". Мысли у всех пятерых были совершенно одинаковые. Наверное, они были большие весельчаки, и жить без смеха не могли. Мне это не понравилось. Из–за неудавшейся шутки не стоит разбивать, кому бы то ни было, что бы то ни было. Тем более - впятером.
- Эй, черный, иди–ка сюда, - сказал я, и он поспешил выполнить мою просьбу. - Что они хотят от тебя?
- Они говорят, что я шулер.
- А ты кто на самом деле? - я не знал, что такое шулер, но слово не понравилось. Наверное, это было ругательство.
- Я честный человек! - воскликнул он.
Я не смог выяснить, кто же он в действительности; в голове у него была сплошная мешанина. И вдруг, в мелькающих картинках его мыслей я заметил изображение моего звездного корабля. Я приказал ему думать об интересующем предмете и то, что узнал, еще больше подкрепило желание помочь.
- Эй, парень, не лез бы ты не в свое дело! - те пятеро весельчаков тоже подошли и теперь меня разглядывали.
- Пошли, ниггер, поговорим под звездами, - сказал один из них и вытащил из кармана складной нож.
- У тебя есть нож? - спросил я чернокожего.
- Нет, сэр.
- Парень, отдай мне нож и можешь сходить прогуляться с этим чернокожим человеческим существом.
- Да пошел ты… - незнакомец испугался, но эти слова были оскорблением. Пришлось сломать ему руку. Мне даже не хотелось тратить энергию на мысленный приказ.
Он свалился на пол, словно я сломал ему ноги, и завыл. Противно так подвывая. Остальные четверо быстро охладели к шутнику и бросились к валяющемуся на полу приятелю.
- Вставай, Питер. Пошли, мы поможем тебе дойти до госпиталя, - сказал один из них, а уже на пороге добавил:
- Забирай своего ниггера и мотай отсюда. Чтоб я тебя больше не видел. Следующий раз вызову стражу.
Я кивнул, мне кроме чернокожего, видевшего звездную лодку больше никто не был нужен. Ах, нет! Еще Ларри. Я хотел, чтобы после победы она стала жить со мной. Во дворце…
- Спасибо, громила! Я работаю на Трехпалого Сэма и смогу тебя отблагодарить. В любом случае сегодняшний обед за мной, - пробился до моего сознания голос чернокожего.
- Как твое имя?
- Кири Берт, а тебя как кличут?
- Реутов, - с трудом поняв вопрос, ответил я.
- Хелло, Реутов. Куда мне пригласить тебя обедать?
- Туда, где кормят, - мне показалось, что он говорит на другом языке, но Берт засмеялся:
- Ты шутник… Так куда?
- Решай сам, только нужно взять еще Ларри с собой.
- Ларри? Это твоя девка?
Я решил, что девка, это наверняка сокращенное слово "девочка" и кивнул:
- Она уже проголодалась.
- О'Кей, - сказал Берт. - Поехали, я на колесах.
- Я думал, это у тебя ноги, - вырвалось у меня, и я взглянул на его ноги.
Это были ноги. Просто ноги и больше ничего, и никаких колес. Промелькнула мысль, что Берт сумасшедший и слово шулер именно это и значит.
Чернокожий опять засмеялся, хлопнул меня по плечу и вышел. Я вздохнул и последовал за ним.
Выражение "я на колесах" значило, что за углом стоял его механизм для передвижения, изготовленный намного аккуратнее трактора Пахана. Я обрадовался этому открытию, потому что очень не хотел бы иметь сумасшедшего проводника к звездному кораблю,
- Садись, Реутов.
- Здесь не далеко, пошли пешком.
Еще часа три мы истратили на переодевания. Дома не во что было переодеваться, но Берт привез нас в огромное здание, где масса одежды висело на витринах. Ларри была в восторге и совершенно забыла о голоде. Я тоже был рад, подобрав более удобную экипировку. Наконец, мы добрались до места, где кормили.
В довольно большом зале, тесно сгрудившись, стояли столики в окружении трех - четырех стульев. За столиками сидели люди. Некоторые из них ели, другие смотрели; потом они менялись ролями. Явно голодные ели медленно, чтоб не выдать своего голода. Явно сытые ели быстро, чтоб побыстрее забить в глотку ритуальный ужин, или обед, или завтрак и вернуться к своим делам.
Под низким потолком метались от лампы к лампе причудливые облака сизого дыма, который выпускали изо рта уже поевшие. Как они это делали, я разглядел немного позже, когда заметил, что они время от времени прикладывали к губам наполненные какой–то измельченной высушенной травой бумажные трубочки, предварительно подожженные.